Карл Смелый - Вальтер Скотт

— Невозможно, чтобы эти негодяи бежали! — вскричал удивленный Кольвен. — Но вот у них в палатках сверкает огонек. О! Эта несчастная раздача вина! Они, верно, по обыкновению все перепились. Я их тотчас разбужу.

Он соскочил с лошади и побежал в палатку, в которой светился огонек. Артиллеристы почти все находились там, но все они лежали на полу между стаканами и бутылками, раскиданными вокруг них; они были до такой степени пьяны, что Кольвен, после неимоверных усилий, успел поднять только двух или трех из них. Сильно шатаясь и повинуясь Кольвену, больше инстинктивно, чем по долгу службы, они отправились на батарею. В эту минуту глухой гул, похожий на топот множества бегущих людей, раздался в конце ущелья.

— Это шум от катящейся снежной глыбы! — сказал Артур.

— Это не снег, а швейцарцы, — сказал Кольвен. — Ах, эти негодные пьяницы! Пушки исправно заряжены и, верно, наведены — залп их произведет в лагере тревогу скорее, чем мы могли бы это сделать. О, проклятые пьянчуги!

— Не надейся на их помощь, — сказал граф, — мы с сыном возьмем по фитилю и на этот раз будем пушкарями.

Они сошли с лошадей и отдали их Тибо. Граф Оксфорд и сын его взяли каждый по фитилю у одного из пушкарей, из которых трое были еще настолько трезвы, что могли действовать при орудиях.

— Браво! — вскричал отважный начальник артиллерии. — Никогда еще не видано такой знаменитой батареи. Теперь, друзья, — извините, милорды, здесь некогда чиниться — и вы, пьяные бездельники, берегитесь стрелять, пока я вам не прикажу, и если б ребра этих удальцов были так же крепки, как их Альпы, то и тогда они убедились бы, что старый Кольвен умеет заряжать свои орудия.

Они стояли каждый при своей пушке, затаив дыхание. Страшный гул все более и более накатывал на них. Наконец при свете начинающегося дня они увидели плотную колонну людей, вооруженных длинными копьями, бердышами и другим оружием, с развевающимися посреди них несколькими знаменами. Кольвен дал им приблизиться шагов на восемьдесят и тогда скомандовал:

— Пли!.. — Но только одна из его пушек выпалила, а у прочих только лишь вспыхнул огонек на затравках; оказалось, что они были заколочены изменниками-итальянцами и, следовательно, были непригодны к стрельбе, хотя по внешнему их виду этого и не было заметно. Если бы все они были так же исправны, как та, из которой выстрелил Кольвен, то, вероятно, расчет его оправдался бы, так как даже и один выстрел произвел страшное действие, убив и переранив целый ряд швейцарцев и, главное, того, кто шел впереди и нес знамя.

— Стойте смело, — сказал Кольвен, — и помогите мне, если можно, снова зарядить мою пушку.

Однако им не дали на это времени. Величественной наружности воин, шедший во главе расстроенной колонны, поднял упавшее знамя и громовым голосом воскликнул:

— Как, земляки! Вы были при Муртене, при Грансоне и теперь испугались первого выстрела? Знамена Берна, Ури, Швица, вперед! — Унтервальден, вот хоругвь твоя! Трубите в рога! Унтервальден, вперед за мной, за своим ландманом!..

И они двинулись вперед подобно яростному потоку, с таким же оглушительным ревом и с такой же быстротой. Кольвена, заряжающего пушку, повалили. Оксфорд и Артур были сбиты с ног толпой, густота которой спасла их от ударов. Артур, к счастью, успел подползти под пушку, но отец его, менее счастливый, попал под ноги швейцарцев и был бы, наверно, раздавлен, если бы не защитили его крепкие латы. Этот натиск колонны, состоявшей, по крайней мере, из четырех тысяч человек, обрушился затем на лагерь, оглашая воздух своим страшным криком, вскоре смешавшимся с воплями, стонами и шумом тревоги.

Яркое багровое пламя, показавшееся за осаждающими, напомнило Артуру его положение. Лагерь позади его был в огне и оглашался криками победы и ужаса, которые обыкновенно раздаются во взятом приступом городе. Вскочив на ноги, он осмотрелся вокруг себя, чтобы увидеть, где его отец. Тот лежал поблизости без чувств, так же как и артиллеристы, которым хмель не позволил спастись бегством. Подняв забрало, Артур с радостью увидел на лице отца признаки возвращающегося сознания.

— Лошадей, лошадей, — сказал Артур. — Тибо, где ты?

— Здесь, сударь, — отвечал его верный слуга, благоразумно спрятавшийся вместе с лошадьми в кустах.

— Где храбрый Кольвен? — спросил граф. — Дайте ему лошадь, я не покину его в этом опасном месте.

— Война для него кончилась, милорд, — сказал Тибо, — он уже никогда больше не сядет на коня.

