Гламорама - Брет Эллис

— Мне очень понравилось, как вы сыграли в «Разносчиках газет» и в «Детях свинга», — говорит Джейми явно на полном серьезе.

— Спасибо, спасибо, — кивает Рассел.

— И еще, конечно, в «Одержимых», — продолжает Джейми. — В «Одержимых» вы были просто великолепны.

— О, огромное спасибо! — говорит Рассел, заливаясь румянцем и улыбаясь, как положено по сценарию. — Как это приятно! Как это клево!

— Да, в «Одержимых», — повторяет Джейми, задумчиво вглядываясь в лицо Рассела.

Повисает долгая пауза. Я внимательно слежу, как съемочная группа грузит в фургон камеру. Режиссер кивает в мою сторону, но я на это никак не реагирую. Из фургона доносится песня ABBA «Knowing Me, Knowing You», которая напоминает мне о чем-то, но о чем именно я, как ни напрягаюсь, вспомнить не могу. Режиссер трогается с места, направляясь к нам.

— И чем же вы занимаетесь в Париже? — спрашивает Рассела Джейми.

— Да так, просто болтаюсь, — доверительно сообщает Рассел.

— И даете уроки французского? — смущенно смеется Джейми.

— О, это просто небольшая дружеская услуга, — говорю я, смеясь вместе с ней. — Он мне слегка обязан.

У нас за спиной из парадного жилого дома выходят Палакон, Дельта и Кратер — все в пальто и темных очках — и без японца. Они проходят мимо нас и спокойно идут по улице, беседуя между собой. Джейми едва замечает их, поскольку она занята разглядыванием Рассела. Но режиссер тут же останавливается, смотрит на проходящего мимо Палакона, и лицо его каменеет, и он озабоченно переводит взгляд сначала на меня, а затем снова на Палакона.

— Да, это просто дружеская услуга, — повторяет Рассел, надевая темные очки от Diesel. — Я как раз сейчас между ролями, так что все зашибись.

— Он как раз между ролями, — повторяю я. — Он ждет хорошей роли — такой, которая была бы его достойна.

— Извините, мне надо бежать, — говорит Рассел. — Мы с тобой позже побеседуем, чувак. Приятно было с вами познакомиться, Джейми.

— Да, — неуверенно отвечает Джейми, — мне тоже было с вами очень приятно познакомиться, Кристиан.

— Мир вам, братья, — говорит он, выходя из кадра. — Виктор, я свяжусь с тобой. Au revoir.

— Ага, чувак, — отзываюсь я срывающимся голосом. — Bonjour, додик. Oui, monsieur.

Джейми стоит передо мной, скрестив руки на груди. Съемочная группа ждет, прислонившись к фургону, двигатель которого уже урчит. Я пытаюсь успокоиться, чтобы сердце перестало колотиться так сильно. Режиссер вновь начинает двигаться в нашу сторону. У меня все мутится и плывет перед глазами. С неба начинает моросить.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос не звучал плаксиво.

— Пошла в аптеку за лекарством для Тамми, — говорит она.

— Ах вот что. А что, она, типа, сильно больна?

— Да, у нее нервы совсем не в порядке, — холодно отвечает Джейми.

— Ну да, я понимаю, как же иначе.

Я облизываю губы, от страха у меня сводит судорогой ноги, по лицу бегают мурашки. Режиссер уже бежит по улице трусцой, направляясь ко мне, на лице мрачная решимость.

— Ну что ж, давай проясним обстановку, — начинает Джейми.

— Угу.

— Ты берешь уроки французского.

— Угу.

— У Кристиана Бэйла?

— Нет, у нас с ним роман, — брякаю я. — Я не хочу водить его к нам домой.

— А что, вполне правдоподобное объяснение.

— Нет, ну что ты, мы французским занимаемся, — меняю курс я. — Merci beaucoup, bon soir, j e comprends, oui, mademoiselle, bonjour, mademoiselle…

— Все ясно, — бормочет она, сдаваясь.

Режиссер уже совсем близко.

— Скажи им, чтобы проваливали, — шепчу я. — Пожалуйста, скажи им, чтобы проваливали, умоляю, скажи им, чтобы проваливали на хер.

Я надеваю темные очки.

Джейми вздыхает и направляется к режиссеру, который в этот момент разговаривает по мобильному телефону. Увидев приближающуюся Джейми, он подносит трубку ближе ко рту. Режиссер выслушивает Джейми, поправляет красную бандану, обмотанную вокруг шеи. Я беззвучно плачу, а когда Джейми, закончив беседу, возвращается ко мне, меня начинает колотить озноб. Я тру ладонью лоб, чувствуя надвигающуюся головную боль.

— Все в порядке? — спрашивает она.

Я пытаюсь что-нибудь ответить, но у меня отнялся язык. Я даже почти не замечаю того, что уже начался дождь.

В такси, которое везет нас домой, Джейми спрашивает:

— И где же это вы занимались французским?

— Откуда ты знакома с Кристианом Бэйлом?

