Покоритель джунглей - Луи Жаколио

По лицу несчастного струился обильный пот, и только инстинктивная боязнь вдруг прийти в себя во время чудовищных пыток удерживала его в сознании… Ах, если бы он мог вызвать гаев индуса, чтобы сразу получить смертельный удар! Следовало торопиться, через несколько мгновений палач перестанет его понимать. Глаза индуса сверкали странным блеском. Они то загорались, словно у дикого зверя, то взгляд его делался тупым и невыразительным. Едкий густой дым, пропитанный испарениями canabis indica, по-прежнему клубами окутывал курильщика… Рама-Модели вдруг странно рассмеялся, он, несомненно, уже видел свою жертву, корчащуюся в немыслимых мучениях, с губ его срывались слова: «Пиль, Том! Пиль, моя милая собака!» Нет, перед его глазами проходила смерть отца, этот вызванный гашишем мираж был так похож на реальность…

Похолодев от ужаса, понимая, что с пыткой ожидания надо кончать, чтобы не иметь дел с безумцем, способным выгрызть ему череп, как это сделал Уголино с Руджери в страшном вымысле Данте, Максвелл вскочил, ударом ноги перевернул кальян и вцепился в горло индусу. Он повалил его на землю, бросился на него и, обхватив его шею руками, пытался задушить. Но как ни быстро действовал Максвелл, Рама успел крикнуть:

— Ко мне, Нана!

Услышав душераздирающий зов о помощи, Нана прибежал и, мгновенно оценив ситуацию, бросился на Максвелла, опрокинул его и освободил Рама-Модели, сразу вскочившего на ноги. Гашиш не успел подействовать на него, и к заклинателю быстро вернулось обычное хладнокровие.

— Спасибо, Нана, — сказал он принцу, — ты спас мне жизнь, я этого не забуду.

Взглянув на Максвелла с выражением дикого гнева, он сказал:

— Тебе было мало отца, мерзавец, ты захотел еще и сына… Слышишь ли ты крики женщин и грудных детей, взывающих о мести? О, мы посмотрим, сумеешь ли ты умереть. Ну-ка, закури свою сигару, покажи, как капитан Максвелл бросает вызов смерти, вспомни, как ты рисовался в Хардвар-Сикри. Кто здесь говорит о пощаде? Пиль! Пиль, мой милый Том! Око за око, зуб за зуб… А! Ура! Ура капитану Максвеллу!

В возбуждении Рама толкал и гнал его перед собой. Вдруг скала повернулась, и лучи солнца залили вход в пещеру.

Максвелл решил, что спасен. Издав крик, в котором удивление смешалось с безумной радостью, собрав все силы, он выскочил наружу и бросился бежать, не подозревая, где находится. Позади него раздался взрыв зловещего хохота, и он услышал, как звучный голос Рама-Модели произнес ужасные слова: «Пиль, пиль! Нера, пиль! Сита! Вперед, мои милые звери!»

И тут Максвелл услышал треск ломаемых веток, который все нарастал, затем раздался глухой стремительный топот, и он смутно почувствовал, что его преследуют. Кто-то бежал за ним. Он обернулся. О, ужас! Две пантеры с раскрытой пастью, горящими глазами, высунув язык, приближались к нему. Далее все произошло с молниеносной быстротой.

Он резко был опрокинут на землю… Захрустели кости, брызнула кровь… Охваченный ужасной болью, в тот последний миг, когда душа готовится отлететь к таинственным пространствам, последнее, что он слышал, был голос Рамы, продолжавшего кричать: «Пиль, Нера! Пиль, Сита! Вперед, мои милые звери!..» Максвелл был мертв.

Наступила ночь, теплая, благоуханная, молчаливая. В рощах тамариндов, розовых акаций, мастиковых деревьев, окружавших развалины храмов Карли, среди листвы засверкали тысячи беловатых огоньков. Это солдаты 4-го шотландского полка, предупрежденные о том, что их полковник попал в плен, окружили со всех сторон древнее буддистское убежище, чтобы никто из прячущихся там негодяев не сумел скрыться. Вдруг из-за пальмовых деревьев появилась небольшая группа людей, они вошли внутрь развалин, после чего раздались три свистка, многократно отраженные каменными сводами. Это Рудра в сопровождении Сердара, его друзей, а также английских офицеров подал условный сигнал.

Едва прошло несколько минут, как появился Кишнайя. Он не успел сделать ни одного движения, не успел позвать на помощь, как его схватили, связали и сунули в рот кляп. Затем друг за другом, без малейшего шума Сердар и его верные товарищи, офицеры и солдаты проскользнули в подземелья и застали тугов за приготовлением ужина. Никто не оказал сопротивления, никому не удалось бежать. Пока английские офицеры связывали их попарно, из соседней пещеры раздались крики радости и счастья, какие никогда не слыхали эти древние своды.

— Диана!

— Фредерик!

Брат и сестра бросились в объятия друг другу. Двадцать лет ждали они этого часа!

Барбассон, всхлипывая, пробормотал:

— Черт побери! Какая жалость, что у меня нет сестры!

Двадцать лет провансалец не плакал.

Два месяца спустя «Диана» стремительно мчалась к берегам Франции, унося Фредерика де Монмор де Монморена и его семью. Сердар спешил подать ходатайство о восстановлении его в правах.

Добившись исправления допущенной несправедливости, он должен был вернуться в Индию, где собирался поселиться его зять с семьей. Сам Сердар поклялся жить и умереть в этой прекрасной стране, колыбели индоевропейской цивилизации, ставшей второй родиной для его благородной, мятущейся души.

Возможно, нам доведется встретиться с ним там.

Нана-Сахиб, которому была отвратительна мысль о том, чтобы стать пенсионером — пленником англичан, остался в Нухурмуре дожидаться возвращения Сердара, чтобы окончательно решить, на каком острове поселиться. После того как умер Максвелл, а Кишнайя и его гнусные приверженцы были повешены вокруг развалин Карл и, никто больше не мог потревожить покой принца в его таинственном убежище.

Барбассон стал главным комендантом Нухурмура, под началом у него находились заклинатель, Нариндра и Сами. Он написал папаше Барбассону, что предсказание его пока не сбылось, и послал ему сто тысяч франков из миллиона, полученного от Наны за службу.

Никто и не вспомнил о сэре Уильяме Брауне, но тот помнил все!

Часть шестая

Следопыт

Сторож Биджапура

Глава I

Ночной сторож. — Таинственный дворец. — Тайный посланец. — Английский шпион. — Невероятное происшествие.

Старинный город Биджапур с его историческими развалинами, столица древней династии Адил-шахов, свергнутой с престола великим Ауранг-Зебом, мирно покоился среди настоящего леса олеандров, тамариндовых и гранатовых деревьев, постепенно заполнивших внутренние дворы, сады дворцов и зданий, превратив в почти недоступное убежище город, некогда бывший свидетелем великолепия и могущества раджей Декана.