На развилке дорог. Часть 2 - Александр Сапегин

Несколько искалеченных мужиков закивало. Тимур почувствовал, как в груди образовалась сосущая пустота…

Тимур, стараясь не потревожить и не разбудить уснувшую Любаэль, присел на край кровати, но, как всегда, тщетно…

Девушка спала чутким сном, так иногда спят лани, разделив восприятие. Одна половина в стране Морфея, вторая бодрствует, внимательно прислушиваясь к окружающему миру. Стоит где-то треснуть сучку или колыханию пучка травы от ночного ветра выбиться из общего ритма, как лань тут же подскакивает на ноги и скрывается во тьме ночи, так и Любаэль. Стоило ей заслышать лёгкий поскрип сапогов любимого человека, как она проснулась, но ещё некоторое время лежала не шевелясь. Вот Тимур тихонько прокрался к кровати, присел на самый краешек и впился взглядом в её лицо. Наверное, это дар, чувствовать других людей по бросаемым на неё взорам. Любаэль всегда определяла, что испытывает тот или иной человек, лишь однажды она не смогла прочесть чужой взгляд, слишком много было в нём было намешано, и слишком он был потусторонним — нечеловеческим. Так на неё смотрел Керровитарр, чуть позже эльфийка убедилась в своих предположениях. Дракон не может быть ни человеком, ни эльфом, хотя носил личины обеих рас, но взгляд, теперь девушка знала, что всегда сможет отличить взгляд дракона. Не прочесть, но отличить запросто. Сейчас, когда драконами близко не пахло, она почувствовала на себе похожий взгляд, в котором перемешались безмерная любовь, тоска и сожаление, толика грусти, алмазная твёрдость принятого решения, смертельная усталость и… Любаэль открыла глаза и посмотрела на любимого. Глубоко в глазах Тимура поселились смерть и надежда.

— Я люблю тебя, — сказал он, пересев в изголовье и поцеловав её в губы. Вроде банальность, молодые люди по сто раз на день говорят подобные слова своим половинкам, но не в данном случае. Девушку охватил страх, она привыкла, что её избранник не часто показывает свои чувства прилюдно, чаще всего он закрыт щитами воли и только волны обожания, окатывающие её от его взгляда, говорили ей, что за каменной маской скрывается живой человек, от прозвучавших в ночной тиши слов захотелось закрыться одеялом.

— Тимур, что случилось? — ничего умней в голову не пришло. Банальный вопрос, но столько в него вложено: от интонации и дрожи, до широко распахнутых глаз.

Тимур отвернулся.

— Я никуда тебя не отпущу! — крикнула Любаэль, намертво вцепившись в него руками. — Слышишь! Что ты задумал?

Тимур резко развернулся и прижал её к себе.

— Что ты обещал Хель? — чуть отстранившись от него, спросила девушка почти спокойным голосом. — Не лги, я видела в твоих глазах смерть.

— Я ей ничего не обещал и не давал клятв, — Тимур несколько секунд смотрел в никуда, потом, собравшись с духом, без утайки, рассказал вечерние события. — Я не хочу сказать, что это бессмысленно, что это должен быть кто-то другой, что город выстоит, и орки не возьмут штурмом Мидлл. Не знаю, но Нижний город мы не удержим, зомби разрушили двадцать процентов стены и только чудо, что они не ворвались в город сегодня. Завтра внешние стены падут. Сегодня я эвакуировал жителей мастеровых кварталов и беженцев. Если орки войдут в Нижний город, они его сожгут, маги не смогут бороться с дымом, у нас все погодники на грани, а ведь зеленухи атакуют мертвяками, поднятыми из убитых в Мерии и в наших северных селениях, только три раза в штурме принимала участие их пехота и один раз кавалерия. Орки завалят улицы трупами и накидают в пожарища луковиц ядовитых растений. Мы задохнёмся от вони разлагающихся трупов, смрад накроет и Мидлл, и Лайлат.

— Тимур…

— Я хочу, чтобы ты и наш малыш выжили, — он погладил серебристые волосы эльфийки. — Не отговаривай меня, иначе я буду всю жизнь презирать себя. Иметь возможность прекратить это и не воспользоваться ею…, — голос Тимур не оставлял шансов. Решение принято.

