Котел с неприятностями. Россия и новая Большая Игра на Ближнем Востоке - Евгений Янович Сатановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заслуживают внимания последовательные, профессиональные и успешные действия турецкого руководства, добившегося в торговле с Россией ряда односторонних преимуществ. Любые инициативы, которые в перспективе могут привести к возникновению двусторонних структур, неподконтрольных руководству правящей Партии справедливости и развития, торпедируются Анкарой, как это произошло с российско-турецкой межпарламентской комиссией по экономике. Ещё один инструмент политики такого рода – пересмотр достигнутых условий соглашений перед их подписанием на высшем уровне (АЭС «Аккую») или после реализации («Голубой поток»). Не следует забывать и о сохранении России в списке потенциальных внешнеполитических угроз, перечисленных в турецкой «Стратегии национальной безопасности».
На протяжении большей части последних 500 лет отношения России и Турции были враждебными. Русско-турецкие войны занимают почётное место в истории Российской империи, и в Турции помнят, что они стоили Оттоманской Порте Балкан и Кавказа, хотя часть северо-восточных провинций, входивших в состав России с 1878 по 1917 год, были потеряны Москвой после революции и возвращены в состав Турецкой Республики. При этом после Первой мировой войны Турция в её нынешних границах сохранилась не в последнюю очередь вследствие нормализации отношений правительств Кемаля Ататюрка и Владимира Ленина.
Преувеличивать значимость турецкого реваншизма, во многом являющегося проявлением личных особенностей президента Эрдогана с его авантюризмом, гиперактивностью и авторитарным стилем правления, не стоит, но и приуменьшать его опасно. Фактор военного, в том числе ядерного сдерживания имеет для России на турецком направлении основное значение, нейтрализуя возможность перерастания потенциального регионального конфликта в новую Крымскую войну, в которой Турция и Запад выступили бы против России. Конфликт России и Грузии 2008 года показал это со всей очевидностью.
Руководство Турции до осени 2015 года полагало, что Москва будет ослабевать параллельно с усилением Анкары. Оно видит свою страну международным центром по торговле углеводородами БСВ и Прикаспия и перекрёстком их транзита в ЕС в обход России. Реализация трансграничных трубопроводных проектов, призванных ослабить позиции Москвы на европейском газовом рынке, первым из которых стал «Баку – Тбилиси – Джейхан» и мог стать «Набукко», соответствует этой стратегии. В начале 2016 года, когда реализация «Турецкого потока», который из-за конфронтационной политики Брюсселя в отношении Москвы должен был сменить «Южный поток», оказалась под сомнением, Анкара сделала ставку на транзит туркменского газа в Европу по транскаспийскому газопроводу ТКГ и несмотря на успешное завершение «Турецкого потока» продолжает развивать этот проект, оказывая серьёзное давление на Ашхабад.
Отношения России с Ираном в историческом и геополитическом плане повторяют отношения с Турцией. Постсоветский Прикаспий, включая его российскую часть, – «северные территории» Персии, отторгнутые у неё Россией. Гилян и Мазандаран до 1726 года входили в империю Петра Великого. Заключённый в начале ХХ века российско-британский договор о разделе сфер влияния в Иране, Афганистане и Тибете был началом конца иранской государственности. Только революция 1917 года спасла Иран от раздела, точно так же, как принятая на Тегеранском совещании резолюция «Большой тройки» завершила период, когда советские войска могли быть введены на иранскую территорию, не нарушая норм международного права.
Современные претензии Ирана на 20 % бассейна Каспийского моря затрагивают интересы Азербайджана и Туркменистана, касаясь России и Казахстана лишь косвенно, однако могут в перспективе послужить причиной регионального конфликта, сталкивающего Москву и Тегеран. Иран, в отличие от Турции, в потенциальном столкновении с Россией может рассчитывать только на собственные силы, имея «в тылу» конфликты с соседями по Персидскому заливу, Израилем и, несмотря на «ядерную сделку» 2015 года с Западом, в первую очередь с США и Великобританией. В то же время военное сотрудничество Ирана с Москвой по разблокированию сирийского кризиса начиная с осени того же 2015 года заложило основу многообещающего антитеррористического российско-иранского альянса.
Россия после снятия с Ирана санкций ООН, открывшего дорогу к вступлению этой страны в ШОС, заняла активную позицию на иранском рынке вооружений и военно-технического сотрудничества. Расширение сотрудничества Москвы и Тегерана в экономике, в том числе в вопросах грузового транзита, также стоит на повестке дня. В то же время, несмотря на открывающиеся перспективы двустороннего сотрудничества, опыт развития российско-турецких отношений, которые до столкновения интересов Москвы и Анкары в Сирии оценивались исключительно со знаком плюс, заставляет осторожно оценивать перспективы ирано-российского альянса. При всех его перспективах просчитывать возможность столкновения с Ираном России необходимо.
Иранская армия и силы Корпуса стражей исламской революции вооружены в основном устаревшим оружием, однако многочисленны, мотивированы и имеют боевой опыт, полученный в войне с Ираком 80-х годов, борьбе с сепаратистами, террористами и наркоторговцами на собственной территории, в Сирии и в приграничных с Ираном районах Ирака, Афганистана и Пакистана. Помимо этого у Ирана есть опыт противостояния с Израилем и Саудовской Аравией. Соответственно, как и в ситуации с Турцией, фактор ядерного сдерживания играет для России на иранском направлении ключевую роль. Получение ИРИ ядерного статуса в военной сфере снизит это преимущество. Появление у Ирана атомной бомбы обрушит режим нераспространения и спровоцирует гонку ядерных вооружений на БСВ и в мире в целом, осложняя отношения России с ИРИ.
Отметим, что в отличие от Турции, которая может только пытаться задействовать в случае конфликта с Россией потенциал исламистских радикалов, Иран имеет соответствующий опыт, включающий создание и поддержку военно-террористических структур, транспортировку для них вооружений и военной техники на дальние дистанции, реорганизацию после военных поражений («Хезболлы» в 2006-м, ХАМАСа в 2009 году), теракты против посольств – в Аргентине, организацию массовых волнений – на Бахрейне и в Ливане, а также поддержку местных этнических формирований – в Ираке, Сирии, Ливане, Афганистане и Йемене. Этот послужной список заставляет серьёзно относиться к иранскому потенциалу «гибридной войны».
ИРИ, в случае принятия его руководством соответствующего решения, может максимум за полгода создать в Дагестане и других регионах российского Северного Кавказа обстановку, близкую к ситуации в Южном Ливане. Не стоит забывать, что практика использования шахидов-самоубийц была широко распространена в Иране в годы иракской войны. Не случайно Вооружённые силы ИРИ имеют в своём составе на случай «асимметричной войны» подразделения «камикадзе», в том числе в составе ВВС и ВМФ. Террористическое подполье Иран в России не поддерживает,
