Возвращение Мастера и Маргариты - Людмила Бояджиева

– Доставил выпаденца! – перевел дух клыкастый. – Надо сказать, не верил, когда вы твердили, что интеллигенция такая тяжелая. Едва не уронил. – Он покосился на оторопело застывшего у окна посетителя, – изволил сигануть прямо из головы статуи.

Маргарита простонала, подбежала к Максиму и прижалась к нему. Она произносила только одно слово, бессмысленно повторяя его:

– Ты…ты…ты… – и долго сдерживаемые слезы ручьями бежали по ее лицу.

– Не плачь. Пожалуйста, – отстранив ее, Максим вгляделся в полные слез и отчаяния глаза. – Успокойся. Все страшное позади. Мы вместе, вместе… значит, это возможно? Мы уже по ту сторону?

– Нет, нет! Мы живы. Тебя спасли, Макс. А это… Это друзья.

Шарль ловко и незаметно пододвинул Максиму стул, и тот опустился на него, а Маргарита беззвучно осела на ковер, прижалась щекой к коленям возлюбленного, закрыла глаза.

– Да, – заговорил после молчания Роланд, – Этому человеку пришлось не сладко, – и кивнул Батону: – Элексир по твоему рецепту был бы весьма кстати.

Батон подал чашу, на поверхности которой бегали языки голубого пламени. Максим взял ее, осушил одним махом, как лихой гусар, и выпрямился, разминая плечи.

– Ну вот, это другое дело, – одобрил Роланд. – Теперь поговорим. Кто вы такой?

– Желанная добыча для мерзавцев. Простак. Безумец, страдавший манией величия. Да теперь все равно… – он тревожно прислушался. – Ведь ничего не произошло, там, на улице?

– Храм цел, – сказала Маргарита и торопливо объяснила Роланду: – Он недопустимо честен и легковерен. Сегодня это называют глупостью. Максим стал отшельником, чтобы не делать ошибок. Ведь он хотел помочь всем…

– Мы имеем дело с распространенным здесь умопомешательством. Абсолютное отсутствие здорового эгоизма, – Роланд покрутил в руке и бросил в камин книгу в красном переплете. Огонь уже трудился над полным собранием сочинений И. В. Сталина, сваленным на полу. – Чревато неприятнейшими последствиями в государственных масштабах.

– Максим знает это! Он отказался от своего изобретения, он писал о том, что произошло с людьми, прошедшими школу гибельных иллюзий. О тех, кто жил в этом Доме – корабле из прекрасного будущего, – горячо защищала любимого Маргарита.

– Дом стал клеткой, в которой содержались откармливаемые для пиршества сатаны жертвы. Гигантская, комфортабельная кормушка Кремля. Власть пожирала сама себя. Каннибализм – профессиональное заболевание тирана. Чем сильнее власть, тем губительней аппетит, порожденный страхом. Того, кто более непреклонен и стоек, пожирают в первую очередь, – торопливо уточнил Батон, бросая в топку остальные тома сочинений Гнусарилиссимуса.

– Да, не вегетарианские были времена, – Роланд посмотрел на сидящего с опущенной головой Максима. – Возлюбленного королевы, насколько мне известно, тревожит проблема выживание Дара в условиях прожорливой власти.

– Это мучительный вопрос. Все они… – Максим мотнул головой, – все, кто строил этот Дом, сочинял веселую музыку, снимал фильмы, писал – были наделены светлым Даром, призванным воспевать радость счастливого бытия. Они стали создателями гигантского иллюзиона, скрывавшего кровавую мясорубку. Одни шли на компромисс с совестью осознанно, другие – убеждая себя в правоте. В правоте служения сильной власти. Они утешали себя тем, что творят во всю мощь отпущенного дара и создают нетленные, вневременные ценности…

– Самогипноз, – определил Батон, занявшийся уборкой помещения на скорую лапу. – Это же кошмарное бедствие, экселенц! Любой талантливый интеллигентик, которого вот так подпирает страсть к самовыражению, легко превращается в приспешника тирана. И спокойно принимает из его рук заслуженные дары.

– Ну, вот еще! – обиделся Шарль, отдыхавший в кресле с задумчивым и печальным видом. – Совсем не спокойно, а с чувством глубокого удовлетворения. А поселившись в золотой клетке, заливается соловьем, да с каким вдохновением! Иным "мастерам" и вовсе нужен нож у горла, что бы ощутить радость бытия и воспеть ее во всю мощь. Они вовсе не способны творить на воле, теряют в условиях свободы творческую потенцию.

– Вот и выходит, что песня громче у того, кому удалось вытолкнуть кляп. Дар расцветает в страданиях – в неволе, в сделке с совестью, под дулом пистолета. А прекрасные, самые возвышенные и чудные мечты произрастают на хорошо удобренной кровью почве, – все больше сникая продолжил рассуждения Максим.