Любаэль прижалась к сильному плечу слишком рано повзрослевшего юноши, настоящего мужа. Она родилась Рау, и была снежной эльфийкой из древнего рода воинов, в десять лет взяла в руки деревянный тренировочный меч, не понаслышке знала, что такое самопожертвование и разумом приняла страшное решение любимого человека, но почему тогда так мокро щекам? Ни разу в жизни она не позволила себе заплакать, отец бы не понял слёз, но сейчас хотелось реветь в голос…

Они так и не уснули до утра, отдавая друг другу нерастраченную страсть и нежность…

Вершины гор на западе окрасились красным светом зари, хотя восток ещё был скрыт предрассветным сумраком.

Любаэль, на лице которой не отражалось ни единой эмоции, придирчиво осмотрела белую церемониальную мантию мужа, поправила перевязь с мечом на его поясе и вышла на порог дома. За своё брачное одеяние она не волновалась, девушка была уверена, что ни одной лишней складки на платье нет, если бы не бело-черная накидка невесты Хель, будущей вдовы, провожающей живого мужа в чертоги Богини, она бы была счастлива, а так — лёд в глазах, мраморная маска на лице. Через пару минут, установив в Красном углу родовые святыни и помолившись Близнецам в молельной комнате, из дому вышел Тимур. По древнему обычаю она провожала его до первого перекрёстка.

Перекрёсток дорог — ему придавали сакральные значения не только почитающие Близнецов, верующие, что Богини ведут разумного по предначертанному пути, а перекрёсток является местом встречи Хель и Нель, и какая Богиня держит нить судьбы человека, по тому пути он и пойдёт, на перекрёстке вершили Суд Богов суровые северные викинги. Норманны и серые орки-поморы скрещивали клинки на перекрёстках дорог, считая, что на стороне победителя находятся Боги. Редко какой безумец решался оспаривать результаты Суда.

Эльфийка забежав вперёд, открыла калитку в сплошных воротах (прислугу они распустили в первый день войны), придерживая её, вышла на улицу и обомлела: вся дорога была усыпана лепестками цветов, хлебными крошками и таким драгоценным зерном. На тротуарах стояли сотни серых орков, городских жителей и викингов. Чтобы успокоиться, Любаэль глубоко вдохнула и опустила взгляд на брусчатку. Сердце выбило бешеную дробь.

Многие орки, норманны и некоторые простые люди, как мужчины, так и женщины имели одну общую черту — их искалечила война. Кто без руки, кто без ноги, кто обожжён или скрючен в три погибели от полученного во время сражения проклятия. В большинстве своём они были воинами, которым из-за запущенности ран и наплыва раненых не смогли оказать полноценную помощь маги жизни. Маги могли запустить процесс регенерации и вырастить человеку новую конечность, но для этого требовался постоянный уход и наблюдение, и если после ранения прошло не более трёх-четырёх суток. Но как, скажите, восстановить руку, если на тебе висят десятки, сотни раненых? Тут бы просто жизнь спасти, не до восстановления рук или ног. Рау знала, что значила инвалидность для воспитанных в суровых традициях воинов серых орков и норманнов: обуза роду, клану и семье, лишний рот, который не может сам себя прокормить, вынужденный сидеть на шее клана. Всё не так страшно, когда увечье небольшое и воин может сражаться, учить молодняк, работать в поле или когда клан большой, а что делать, когда от клана или рода осталось полтора или два десятка душ и увечье превратило тебя в нахлебника, или вообще ничего не осталось? Весть о готовящемся ритуале моментально облетела осаждённый город. Над-князь Мидуэль был неправ, что не будет добровольцев. Многие бывшие воины предпочли почётную смерть во имя победы серым невзрачным будням с призрачной надеждой на выздоровление. Любаэль ждала, когда выйдет Тимур и ощущала в большинстве направленных на неё взглядов торжество, от того, что смотрящий оказался нужен и надежду, что его смерть послужит славе клана и подарит победу. Бывшие воины готовы были молиться на её мужа, за то, что он и преподаватель некромантии подарили им шанс на достойную и почётную смерть. Безумные орки, безбашенные норманны!