Михаэль Шумахер. Его история - Кристофер Хилтон

Возьмем случай с Риккардо Палетти. После того как он погиб в Монреале в 1982 году, гонщики не погибали на трассе до 1986 года, когда в Поль Рикар на тестах разбился Элио де Анджелис. После этого смерть обходила Формулу 1 стороной до черного уик-энда в Имоле в 1994 году. В промежутке между 1982-м и 1994 годом пройдены тысячи кругов, произошло множество аварий, в том числе довольно серьезных. Современные технологии оберегают гонщиков от тяжелых травм, а то и от травм вообще. Некоторые гонщики, прежде всего Сенна, вели гонки в силовой манере. Одна из знаменитых аварий (Япония, 1990 год) произошла из-за того, что Айртон, взбешенный несогласием перенести поул-позицию на ту часть трассы, откуда ему больше хотелось стартовать, принял обдуманное решение гнать в первый поворот во весь опор, а там — будь что будет. До середины 1980-х никому и в голову не могло прийти ничего подобного. Это было бы безумием, самоубийством.

Да, по мере того, как автомобили становились безопаснее, нравы в гонках становились жестче. Когда Шумахер таранил Хилла в Аделаиде или Вильнёва в Хересе, ни он сам, ни его соперники не получили ни царапины. Михаэль на полном ходу влетел в ограждения в Силверстоуне — и отделался переломом ноги. Покувыркавшись по обочине в Мельбурне, он начал сыпать шуточками по этому поводу, едва выбравшись из Ferrari.

Есть еще один момент. Современные машины Формулы 1 настолько надежны, что гонщики ведущих команд могут зарабатывать за сезон горы очков. Гоняйся Шумахер в 1980-е, его горы были бы намного ниже, потому что машина под ним не раз сломалась бы.

Бессмысленно горевать по ушедшим временам. Бессмысленно проводить сравнения между гонщиками, представляющими разные поколения. Каждая эпоха в истории Формулы 1 имеет свои сложности, и можно сказать, что во времена Шумахера гонки Гран-при были сложны по-своему, иначе, чем прежде.

Уже после ухода Шумахера мне довелось поучаствовать в дискуссии с Гэри Андерсоном на радио. Я тогда задал вопрос, почему Шумахер позволял себе так много. «Ответ прост, — сказал Андерсон, — Это же сверхконкурентные люди, ведущие борьбу в экстремальнейших условиях. Иногда они делают ошибки или заходят слишком далеко».

Как кто-то сказал о Сенне: иногда хотеть чего-либо можно слишком сильно.

Они действуют слишком жестко или не слишком красиво, в зависимости оттого, как вы это видите. Столкновение с Хиллом в 1994-м было (пользуясь дипломатическим языком) неоднозначным. Бортовая камера показала все с убийственной очевидностью в столкновении с Вильнёвом в Хересе в 1997-м. И вновь бортовая камера показала все, как было, когда в 2006-м Михаэль «запарковался» в повороте «Раскасс». Такие моменты в Формуле 1 воспринимаются как груз на одной чаше весов, на которых оцениваются достижения Михаэля Шумахера.

В Монце, где Михаэль сообщил об уходе, Фернандо Алонсо сказал в интервью испанскому радио: «Михаэль — самый неспортивный гонщик, заслуживший больше всех штрафов в истории Формулы 1, но невозможно не признавать тот факт, что он был лучшим гонщиком…»

Точнее не скажешь!

Ferrari во времена Шумахера тоже оказалась в ситуации, когда любить ее было непросто. Команде тоже приходилось играть жестко и не всегда красиво, самым ярким примером чего была история с приказом Баррикелло пропустить Шумахера к победе на Гран-при Австрии. Казалось, весь мир в этот момент зашелся в крике: «Фол!» Но Ferrari была непреклонна.

Это было корпоративным решением, принятым с учетом интересов материнской компании Fiat. Подходить к этому событию с позиций этики пятидесятых, шестидесятых, семидесятых годов неразумно. Шумахер каждый день проживал в условиях такого прессинга, с каким и близко не были знакомы Стирлинг Мосс, Хуан Фанхио, Джим Кларк или Джеки Стюарт. Зато Шумахеру и не снились те переживания, которые выпали на их долю в их времена. Другими словами, сравнивать эти эпохи довольно проблематично.

На мой взгляд, есть несколько факторов, определяющих принадлежность Шумахера к числу величайших гонщиков всех времен. Как уже сказал Росберг, он привнес в гонки Гран-при уникальный уровень физической и психологической подготовки, приправив это всеобъемлющим вниманием к мелочам. Мао Цзедун как-то сказал: «Когда враг наступает, мы отходим. Когда он устает, мы переходим в наступление». В случае с Михаэлем этот принцип работал только наполовину: он никогда не уставал, всегда был в атаке.

Он отличался почти гипнотическим умением устанавливать контроль над ходом гонок, использовать любой шанс, находить положительные моменты в самой проигрышной ситуации. Начинается дождь? Мне это подходит больше, чем другим! Шестнадцатый на старте в Спа? Попробуем победить с такой позиции! Завяз в трафике на Хунгароринге? Пересчитай тактику, Росс, а я ее реализую! Осталась всего одна передача? О'кей, поедем, как на спорт-прототипе…

И это приводило к неожиданным выводам, один из которых особенно поражал тех, кто работал с Михаэлем: за редкими исключениями, он гонялся как бы сам с собой, сохраняя немалые резервы, которые подключал, если в этом возникала необходимость. Только великие отличаются умением сохранять резервы и знать, когда и как ими воспользоваться. Именно в такие моменты мы и становились свидетелями настоящих гоночных шедевров.

Он понимал, какие психологические силы движут командой, и команда работала на него, зная, что он обратит всеобщие усилия в очередную победу. И Михаэль всегда отвечал команде, подчеркивая неоценимость ее вклада в совместные достижения, и делал это совершенно искренне. За целое десятилетие, бурное, жаркое, триумфальное десятилетие для Ferrari, некогда знаменитой своими бесконечными сплетнями и подковерными интригами, я не помню ни одного критического замечания в адрес команды! Конечно, это результат корпоративной политики, но в неменьшей степени это следствие гармонии, установившейся с приходом Шумахера и благодаря его многочисленным победам. К тому же Михаэль имел некоторое влияние на подбор ключевых фигур в команде, которую собирал Жан Тодт, а значит, также принадлежал команде, как и она ему. Такое не удавалось ни одному гонщику в истории автоспорта.

Тодт даже как-то сказал (в интервью Алану Хенри, опубликованному в британской Guardian): «Все знают, что я люблю Михаэля. Я люблю его! Не в смысле — он мне нравится. Я люблю его как сына. В жизни всегда нужно точно знать, почему ты терпишь неудачи, почему ты добиваешься успехов. Мы честны перед собой. Любой из нас играет в компании важную роль и с уважением относится к другому».

Росс Браун сказал мне как-то, задолго до того, как Шумахер сообщил об уходе: «Чемпионаты выигрываются командами, а не отдельными личностями, а у нас очень хорошая команда, включая, естественно, Михаэля с его мастерством и Жана Тодта у руля. Тодт проделал изумительную работу и не получил за это достойных почестей. Искренне жаль, что люди просто не понимают, в чем заслуги Тодта!»