Навеки моя - Шарлин Рэддон

Он увидел ее и помахал ей рукой.

– Господи, – прошептал он, глядя на растрепанную женщину, бегущую к нему. Та немногая одежда, которая еще оставалась на ней, была порвана и перепачкана. Ее волосы беспорядочно ниспадали на ее обнаженные плечи и спину. Рубашка на одном бедре была разорвана, а на коже виднелся большой красновато-коричневый синяк. У Бартоломью в голове появилась ужасная мысль: «Похоже, она упала с этого проклятого утеса, а потом долго выползала наверх».

– Иди к ней, – сказал человек, стоящий рядом с ним.

Бартоломью колебался.

– Но вы…

– Сейчас она видит только тебя. Иди к ней, я подожду тебя здесь. Мне кажется, что за последнее время это не первый шок, который она переживает. Но мы постараемся, чтобы этот принес ей больше радости, чем предыдущие.

Эри бежала к нему навстречу, вытянув вперед руки, и звала его. Не говоря больше ни слова, Бартоломью побежал к ней.

Эри вся светилась от счастья. Даже теперь, забрызганный и неухоженный, он казался ей таким прекрасным, что ей хотелось рыдать от радости. Такой большой, сильный и живой! Он не бросил ее. Он был здесь, он пришел за ней и принес ей покой, защиту и радость. Через минуту она оказалась в его больших, сильных и теплых руках.

– Бартоломью! О Господи, это ты, это действительно ты!

– Да, моя маленькая нимфа, это действительно я.

Бартоломью сильно прижал ее к себе и закрыл глаза, позволив своему телу и душе наслаждаться теплом ее тела. Он захотел еще раз убедиться, что она жива и здорова. Эри обняла его за талию, и та сила, с которой она прижималась к нему, лучше всяких слов говорила, что ее чувства к нему не изменились с их последней встречи. После долгой паузы он слегка отстранился от нее, чтобы посмотреть ей в лицо. Слезы вперемешку с каплями дождя текли у нее по щекам, но она улыбалась все той же очаровательной улыбкой, которая сводила его с ума.

Вдруг ее улыбка пропала.

– Приходил дядя Ксенос, – сказала она. – Мы думали, что это новый смотритель. Он ранил Причарда.

– Я знаю, знаю.

Он снова ее обнял. Ее рубашка полностью промокла. Сквозь тонкую ткань, обтягивающую грудь, он увидел ее соски, внезапно осознав, что начинает возбуждаться. Злясь на несвоевременность реакций своего тела, он снял с себя плотный плащ и завернул в него Эри.

– С нами приехал доктор Уилле. Они с Кельвином уже позаботились о Причарде и Симе. Пойдем в дом, пока ты не умерла от холода.

Он взял ее за руку. Эри ойкнула и выдернула ладонь у него из руки. Нежно он взял ее ладонь и осмотрел ее.

– Дьявол! Эри, что же я наделал, оставив тебя на милость этого ублюдка?! Твой распрекрасный муж не может защитить тебя, как…

– Он недолго останется моим мужем, – она прижала указательный палец к его губам, – и он был великолепен, когда бросился защищать меня от дяди Ксеноса.

Сердце Бартоломью замерло:

– Что ты сказала?!

Ее улыбка стала шире, и ему до безумия захотелось поцеловать ее дерзкую родинку над верхней губой.

Хотя она и догадывалась о том, что он хочет услышать от нее, Эри не могла удержаться, чтобы немного не подразнить его. Она просунула руки в рукава плаща, который он накинул на нее, и вдыхала его запах.

– Я сказала, что он защищал меня…

– Нет, не это!

– Ты имеешь в виду мою фразу о том, что он недолго останется моим мужем? – Эри была спокойна, как море погожим солнечным днем. Затем она засмеялась и стала на цыпочки, чтобы поцеловать его. – Он любит другую, Бартоломью. Свою девушку в городе. Ее зовут…

– Нетти, – закончил он за нее. Она улыбнулась:

– Ты знал?

– А как еще мог я пренебречь теми клятвами, которыми вы обменялись, и любить тебя тогда в лесу?

Удивление Эри сменилось гневом. Ее глаза вспыхнули, как драгоценные камни.

– Тогда почему ты бросил меня? Почему ты уехал, не сказав ни слова, темной ночью, как преступник?

– Я оставил Симу письмо, разве ты его не?..

– Ах да, письмо… Так поступают только трусы. Да, он отдал мне твое письмо, – Эри сделала два шага в сторону, развернулась к нему и указала на него обвиняющим пальцем, который был едва виден из рукава его плаща, слишком большого для нее. – Ты разбил мне сердце этим ужасным письмом. Я думала, что ты любишь меня, а ты…

В один шаг Бартоломью оказался рядом с ней. Крепко прижав ее к груди, он начал шептать ей на ушко:

– Я люблю, люблю тебя, моя маленькая нимфа. Господь свидетель, только ты живешь в моем сердце, ты – моя душа. Разве ты не знаешь это сама?

Ее руки обвились вокруг его талии, и она прижалась к его теплому телу.

– Да, я знаю, – произнесла она со вздохом облегчения. Бартоломью взял ее за подбородок и поднял ее голову так, чтобы смотреть ей прямо в глаза.

– Ты знаешь об этом?

– Женись на мне, Бартоломью. Пообещай, что женишься на мне.

Ее незабываемые голубые глаза пронзительно смотрели, казалось, в его душу.

– Эри, я…

Она схватила его обеими руками за рубашку.

– Возражения не принимаются. Ты только что сказал, что любишь меня. И я люблю тебя больше жизни. Теперь мы оба свободны, и я хочу прожить с тобой всю свою жизнь.

Громкий смех вырывался у него из груди.

– Я и не пытался возражать, нимфа. Разве ты не знаешь, что это мужчина должен предлагать женщине выйти за него замуж, а не наоборот?

– Только если она слишком труслива, чтобы все взять в свои собственные руки. А я не хочу давать тебе ни малейшего шанса снова сбежать от меня. Пожалуйста, прекрати дразнить меня и скажи, что ты женишься на мне.

Он сразу перестал смеяться и сказал серьезно, глядя в ее бездонные глаза:

– Да, я женюсь на тебе. И я до конца своих дней буду любить и боготворить тебя, – он поцеловал ее озорной носик. – Понадобится сотня лет, чтобы воспеть твои глаза и твой взгляд… – его губы слились с ее губами, а его руки нырнули под плащ и нашли там упругие полушария ее груди, – двести лет, чтобы насладиться каждой грудью, а потом…

Сзади кто-то нарочито громко прочистил горло.

Бартоломью одернул руки и повернулся лицом к человеку, который хотел поприветствовать Эри и о существовании которого он совсем забыл.

– Извини, Бартоломью, но здесь становится сыро и, кроме того, я стал терять терпение, – сказал человек.

Эри на мгновение замерла, а потом бросилась вперед:

– Папа?!

Скотт Джефферсон, или Джеффри Скотт улыбался.

– Да, дорогая, это я, – он раскрыл свои объятия. – Ну, ты будешь меня обнимать, или же теперь ты обнимаешь только Бартоломью?

– О, папа! – она бросилась к нему. По лицу ее катились слезы.

Скотт долго держал Эри в своих объятьях, а она со всей силой прижималась к любимому лицу. Влага навернулась в больших глазах адвоката. Глядя на это, Бартоломью почувствовал, что у него тоже ком встал в горле. Наконец рыдания Эри прекратились.