Две королевы - Александр Дюма

Оставшись один, принц долго размышлял над тем, что он услышал. Королеву следовало предупредить: к счастью, ей помог случай. Если бы накануне не произошло того, что было, она неминуемо попала бы в ловушку. Ее душевные порывы, если бы она любила его, честолюбивый Австрийский дом мог использовать как наживку. Теперь же, слава Богу, ей нечего опасаться: Анна защитит себя, потому что она королева. Тогда как он, служа ей, рискует будущим: в тот день, когда в Вене узнают о его предательстве, у него не о станется никаких надежд, мало того — ему может грозить любая беда. Перестав быть орудием интриги, сообщником, он станет врагом.

«Это не столь важно! — сказал себе принц. — Я с радостью отдам за нее жизнь. Большего предложить не могу, но моя жизнь принадлежит ей, и я буду безмерно счастлив, если она соблаговолит принять ее».

Вечером принц в назначенный час проделал тот же путь, что и накануне. Поневоле он горько вздохнул, вспомнив, какими чувствами, какими иллюзиями была полна его душа накануне; теперь он расстался с ними. По совету королевы принц переоделся в бакалавра, и его невозможно было узнать. Он вошел через потайную дверь, один поднялся по лестнице и оказался в покоях Берлепш. Она приняла его с таким видом, будто боялась сказать лишнее и тут же провела в комнату королевы. Принц был взволновал больше, чем накануне, и чуть не задохнулся, пытаясь во что бы то ни стало скрыть свои чувства.

— Приказание вашего величества исполнено, — сказал он, приветствуя королеву с холодной почтительностью.

— О! Вы узнали, кузен?..

— Я знаю все, ваше величество.

— Что же именно? Говорите скорее!

— Позволит ли ваше величество повторить то, что я узнал от графа фон Мансфельда и что не осмеливаюсь сказать?

— Я желаю, я требую этого.

Принц произнес несколько фраз с извинениями, но королева прервала его, и в конце концов ему пришлось слово в слово изложить королеве смысл объяснения, которое утром он потребовал от графа.

Она стала белой, как ее воротничок из французского кружева, и воскликнула, закрыв ладонями лицо:

— И он осмеливается признаваться в этом! Боже мой! Политика, какой ужас! Принц, вы ведь никогда не согласились бы на подобную сделку? Скажите мне, я должна это знать, прежде чем открою вам мои намерения и сделаю вас своим доверенным лицом. Вы бы не предали нас, не поменяли бы самые чистые чувства, живущие в наших сердцах, на ордена, почести и, главное, на деньги?!

— Неужели я должен отвечать на этот вопрос, ваше величество? Но если бы кто-то другой осмелился предположить, что я способен на такую низость…

— Достаточно, ваши глаза намного выразительнее ваших слов… Садитесь, поговорим серьезно. С ужасной силой, распоряжавшейся вами и мной, мы должны бороться вместе, и, если Бог справедлив, вместе же мы победим ее.

— Да услышит вас Всевышний, ваше величество!

— Принц, оставьте сумасбродства, забудьте несбыточные мечты, станьте моим другом, братом, как я уже просила; я верю в вашу честь и порядочность и доверяю вам мою жизнь и будущее. Но прежде чем вы выслушаете меня, загляните в свое сердце: уверены ли вы в себе? Отказались ли вы от всяких химер?

— Да, моя королева, слово дворянина и принца.

— Я полагаюсь на него и буду говорить с вами абсолютно откровенно, ничего не скрывая. Вам известно, почему меня посадили на трон, который я ненавижу. Вы знаете, как прошло мое детство и как мы жили в Германии, которую мне уже не суждено увидеть. Вы видите этот мрачный дворец и знаете придворных, которые меня окружают. Сравните этот дворец, эти лица с берегами нашей реки, с милыми, открытыми, радостными лицами наших соотечественников и судите сами! Я приехала сюда в печали, в полной уверенности, что буду здесь несчастна, приехала, послушно выполняя требование родителей. Я вступала в брак со слезами на глазах, но поклялась перед алтарем, что буду всегда любить человека, о котором не знала ничего, если не считать странных слухов о нем; я боялась его, того, кто, находясь рядом со мной, оплакивает мою предшественницу.

— Увы, ваше величество, никто не считался с вами, требуя повиновения; вас принесли в жертву и хотят совершить это снова.

— Вы будете очень удивлены, кузен, узнав, что я вовсе не жертва, и если бы король захотел, он мог бы сделать меня счастливейшей женщиной на свете, потому что я люблю его. Люблю не из жалости или сочувствия, но как избранника… как возлюбленного — ведь надо говорить все до конца, — я люблю его за все то, чем он мог бы стать, если бы у его тела достало сил заключать в себе его душу. А она у него слишком широка, слишком-велика для столь хрупкого и крохотного сосуда, вот он и лопнул. Никто не земле не знает короля лучше, чем я. Луиза Орлеанская, которую он так любил, подобно другим, считала его несчастным безумцем, ребенком, к которому никогда не вернется разум. О принц! Если бы вы слышали его в минуты страданий, то есть в мгновения просветления, вы бы поняли, что я не ошибаюсь на его счет, и поняли бы, что я люблю его!

Принц Дармштадтский слушал ее с тревогой; исповедь королевы, обожаемой женщины, адресованная ему, человеку, поклонявшемуся ей как богине, разрывала бедняге сердце и вместе с тем вызывала крайний интерес. Он отдал бы все на свете, чтобы она обрела счастье, избавилась от страданий, о которых говорила так трогательно и искренне. Королева смахнула слезы, не пытаясь скрывать их, и продолжила:

— Вы видите, какая это мука! Король не может понять любви, которую я испытываю к нему, тем более ответить взаимностью. Он относится ко мне с нежностью ребенка, благодарного той, что ухаживает за ним и утешает, когда мать покидает его. Он все рассказывает мне, открывает передо мной душу, но говорит только о покойной королеве, и я разделяю его печали, его боль, чтобы испытать чувство, объединяющее нас хотя бы в этом. Я хочу любить тех, кого любит он, чтобы наши сердца были едины хотя бы в этом. И это все мое счастье.

Дармштадт молча поцеловал руку королевы.

— Вы жалеете меня! О! Я достойна жалости, вы правы, но он, быть может, заслуживает этого больше, чем я. Король и королева Испании и Обеих Индий несчастнее самого жалкого из своих подданных, лежащего на соломе и не имеющего куска хлеба. Я люблю его, а он — нет, король не может любить меня, как не мог любить свою первую жену, которую даже не в силах был ревновать, когда имел на это желание! Я обречена на одиночество, забвение, боль. Мне остается одно утешение — сделать немного добра, и потому судьба этой славной монархии волнует меня почти так же, как собственная участь. Испания потеряет короля, и честолюбивые соперники будут оспаривать ее друг у друга, ибо старое древо Изабеллы Католички пустило свой последний и умирающий побег.