Три стильных детектива - Клод Изнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пожалуйста, стойте спокойно, мадам, – взмолилась костюмерша, – а то я случайно вас уколю.
– Подумать только, в восемьдесят четвертом году сам Мариус Петипа поставил «Коппелию» в новой хореографии под названием «Дева с глазами из эмали» специально для Императорского Санкт-Петербургского балета – и я тогда была слишком юна для главной партии! А сейчас я для нее слишком стара… Все потеряно, я старая кляча!
– Как не стыдно клеветать на себя, мадам! Вы во цвете лет!
– К черту вашу лесть, Гортензия!
– Но воздыхателей-то у вас не поубавилось, так и ходят толпами!
– Ах ну да, сейчас лопну от гордости – за мной ходят толпы старых хрычей и пижонистых молокососов!
– Вы преувеличиваете, среди них есть очень достойные господа – тот виконт, например, и еще банкир, они такие представительные и темпераментные… Вам повезло, что месье Розель – мужчина широких взглядов…
– Замолчи сейчас же, бесстыдница! – вскинулась Ольга. – Амедэ Розель – славный человек, он любит меня такой, какая я есть!.. Впрочем, ты права, – помолчав, вздохнула она, – мне не на что жаловаться. И соперничать с Розитой Мори я не стремлюсь – она ведет жизнь затворницы, боится проехаться в открытом экипаже, чтобы не подхватить простуду, и не позволяет себе ни интрижек, ни выходов в свет… Да уж, весело нам живется! Чтобы добиться успеха на сцене, нужно морить себя голодом – отказаться навсегда от борща, закусок, кулебяки, от всякой вкуснятины! Целомудрие и самоограничение во всем – вот два непременных условия, которые позволяют стать прима-балериной. Что до меня, я решила слегка нарушить правила, пока молодость не помахала мне ручкой. И знакомство с Амедэ Розелем стало для меня прекрасной возможностью со всем удобством обустроиться в Париже. Уж лучше быть содержанкой или вовсе удавиться, чем преподавать искусство Терпсихоры этим сопля́чкам!
– Так чего же вы тогда разворчались?
– Да потому что… потому что в зрительный зал набился весь Париж, а я исполняю второстепенную роль! И потому что у меня голова раскалывается!
– Занавес через полчаса! – донесся из коридора звонкий голос Мельхиора Шалюмо. – Мадемуазель Ольга, для вас посылка – подарок анонимного поклонника!
– Оставьте под дверью! Ну-ка, Гортензия, живо налей мне воды в миску. Моя бедная матушка говорила, что самое верное средство от мигрени – подержать запястья в холодной воде. О черт, куда ты задевала мои кружевные митенки?..
В фиакре Кэндзи всю дорогу любовался сидевшей напротив Джиной – отороченная мехом накидка, которую он подарил ей к Новому году, подчеркивала восхитительную белизну кожи.
На излете авеню, рассеивая ночную темень, переливалась огнями самоцветов гора из мрамора, порфира и бронзы – дворец Гарнье. Джину переполняло чувство полноты жизни. Роскошные магазины, кафе, рестораны проплывали за окном фиакра. Элегантный до невозможности Кэндзи во фраке то и дело нежно касался ее щеки и чуть слышно шептал ее имя…
Улицу Алеви наводнили экипажи. Фиакр пристроился вслед неуклюжей берлине[291] и остановился за ней под аркой правого крыла Академии музыки. Натянув перчатки, Кэндзи выскочил из фиакра и, склонившись у раскрытой дверцы, подал руку Джине.
В вестибюле дворца Гарнье у нее тотчас закружилась голова. Вверх по широкой парадной лестнице, выложенной разноцветным мрамором, текла толпа разодетых дам и господ, волнами накатывали гул голосов и смешанные ароматы дорогих духов. Джину захлестнула эйфория. Застывшие в камне Рамо, Гендель, Люлли и Глюк молча взирали на восхитительное разнообразие роскошных туалетов, равнодушные к суете и толкотне, но казалось, и они разделяют ее экзальтацию. Этот вечер в Опера́ должен был упрочить узы, связавшие Джину с Кэндзи Мори.
