Фантастика, 1966 год. Выпуск 1 - Сборник

Я, теперешний, протянул руку в нейлоновой манжете и отвел вправо головку замка-щеколды, но только тот, из прошлого, длиннорукий убийца, знал, зачем я это делаю. Из-за двери шагнула девушка. Та самая, кудрявая тоненькая гордячка. Она посмотрела на меня. Своим непонятным взглядом, из своего мира взглянула на меня и как будто приобщила к чему-то, и я выпрямился совсем, вздохнул и подумал с удивлением - как о н мог распознать запах женщины, выделить его из смешанного букета пудры, мыла, синтетической одежды? Из-за толстой двери, среди бензинной городской вони…

– Здравствуйте, - надменно и со стеснением проговорила девушка. - Мне нужен товарищ Гришин.

…Под пальцами затрещал косяк - длиннорукий увидел ее шею и угадал под блузкой острые соски. Она еще смотрела на меня, ожидая ответа, и вдруг глаза перепрыгнули раз, другой, она отступила на шаг и запахнула пальто. Сумочка мотнулась на руке.

Косяк гнулся и отдирался от дверной рамы. Я стоял, набычившись, весь налитый дурной кровью, и слышал, что думает девушка. “Я тебя не боюсь. Не боюсь. Нет. Не боюсь все равно! - выкрикнула она про себя, и сразу за этим: - Мамочка… Что он сделал с Ромой?”…Там что-то металось. Там говорило десятками голосов и мелькали выкрики, подобно ветвям под ветром на бегу сквозь лес. О н рванулся вперед, чтобы схватить ее, прижать к своей боли, но Я стоял, висел на сжатых пальцах, а девушка поправила сумочку и спросила, раздельно выговаривая каждое слово:

– Где Ромуальд Петрович?

Сейчас же из кабинета раздалось: - Он здесь больше не живет!

Девушка вспыхнула бронзовым румянцем. Повернулась, застучала каблучками по лестнице. Я потянул на себя дверь и привалился к прохладному дереву. Пиджак и рубашка прилипли к телу, я весь горел, но ощущал несказанное облегчение. Все. Я сломал его все-таки. К чертовой бабушке, я его одолел…

– Дверь плотно закрыли? - вполголоса спросил Гришин.

Я кивнул, не двигаясь с места.- Закрыта дверь? - Он начинал сердиться.

– Закрыта…

– Идите-ка, сделаю вам анализы.

Он все-таки был железный. С распухшей скулой он возился около стола - устанавливал микроскоп, раскладывал трубочки, стеклышки как ни в чем не бывало. Я сел в кресло, вытянул ноги. Все было гудящее, как после нокдауна. Тонкая боль еще скулила где-то в глубине. Ах, проклятая!… Не давая себе разозлиться на Гришина и на всю эту историю, я смиренно извинился:

– Простите меня, Ромуальд Петрович.

– Пустое. Мы с вами квиты, - он потрогал скулу, подвигал челюстью, искоса поглядывая на меня.

Я закрыл глаза, собрался с духом.

– Зеркало у вас найдется?

Он не удивился. Я слышал, как он выдвигает ящик стола.

Трудно было открыть глаза. Трудно было повернуть круглое зеркало и ввести свое лицо в рамку. Но это оказалось мое лицо. Настоящее мое, крупное, круглое, только зеленоватое, бледное.

Гришин, не двинув бровью, спрятал зеркало обратно в ящик - вниз стеклом - и толчком задвинул ящик. С ненавистью.

– Руку дайте. Левую. Отвернитесь!

Я отвернулся. Гришин делал анализ крови - мял мой безымянный палец, высасывал кровь. Я не смотрел. Через некоторое время я заговорил с ним, чтобы отвлечься, - мне казалось, что тошнотворный запах крови заполняет всю комнату.

– Вы ни о чем не спрашиваете, Ромуальд Петрович?

