Вечная принцесса - Филиппа Грегори

План состоял в том, что английская армия соединится с испанской, и объединенные силы займут юго-запад Франции — Гиень[18] и герцогство Аквитанское. Не сомневаясь в том, что король Фердинанд не преминет потребовать свою долю трофеев, Екатерина надеялась, что он выполнит данное англичанам обещание и Аквитания будет английской. Она полагала, что в тайные планы отца входит разделить Францию так, чтобы это мощное государство снова скатилось к раздробленности, разбившись на крошечные герцогства и королевства. Если это удастся, потребуется поколение — не меньше, чтобы возродить честолюбивые планы французов. В самом деле, Фердинанд полагал, и Екатерине это было известно, что христианскому миру будет спокойней, если Францию придерживать на коротком поводке. Объединение приносит мощь и влияние, а Франция не та страна, считал испанский король, мощь которой пойдет Европе на пользу.

Это было не хуже самой блестящей из развлекательных придворных затей — наблюдать, как солнечным днем, распустив на сильном попутном ветру паруса, выходит в море флотилия, и король с королевой возвращались в Виндзор в приподнятом настроении, уверенные в успехе батальной кампании.

Екатерина воспользовалась случаем, чтобы осведомиться у Генриха, не находит ли он, что пора приступить к строительству боевых галеасов, трехмачтовых парусно-весельных кораблей. В отличие от Артура, который много читал и сразу бы понял, насколько маневреннее весельные суда в безветренную погоду, Генрих не представлял себе, как важна поворотливость в морских сражениях. Вдохновленный зрелищем флота, только что отплывшего на всех парусах, он заявил, что ему нужны только парусные суда, великолепные корабли, экипированные опытным персоналом, — именно они принесут победу!

Вся свита горячо согласилась с королем. Екатерина знала, что так и будет. Двор всегда чутко реагирует на малейшее дуновение моды. Отплывающий флот выглядел так нарядно и победительно, что придворные кавалеры вознамерились стать адмиралами, подобно Эдуарду Говарду, — точно так же, как прошлым летом все рвались в крестоносцы.

Екатерина не спорила, флот выглядел чудесно, а английские моряки, без сомнения, лучшие в мире, но заметила, что хотела бы написать в Венецию, узнать, сколько стоит построить галеас и не согласятся ли тамошние корабелы такое судно выстроить, а потом переслать частями в Англию, чтобы местные мастера собрали его в английских доках.

— Да не нужны нам галеасы! — отмахнулся Генрих. — Весельные суда хороши для набегов на прибрежные территории! Мы не пираты! Мы нуждаемся в судах, которые могут перевозить солдат. В судах, которые могут атаковать французов на море. Корабль — это платформа, с которой можно осуществить нападение. Чем больше платформа, тем больше на ней помещается солдат.

— Ты прав, — сказала Екатерина. — Однако не след забывать и прочих наших врагов. Моря — это одна наша граница, и мы должны преобладать там, имея суда маленькие и большие. Но у нас есть граница и сухопутная, и там тоже должно быть безопасно.

— Ты про шотландцев? Они утихомирились, благодаря Папе. Не думаю, что оттуда следует ждать подвоха.

Екатерина никогда не возражала супругу при посторонних.

— Я уверена, так и есть. Спасибо архиепископу, мы выиграли передышку. Однако боюсь, через год-другой столкновение неизбежно.

На этом разговор был закончен. Екатерине оставалось только ждать. Впрочем, то было время, когда ждать приходилось всем. Английская армия, расположившись в Фуэнтеррабии, ждала, когда подойдет испанское войско, чтобы объединенными силами войти в Южную Францию. Стояла жара, самый пик лета, солдаты страдали от безделья, недоброкачественной пищи и переизбытка спиртного. Из всех членов Королевского совета одна Екатерина знала, что это такое — испанская жара. Невыносимый зной днем и ночью — смертельная опасность для любой армии. Свои страхи она таила и от Генриха, и от членов Совета, но от себя лично послала отцу письмо, в котором интересовалась его планами, и при всякой возможности донимала расспросами испанского посла: знает ли он, когда наконец испанская армия присоединится к английской?

Король Фердинанд, находясь в походе, на письмо не ответил, а посол ничего не знал.

Когда лето перевалило за август, Екатерина написала отцу еще раз, и опять безответно, после чего, в момент горького прозрения, она поняла, что вовсе не стала отцу равноправной союзницей за шахматной доской Европы — нет, она как была, так и осталась пешкой в его руках. Английская армия стояла там, где ему было нужно, в полном его распоряжении, и он сам решал, понадобится она ему или нет!

В Англии похолодало, между тем в Испании по-прежнему было жарко. Фердинанд наконец-то вспомнил о своих союзниках и потребовал, чтобы они остались в лагерях на зиму. Узнав об этом, английские солдаты взбунтовались — и против него, и против своих командиров — и заявили, что хотят вернуться на родину.

Екатерина нимало не удивилась, так же как и самые циничные из членов Королевского совета, когда в декабре английская армия вернулась домой, бесславная и оборванная. В отчаянии и недоумении от действий короля Фердинанда лорд Дорсет, потерявший больными две тысячи человек, привел свои взбунтовавшиеся войска в Лондон, из которого они выступили когда-то, предвкушая победу и славу.

— Что пошло не так? — ворвался король Генрих в апартаменты Екатерины, чуть ли не в слезах от гнева и обиды, и взмахом руки отослал ее свиту прочь.

Он поверить не мог, что его армия, бравая, полная сил, вернулась домой ни с чем. Ему доставили письма его тестя, в которых тот жаловался на поведение английских войск: он, король Генрих, покрыл себя позором в Испании, спасовал перед своим врагом, Францией! К Екатерине он кинулся потому, что считал ее единственным человеком на свете, который способен разделить с ним его отчаяние. Он едва держал себя в руках. Впервые за время его правления что-то «пошло не так» — а ведь он, как ребенок, верил, что у него всегда все будет как надо!

Я беру обе его руки в свои. Я ждала этого момента с тех пор, как поняла летом, какое место занимают английские войска в планах моего отца. Как только они прибыли на место и остались в бездействии, я заподозрила, что батюшка, верный себе, заманил нас в ловушку.

Что говорить! Я знаю своего отца как полководца, и я знаю его как человека. Когда он, по их прибытии, не послал английские войска в бой, я поняла, что у него другие на них планы. Никогда в жизни мой отец не оставил бы добрых солдат в бездействии, чтобы они сплетничали, напивались и болели. Большую часть детства я провела в походных лагерях, но в жизни такого не бывало, чтобы отец позволил солдатам бездельничать. Они вечно меняли дислокацию, что-то копали, строили, отрабатывали боевые приемы. В конюшнях отца нет ни одной лошади с лишним жирком. К солдатам он относится точно так же.