Свет играл на шелках, парче и бархате, дамы, сопровождаемые кавалерами, которые все как один держались с церемонностью распорядителей похоронного бюро, не скупились ни на декольте, ни на благосклонные улыбки, и Кэндзи млел от удовольствия – женщины, юные и зрелые, всегда его завораживали, и, восхищаясь ими сейчас, он чувствовал, что его спутница от этого становится еще желаннее. Джина была прекрасна в вечернем парчовом платье, мужчины глаз с нее не сводили, а Кэндзи это льстило – ему нравилось разжигать зависть в соперниках. Он огляделся в поисках знакомых лиц. Ну конечно, у фонтана со статуей пифии чопорная Бланш де Камбрези, вцепившись в локоть своего супруга Станислава, беседовала с мадам Адальбертой де Бри, та явилась с полковником де Реовилем, вторым мужем. А вот и… Кэндзи поспешно отвернулся, но было поздно: к нему уже устремился сатанинского вида высокий худощавый субъект с остроконечной бородкой и в немыслимом наряде из гранатово-красного бархата:
– Месье Мори, дружочек! Мы не виделись целую вечность! Мадам, честь имею. Какое счастье, что мы наконец-то можем насладиться шедевром Лео Делиба, он ведь вернул к жизни симфонический балет как явление, знаете ли. На сей раз его восславят в веках Ольга Вологда и Розита Мори. Кстати о мадемуазель Вологде, мне недавно представили на рецензию либретто оперы-балета ее собственного сочинения, подумайте только – на античный сюжет! Главную балетную партию она писала словно для себя – и будет в ней божественна, могу поклясться. Я твердо намерен убедить директора Опера́ принять сие чудо к постановке. О, еще раз кстати: вы с Розитой Мори однофамильцы, ну не забавно ли!
– Моя фамилия по-другому пишется[292], – буркнул Кэндзи и, поскольку ему удалось прервать поток красноречия субъекта, перешел к формальностям: – Джина, позволь тебе представить Максанса де Кермарека. Он антиквар, специализируется на продаже старинных струнных музыкальных инструментов. Мадам Джина Херсон, художница-акварелистка.
– Мое почтение, мадам, – раскланялся мефистофель в бархате. – Изысканностью и утонченностью ваш туалет превосходит лучшие образцы нарядов восемнадцатого века! Ах, крепон цвета индиго, ох, венецианский гипюр! Шаль просто волшебная. А это что же? О боже, японские узоры! Сама Помпадур позеленела бы от зависти! – Максанс де Кермарек сделал вид, будто залюбовался узорами на шелке, но Джина заметила, что он то и дело косит глазом на Кэндзи, да при том как-то заискивающе.
– Только Помпадур? А что же мадам де Ментенон? – усмехнулась она.
– О нет, дорогая моя, вы достойны сравнения исключительно с Помпадур! – вскричал мефистофель. – Помпадур и еще раз Помпадур – куда до нее этой благочестивой грымзе Ментенон, на которой наш Король-Солнце женился, когда из него уже песок сыпался! – Он обворожительно улыбнулся Кэндзи: – Ну когда же, когда вы заглянете ко мне на улицу Турнон, дружочек?
– В скором времени.
Максанс де Кермарек поклонился Джине, пожал руку японцу и, задержав его ладонь в своей, шепнул:
– Я припас для вас коллекцию китайского чая. Вы единственный мужчина, с кем я могу разделить свою страсть… к экзотическим напиткам.
– Очень любезно с вашей стороны, непременно наведаюсь к вам на днях. Идемте, дорогая, нам еще нужно отыскать ложу бенуара.
Уходя вслед за Кэндзи, Джина успела заметить разочарование на лице антиквара.
– Похоже, месье де Кермарек пошил себе костюм из портьеры, – фыркнула она. – Помните, у Анатоля Франса есть история о чудаке, носившем сюртук из ткани, которой обтягивают матрасы? – И тотчас устыдилась своего злословия. – Ваш друг показался мне несколько…
– Льстивым? Дорогая, его комплименты предназначались не вам. Максанс предпочитает мужское общество, он хотел польстить именно мне.
– Вы хотите сказать…
– Неужто вы шокированы? В любви всякий волен выбирать предмет воздыханий сообразно своим склонностям. Или у вас какие-то предрассудки на сей счет?
– Нет, просто…
– Не беспокойтесь, я поддаюсь только женским чарам. И сам ворожу исключительно ради женщин.
– Стало быть, я всего лишь одна из тех, кого вы вероломно приворожили?
– Вы знаете, что это не так, и по-моему, я уже приводил доказательства. Вы есть и пребудете моей второй и последней любовью.
В этот момент дали звонок. Музыканты заняли места в оркестровой яме и теперь настраивали инструменты – бодрая какофония перекрыла гул голосов в зале. Джина едва успела рассмотреть ложи, обитые темно-красным бархатом, и аллегорические фигуры на потолочном своде[293], как огни гигантской люстры начали гаснуть. Старший машинист сцены подал сигнал, в зале сделалось совсем темно – и занавес с бахромой и витыми шнурами медленно пополз вверх, являя взорам деревеньку в центральной Европе.
Нежно сжимая друг друга в объятиях, Франц и Сванильда, главные герои действа, протанцевали всю ночь до зари, и вот уже с первыми лучами рассвета на балконе старинного особняка появился старый Коппелиус, безумный мастер-механик. Он принялся производить манипуляции над своим новым творением, заводной куклой в рост человека, пытаясь вдохнуть в нее жизнь.
