Сибирь как колония - Николай Михайлович Ядринцев

составления нового особого положения для Сибири, продолжали собираться и при Трескине. Правительство не могло только приступить к преобразованию сибирского управления, отвлекаемое войнами 1812–1814 годов. Несмотря на то, в видах удобства местного управления и быстрого решения дел правительство делало постоянно частные изменения в сибирском управлении, между прочим, предоставляя главным администраторам особые уполномочия. Это дало повод последним самим хлопотать об увеличении власти. Таковы, собственно, были особенности в основаниях сибирского управления в эпоху, предшествовавшую Сперанскому. Но в конце управления Пестеля взгляд правительства изменился: оно должно было усомниться в пользе увеличения этой власти, и министр Козодавлев выразил в своей записке решительное мнение против такого порядка. «В первое время открытия беспорядков в Сибири, — писал он, — они были приписываемы слишком ограниченной власти начальников, а потому она была усиливаема постоянно и всегда, как новые и сильнейшие беспорядки открывались». Таким образом, явилось вновь сознание о необходимости ограничения власти правителей. Мысли эти высказаны довольно определенно в проекте министра внутренних дел Козодавлева, который обыкновенно ставят в параллель с проектом Сперанского. Рассматривая причины существовавших беспорядков, Козодавлев приходит к заключению, что для предотвращения их возникновения «необходимо начертать более сообразное с местными условиями управление». Проект его заключал следующие основания: «не распространяясь в исчислении всех зол, происходящих от самовластия местных начальников, — пишет министр, — мне кажется, что власть их должна быть ограничена, а не распространяема и увеличиваема. Учреждение верховного в сибирских губерниях правительства совета или комиссии, частию определяемых из чиновников от правительства, частию избираемых из тамошних жителей разных сословий, может одно ограничить власть начальника, который, как председатель сего места, имеет только перевес в случае равных голосов. Впрочем, в случаях, чрезвычайных и по делам, времени не терпящим, главный начальник может дело остановить или приказать исполнить без отлагательства, невзирая на несогласие совета, но в ту ж минуту без малейшего промедления он должен сообщить об оном тому министру, до части которого производимое дело касается». «Кроме того, — прибавляет Козодавлев, — мне кажется, что при ограничении власти местного начальника небесполезно будет усилить и власть магистратов и городских правлений. Магистраты городов остзейских губерний доказали и доказывают пользу, каковую они принесли и приносят промышленности, торговле и вообще образованности жителей тех губерний». Таковы были мысли министра, высказанные в заседании комитета, которые он предполагал положить в основание реформы и передал Сперанскому.

Что касается мнений Сперанского, то после совершенной ревизии он видел также необходимость произвести коренную реформу сибирского управления согласно местным условиям края. Он сознавал, что управление на общем положении при отдаленности Сибири невозможно, и требуется создание особых оснований. «Если бы расстройство сего края было частное, то можно было бы и исправить его частными переменами, но Сибирь требует общего и совокупного во всех частях образования», — писал он, обозрев сибирские порядки. «Она не может быть управляема, как Новгородская и Тверская губернии, между тем настоящий порядок и правила одинаковы», — присовокуплял он в письме к Кочубею.

Трудность административных задач в Сибири состояла в том, что здесь не прилагались, не прилаживались вовсе те начала управления, которые проектировались в других областях, порождая совершенно иные результаты. Здесь не удавалось управление ни на общем основании, ни на особенном. При том и другом порядке являлись особого рода неудобства. Если при одном порядке страна терпела от самовластия при увеличении власти, которая предоставлялась местным начальникам для скорейшего решения дел, то, с другой стороны, замедление дел и зависимость их от дальних центральных учреждений приводили в Сибири к другим затруднениям. Решения дел или каких-либо необходимых для края распоряжений приходилось ждать по нескольку лет; так, раз пришедший груз в Камчатку со съестными припасами должен был дожидаться разрешения о принятии их из Петербурга. Дела уголовные длились десятки лет. Таким образом, усиление власти и предоставление ей значительных полномочий поселило произвол, а уменьшение власти и подчинение хода дел отдаленным высшим инстанциям рождало замедление и неудобства для края. Одни меры парализовали другие; сибирское управление требовало, между тем, местного управления со всеми гарантиями от произвола администрации. Централизация здесь приводила к одним злоупотреблениям, а предоставление независимой власти начальникам на месте — к другим. Таков был давнишний сфинкс сибирской истории. Эти задачи должно было разрешить и примирить Сперанскому.

Сперанский хорошо видел, что доселе управление Сибирью основывалось на личном доверии к администраторам и что их власти не было положено оснований. Он поставил целью поэтому сибирских правителей подчинить законам и сделать орудием правительства. Но само ограждение законами не могло достигать цели, по его мнению, без особых прочных учреждений, могущих следить за этой властью. Самые лучшие начальники, предоставленные себе, могли ошибаться. Вот что чрезвычайно справедливо высказал он по этому поводу: «Если бы личная власть в Сибири, — говорит он, — предоставленная до 1819 года бывшим в Сибири главным правителям, и ограждалась подробными и самыми верными правилами, то и тогда, быв удалена от надзора и не имея вокруг себя ни преграды, ни предостережения, она легко могла бы перейти в самовластие. Доверие к личным свойствам тут не защита, ибо в самовластие впадают постепенно, нечувствительно и не всегда с худым намерением. Напротив, при намерениях самых лучших, по самому усердию к добру и желая дойти к нему кратчайшею дорогою или избрать решительнейшие меры, увлекаются в заблуждения, сперва для сокращения нарушают формы маловажные, потом идут к важнейшим, наконец, касаются и сущности дела и, таким образом, поступая всегда по добрым побуждениям, ниспровергают порядок, и, действуя по совести, действуют противозаконно». Главною программою и целью своей реформы он поставил поэтому: 1) преобразить личную власть начальников в установление и, соединив единство ее действия с гласностью, охранить ее от самовластия и злоупотреблений законными средствами; учредить ее действия (то есть распоряжения), чтобы они не были личными и домашними, а служебными и публичными; 2) усилить надзор, собрать раздробленные и бессильные его части в одно установление, и таким учреждением заменить, с одной стороны, удаленный от Сибири надзор высшего правительства, а с другой — недостаточный надзор общественного мнения; 3) разделить и определить те административные функции, которые были прежде смешиваемы в разных учреждениях; 4) привести в согласие все части управления; 5) приспособить управление к особенному положению тех сибирских областей, которые при огромном пространстве имеют весьма мало населения; 6) ввести простоту и удобство обрядов в видах успешности и быстроты разрешения дел.

Как ни были благонамеренны и соответственны обстоятельствам эти