Тяжело вздохнул Оксфорд, когда увидел, что перед пушкой лежал Кольвен, распростертый на земле, с банником в руке и с разрубленной швейцарским бердышем головой.

— Куда же мы теперь поедем? — спросил у отца Артур.

— Отыскивать герцога, — сказал граф Оксфорд. — Я не оставлю его в такой день.

— С вашего позволения, — сказал Тибо, — я видел герцога, проскакавшего во весь опор в сопровождении десяти человек своих телохранителей через речку в поле, на север. Я даже могу показать вам путь его.

— Если так, — возразил Оксфорд, — то сядем на лошадей и поскачем вслед за ним. Лагерь, конечно, был осажден с нескольких сторон, и все погибло, если уж сам герцог обратился в бегство.

С трудом посадив Оксфорда на лошадь, они поехали так скоро, насколько позволили возвращающиеся силы графа. Дорогу указывал им Тибо. Прочие из их эскорта были убиты или разбежались.

Несколько раз оборачивались они назад к лагерю, объятому пожаром, при багровом зареве которого они отыскивали на земле следы Карла. Милях в трех от места их поражения, где еще долетали до них воинственные клики, смешивающиеся со звоном колоколов в Нанси, возвещающих победу, они увидели полузамерзшее болото, около которого лежало множество мертвых тел. Прежде всего поразил их труп Карла, обладавшего некогда такой неограниченной властью и такими несметными сокровищами. Раздетый и ограбленный подобно прочим, лежащим вокруг его, он был проколот и изрублен во многих местах разнообразным оружием. Холодная рука его держала еще меч, и необычайная ярость, всегда являвшаяся на его лице в битвах, не покинула еще его помертвелое лицо. Близ него, как будто они пали, сражаясь друг с другом, лежал труп графа Альберта Гейерштейнского, а неподалеку — и тело Отто Шрекенвальда — его верного, хотя и не слишком добросовестного слуги. Оба они были в одежде герцогских телохранителей и, вероятно, нарядились таким образом, чтобы удобнее исполнять роковой приговор тайного судилища. Можно было предположить, что на Карла напал отряд кампо-бассовских изменников, так как шестеро или семеро из них и почти столько же герцогских телохранителей были найдены около этого места.

Граф Оксфорд, сойдя с лошади, осмотрел тело убитого своего сподвижника со всей горестью, возбужденной в нем воспоминанием о их давнишней дружбе. Он долго стоял, печально склонив голову и весь отдавшись грустной думе об этом плачевном примере падшего земного величия. Вдруг Тибо, все время посматривавший на дорогу, по которой они прибыли, вскричал:

— На коней, милорд, тут некогда оплакивать мертвых, когда мы вряд ли сами успеем убраться живыми — сюда идут швейцарцы!..

— Спасайся бегством, верный слуга, — сказал граф, — и ты, Артур, также сбереги свою юность для дней более счастливых. Я не могу и не хочу бежать далее. Я отдамся на волю победителей; если они помилуют меня — хорошо; если же нет, тогда будет на то воля Божья.

— Я не побегу отсюда, — сказал Артур, — и не оставлю вас без защиты; я разделю судьбу вашу.

— И я также останусь здесь, — сказал Тибо, — швейцарцы благородно воюют, если только они не слишком раздражены сопротивлением, и кажется, что сегодня они немного его встретили.

Швейцарский отряд приблизился. Он состоял из унтервальденской молодежи под предводительством Сигизмунда Бидермана и брата его Эрнеста. Сигизмунд с величайшей радостью тотчас объявил им пощаду; этим он в третий раз оказал Артуру важную услугу в благодарность за его к нему дружбу.

— Я отведу вас к моему отцу, — сказал Сигизмунд. — Он рад будет вас видеть, только теперь он очень огорчен смертью моего брата Рюдигера, павшего с нашим знаменем от единственного выстрела, сделанного в это утро; прочие пушки Кольвена не выпалили, потому что Кампо-Бассо их заколотил. Если б не это, то гораздо большее число наших подверглось бы судьбе бедного Рюдигера. Но и сам Кольвен также убит.

— Следовательно, Кампо-Бассо был заодно с вами? — спросил Артур.

— С нами? Нет… Мы презираем таких союзников, но итальянец сговорился с герцогом Феррандом; он заколотил орудия и, перепоив немецких пушкарей, прискакал к нам в лагерь с полутора тысячью всадников, предлагая сражаться вместе с нами. Но отец мой не принял этих изменников в швейцарские ряды, и таким образом, хотя мы и воспользовались открытой ими дорогой, но не пустили их в свое общество. Тогда Кампо-Бассо отправился к герцогу Ферранду и вместе с ним напал с другой стороны на лагерь, куда он свободно провел неприятеля, объявив в цепи, что он возвращается с объезда.