– Не нужно мне. Я врач. Прошлое меня не интересует, - он выпустил мою руку и отвернулся к микроскопу.

Я с трудом сдерживался - боль поднималась снова. Ее разбудил запах крови. Анализы, стеклышки, треклятые выдумки…

– А что вас интересует?

– Реакция психики, - невнятно ответил Гришин. - Совпадение реакций.

Опять я вцепился руками, на сей раз в подлокотники кресла.

– Окно откройте. Скорей.

Он пробормотал: - Конечно, конечно…

Стукнули рамы. Я жадно дышал, выветривая, выдувая боль. Дышал так, что трещали ребра.

– Успокойтесь, - сказал Гришин, - скоро придете в норму.

Все плыло, подрагивало, дрожало. Густая каша звуков и запахов лезла в окно. Запах мыла и девичьего пота еще не выветрился из прихожей. Какой-то непонятный дух шел от обсидианового ножа, лежащего почему-то рядом с микроскопом.

– Успокойтесь, все пройдет. Кровь в норме. Все пройдет. Поспите часок, и все пройдет. Вы хотите спать?

– Я не хочу спать.

– Вы хотите спать. Вы уже засыпаете. Засыпаете. Глаза закрываются. Вы очень хотите спать.

– Поговорим, - не сдавался я. - Мне и вправду захотелось спать, но мы поговорим сначала…

…Я сидел с закрытыми глазами. Боль теперь стихла, но я боялся, что она еще может вернуться. Время стало сонным и длинным, как затянувшийся зевок. Мы говорили. Начистоту, как во сне.

“Вы тоже испытали это?” - “Да, было и это”. “Что же теперь?” - “Дима. Теперь вы забудете обо мне”. - “Боюсь, что не смогу”. - “Придется забыть. Это моя просьба. Категорическая просьба”. - “Категорических просьб не бывает”. - “Неважно. Придется забыть”. - “А если я не послушаю вашей просьбы?” - “Послушаете. Вы хороший парень”.-”Странный довод”. - “Нисколько. Раскрою карты. Опыт ставился с одной целью - проверить психологическую реакцию. Вы подтвердили мои опасения достаточно весомо. Пробуждаются воспоминания, худшие воспоминания, атавистическая жестокость. Иногда мне кажется, что палачи и убийцы давно владеют моим секретом. Это изобретение бесполезно. Вредно. Следовательно, человечеству не надо знать о нем, и вы забудете. Навсегда”.

– Неправда, - возразил я. - Вы говорили недавно о Ленине, об Эйнштейне. Ведь они тоже в прошлом, их можно навестить, узнать… Вы противоречите самому себе.

– Нисколько, - сказал он. - Нимало. Такие люди опережали свое время, они здесь и долго еще будут с людьми. И вот что еще. Они были совсем недавно. Вчера. Час назад. Сию минуту. Мой аппарат работает в настоящем прошлом - может быть, через тысячелетие кто-нибудь сумеет вернуться к Эйнштейну и поговорить с ним. И кто знает! Нашему счастливому потомку великий Альберт покажется жестоким старцем и не слишком умным к тому же…

– Чепуха, - сонно сказал я. - Ой, чепуха!…

– Все изменяется, - сказал Гришин. - Все изменяется. Вы обещаете молчать?

– Если нужно…

– Нужно. Теперь идите спать. Идите за мной.

Я встал, с трудом разлепил веки. Уронил со стола чашечку из-под кофе. Посмотрел на кота Василия, чинно сидящего у двери. Кот мусолил морду согнутой лапой. Было слышно, как внизу автобус, урча, тронулся от остановки, потом заскрежетали переключаемые шестерни, и звонкий гул двигателя стал быстро удаляться по сумеречной улице…

Придерживая за руку, Гришин провел меня но коридору и уложил на диван в маленькой прохладной спальне. Совсем уже сквозь сон я пробормотал:

– Что за девушка приходила? Храбрец девушка… Мне надо проснуться через час, не позже…