– Совершенная истина! – Батон заботливо смахнул хвостом пыль со спинки стула гостя и поправил ковер у его ног. – Скажу больше: Благополучие нуждается в допинге мерзости и трагизма. Кошмарная же реальность порождает творцов оптимистического, прекраснодушного иллюзиона. Парадокс, нонсенс, абсурд.

– Ловушка Гнусов. В нее угодили лучшие. Тот, кто строил Дом, разрушал Храм, и те, кто ненавидел этих созидателей. Тот, кто пел, зажмуриваясь изо всех сил, и тот, кто видел западню… – мучительный вопрос застыл во взгляде Максима.

– И чего тут не ясного? Все абсолютно понятно: надо учить Устав, оживился Амарелло. – Там сказано – "в любых обстоятельствах проявлять бдительность и стойкость в масштабе себя". Блюсти то есть, свою ответственность. Допустим, на конкретном примере. Вот он, выпаденец значит, вовремя раскрыл гнусные планы противника. Но не захотел подчиниться и поэтому прыгнул вниз. Стойкость и бдительность налицо. При этом – и себе удовольствие и другим подарочек.

– Вы ценой своей жизни спасли святыню. Или объект покаяния – как будет угодно, – торжественно обратился Роланд к гостю.

– Объект покаяния? Нет… – Максим закрыл глаза и медленно покачал головой. – Я спасал себя. Свободу выбора, право победить, свою совесть, свою любовь.

– Именно так мы и поняли! – в один голос отозвалась свита.

Максим оглядел присутствующих:

– Я догадался, кто вы.

– А я, по странной случайности, наслышан о вас, мой друг. И вот ведь удивительно – сразу по двум направлениям – как о создателе сатанинского прибора и авторе вот этого, вполне человеческого сочинения, – Роланд поднял руку ладонью кверху и тотчас в ней оказалась зеленая папка. – Вашу рукопись я использовал в качестве справочного материала, разбираясь в здешней ситуации. – Орлиным взором он очертил пространство квартиры, дома, набережных, площадей. – Признаюсь, "враки–мраки" – мой излюбленный жанр. Вы ведь копались в прошлом неспроста. Родство родством, но требовалось доказать себе необходимость отказа от работы над универсальным аппаратом всеобщего совершенствования, верно? Боялись повторить путь Жостова, ринувшегося в революцию, стать добычей Гнусариев. Славный вы приклеили им ярлычок! Но, надо признать, в общих чертах, сориентировались в расстановке сил на вселенской арене правильно и сделали верные выводы. Что и подтвердили своим поступком.

– Моя рукопись не завершена, – смутился Максим, – она ничего не проясняет, не дает ответов. Это всего лишь моя попытка понять… Но никак не…

– Не эпохальный труд, – вы хотели сказать. – Помог Батон. – Да, вы не Солженицын, уважаемый сочинитель. И в этом нет беды. Надо смотреть правде в глаза: наличие тигров не отрицает существования котов. Каждый хорош по–своему и каждый мурлычет своим голосом.

– Но я не Мастер! – горячо возразил Максим. – Мое изобретение погибло, книга очень, очень скромна…

– Об этом не вам судить. Вопросами рангов и пиететов занимается специальная комиссия Отдаленного времени, – пресек его терзания Роланд и орлиным взглядом обвел свиту. – Я хочу, что бы все сейчас хорошенько запомнили основные результаты нашего визита: миссия ненависти и мщения осуществлена в самых скромных масштабах, как и дозволено наблюдателям. А к спасению Храма мы не имеем никакого отношения. Его спасла настоящая, вечная и верная любовь. Именно то, о чем я советовал вам поразмыслить в новогоднюю ночь. И что не имеет никакого отношения к нашему департаменту. Увы…

Свита застыла, ловя каждое слово экселенца – он формулировал официальную версию случившегося.

– А я все ждал, когда рванет запрятанная нами под землей взрывчатка, – с простодушным удивлением объявил Амарелло.

– Другого ты ждал! – буркнул кот, дернув клыкастого за полу мундира. Ишь как в окошко кинулся спасать сего спасителя. И что это здесь все спасители? Может, поели чего?

– Мщение – наша обязанность! – выпалил Амарелло вытянувшись во фрунт. – Я мстил заговорщикам, а следовательно, пришлось обезвредить их соучастника. Я правильно поступил, экселенц?

– Разумеется! Откуда тебе было знать, что он затевал там, в статуе, со своим аппаратом. А если бы поднял на воздух Кремль? Сколько Гнусариев полегло бы! Нам бы такой просчет боком вышел, – нахмурился Роланд. – Мы занимались тут своим делом – изо всех сил мстили и ненавидели. А если уж кто–то кому–то в ходе операции и помогли, то не с целью же спасения культового объекта!