Такси пробирается сквозь пробки, лобовое стекло залито дождевой водой. Воздух в салоне спертый от присутствия чего-то незримого. Я откидываюсь на спинку сиденья. У меня занемела нога.

— Что с тобой? — спрашивает она. — В молчанку поиграть решил?

— Что в пакете? — спрашиваю я, кивая в сторону белого бумажного мешочка, который лежит у Джейми на коленях.

— Лекарства для Тамми, — отвечает она.

— Какие лекарства? Метадон?

— Хальцион.

— Надеюсь, ты взяла его с запасом, — говорю я. — На меня хватит?

— Нет, — говорит Джейми. — Итак, чем вы на самом деле занимались с этим парнем?

Я выпаливаю:

— Откуда ты знаешь Марину Гибсон?

— О Боже, — стонет Джейми. — Начинаем все сначала?

— Джейми, — начинаю я решительно, но затем смягчаюсь, — прошу тебя.

— Не помню, — говорит она раздраженно. — Я познакомилась с ней в Нью-Йорке. Вместе работали моделями. Или в клубе где-то встречались. Или еще где-то.

Я хихикаю:

— Ты врешь.

— Пошел к черту.

Я тихо спрашиваю:

— А можно было это все предотвратить?

Наконец она отвечает ничего не выражающим тоном:

— Все это досужие домыслы.

— Кто еще сотрудничает с нами? — спрашиваю я.

Она вздыхает.

— Круг очень узок. Чем больше группа, тем больше опасность быть застуканными. Да ты и сам знаешь.

— Это так только на бумаге.

— Ты посмотрел файл? — спрашивает она.

— Да, — бормочу я.

— Отлично, — говорит она, сразу успокоившись, а затем добавляет: — По-моему, Кристиан Бэйл — клевый. — Она рассматривает свои ногти. — Это сразу видно.

Я поворачиваюсь к ней:

— Что ты имеешь в виду?

— Кристиан Бэйл не снимался в «Одержимых», Виктор, — говорит Джейми. — Он там не снимался.

Я мнусь, а затем высказываю предположение:

— Может быть, он просто не хотел… не хотел обидеть тебя?

— Да какая разница? — бормочет Джейми в ответ.

А перед тем самым домом то ли в восьмом, то ли в шестнадцатом аррондисмане лучи солнечного света прорываются сквозь редеющие облака, и мы с Джейми открываем калитку и бесшумно скользим через двор. Внутри после того, как Брюса Райнбека не стало, обстановка гораздо спокойнее, и дом кажется более просторным и пустым, несмотря на присутствие членов второй съемочной группы. Бобби сидит у компьютера, беседуя по мобильнику, курит сигарету, стряхивая пепел в пустую жестянку из-под диетической колы, перед ним на столе громоздятся стопки блокнотов на спиральной пружинке, а на заднем плане играет музыка в стиле лаунж. В дом доставили бильярд, заказаны еще один «БМВ» и новые обои, а сегодня вечером где-то намечается вечеринка. «Все подтвердилось», — сообщает мне Бобби. Температура внутри дома не выше нуля. Внутри дома нестерпимо пахнет дерьмом, его запах — тяжелый и тошнотворный — висит повсюду. В доме стоит «кипучая деятельность», повсюду ставят свет.

Стоя рядом с Бобби, я отчаянно пытаюсь не заплакать снова. На экране компьютера: чертежи устройства, расшифровка компонентов, из которых приготовляется пластиковая взрывчатка ремформ, перспективные цели терактов. Джейми на кухне, внимательно читает схему приема лекарств, назначенную Тамми, и достает из холодильника бутылку минеральной воды Evian.

— Как она? — спрашивает Джейми Бобби.

— Утешения в подобных ситуациях не действуют, — отвечает он. — Но ей лучше.

Джейми проходит мимо, не замечая меня, и начинает медленно подниматься по винтовой лестнице, протискиваясь между киношниками, размышляя о том, что, возможно, ей следует относиться ко мне лучше, чем она относится, но ее раздражает мой страх, потому что страх — это не прикольно, это не круто, это мешает общению.

Я трогаю Бобби за плечо, потому что мне это просто необходимо.

Он отстраняется от меня, говорит: «Не надо!», а затем добавляет: «Теперь это больше невозможно».

Долгое молчание, во время которого я пытаюсь хоть что-то понять.

— Что-то ты похудел, — говорит Бобби. — Когда ты в последний раз качался? Кожа да кости. И бледный как смерть.

— Чувак, мне просто нужно немного выспаться.

— Это не объяснение, — говорит Бобби. — Тебе нужно немного позаниматься мотивацией.

— А я так не считаю, — говорю я надтреснутым голосом.

Но Бобби слышит меня не больше, чем если бы в этот момент нырнул в бассейн. Или если бы мы вели беседу по соседству с водопадом. Возможно, его попросту нет в этой комнате. Это всего лишь голос, лишенный тела. Возможно, я просто беседую по телефону с кем-нибудь. Возможно, я смотрю на весь этот мир в телескоп. Возможно, он мне просто снится. Вдруг меня осеняет: может, именно в этом все дело?