Операция Хаос - Пол Андерсон

Но теперь ты имеешь возможность проникнуть в мою сокровенную твердыню. Страшись, Стивен.

Сам я не могу и коснуться тебя, но у меня есть могущественные слуги, и я пошлю их навстречу тебе. Более могущественные, чем те, с которыми ты сталкивался прежде. Если ты и дальше будешь идти против меня, значит, ты пойдешь навстречу собственной гибели. Возвращайся домой. Покорно, как подобает сыну Адама, смирись со своей потерей. Породи других детей.

Перестань вмешиваться в дела, касающиеся всего человечества. Занимайся исключительно своими собственными делами. Тогда тебя ожидает довольство, здоровье и богатство. И долго продлятся дни твои. Но все это — если ты заключишь со мной мир. Если же нет — ты погибнешь, и погибнут все, кто поддерживает и любит тебя. Страшись меня!

Видение, голос, тьма — исчезли. Мокрый от пота, воняющий потом, я смутно уставился на Мармидона. Мерцали свечи… Не знаю, как я устоял на ногах. Мармидон излучал довольство и потирал руки. Мне едва удалось понять его.

— Вот! Разве я не был прав? Вы удовлетворены? Разве он не великолепен? Будь я на вашем месте, я пал бы на колени, восхваляя Бога за милосердие.

— Ч-ч-что? — выдавил я.

— Ангел! Ангел!

Я взял себя в руки. Ощущение, будто я выбрался из бешеного потока. И — пустота в сердце. Но разум по инерции продолжал работать. Повинуясь разуму, губы выговорили слова:

— Возможно, мы по-разному видели одно и то же существо. Что видели вы — увенчанную короной голову, сверкающие крылья. — Он чуть не пел.

— Ваша дочь в безопасности. Она будет возвращена вам, когда вы окончательно раскаетесь. И поскольку на нее пало благословение в ее смертной жизни, она будет причислена к лику Святых истинной церкви…

Что ж, мелькнуло у меня в голове, это без сомнения не в первый раз. Враг использует в своих целях людей, искренне верящих, что они служат Богу. Как там было у Яхонтана Эдварса, жившего в давние времена в Новой Англии? «Земля в Аду вымощена черепами некрещеных детей»… Кто на самом деле был тот Иегова, которому он поклонялся?

— А что испытывали вы? — спросил Мармидон.

Нужно или нет скрывать то, что открылось мне? Вероятно, нет. Что бы это дало хорошего?

И тут наше внимание привлекли новые звуки — шум приближающихся шагов и голосов.

— Что, если его здесь нет?

— Подождем два-три часа.

— В этой гробнице?

— Все в руках Божьих, брат…

Я окаменел. Шли двое — монахи, судя по шороху их шагов, их выдавали сандалии, — огромного роста и веса, так гудел у них под ногами камень. У встреченного мною наверху Адепта, видимо, возникли подозрения, или где-то зарегистрировали заклинание Мармидона и появление «ангела», а может и то, и другое вместе. Если меня намерены схватить — я предупрежден. А сейчас моя жизнь бесценна, ибо я должен вернуться домой со сведениями, которые помогут возвращению Валерии.

Я направил на себя фонарик. Изменившись, расслышал хныканье Мармидона. Хорошо, что мне некогда. Я был волк, и мои эмоции были эмоциями волка. Будь время, я бы порвал ему глотку за то, что он сделал, но…

Серой молнией я выскочил из кельи. Густой сумрак помог мне. Монахи не замечали меня, пока я не оказался почти рядом с ними. Двое, очень мясистые. У одного была палка, у другого — автоматический пистолет 45-го калибра. У этого второго я проскочил между ног. Он, не удержавшись, покатился. Его приятель с треском опустил мне на спину свою дубину. На мгновение движения мои замедлились. Должно быть, сломано ребро… Хотя это связало скорость, я устремился вперед. Пистолет выстрелил, и в камень, рядом со мной, ударила пуля. Если в обойме пистолета есть серебряные пули, попадание означает смерть. Нужно бежать!

Я взлетел вверх по лестнице. Монахи остались где-то позади. Но впереди уже подняли тревогу, мелодию гимна прорезал бой колоколов. Может, у моих преследователей был с собой карманный шар-переговорник? Созданный на предприятиях, принадлежащих «Источнику Норн»?

Я ворвался в прихожую первого этажа. Здесь должны быть другие двери, но я не знал, где они находятся. Волк может развивать скорость, с какой распространяются плохие новости. Я проскочил занавес, отделяющий ризницу, где пел хор прежде, чем из канцелярии успел выглянуть кто-либо работающий в ночную смену или появился какой-нибудь заспанный монах.

Церковь бурлила. Под моим телом с треском распахнулась дверь в боковой предел. Достаточно было взглянуть. Песнопение продолжалось, но по нефу, крича, бежали люди. Как раз в этот момент двое закрывали ведущую в вестибюль дверь. Бежать было некуда.

Послышалось топанье ног по коридору. Иоанниты не знали, куда я делся. И, конечно, были обескуражены внезапно поднятой непонятной тревогой. Тем не менее времени у меня было мало — лишь до той поры, пока кто-нибудь не догадается заглянуть сюда.

Мне пришло в голову, как нужно действовать. Не знаю причин этого недоступного волчьему мозгу озарения. Видимо, повинуясь инстинкту, я передней лапой щелкнул выключатель на моем фонарике. Голубые огни, горевшие в помещении, не мешали моему превращению в человека. Кинувшись обратно в ризницу, я схватил стихарь и натянул его через голову. Он оказался мне почти до пят. Ноги оставались почти голыми, но, может быть, этого никто не заметит…

Поднявшись за рекордное время на возвышение, где пел хор, я остановился в арке входа, чтобы оцепить ситуацию. Мужчины и женщины были сгруппированы по голосам. У каждого или каждой в руках были сборники гимнов. Несколько таких книжек лежало на столе. Вид отсюда вниз и вверх, на купол, был потрясающий. Я не стал тратить зря ни мгновения. Выбрал себе группу, взял книжку и торжественно двинулся вперед.

Мне не удалось бы выйти сухим из воды, будь вокруг нормальная обстановка. Хористы были слишком возбуждены, их внимание было приковано к суматохе, что бурлила внизу. Мелодия, сбиваясь, неуверенно прыгала. Я нашел себе место на краю группы баритонов, открыл сборник на той же странице, что и сосед.

Лучше будет, если я начну издавать такие звуки. Это не репетиция, которая проводилась с мирянами. Я не мог даже правильно произнести большинства этих слов и заботился только о том, чтобы не очень выпадать из тона.

Сосед искоса взглянул на меня. Это был осанистый, дружелюбный на вид священник. Должно быть, подумал он, что имея такое странное устройство ротовой полости, мне не следовало бы становиться рядом. Я одарил его слабой улыбкой.

— Тхатнс эталетам тетес абеска русар, — подчеркнуто интонируя пропел сосед.

Я ухватился за первую же попавшуюся мелодию, имеющую сходство с той, что напевал сосед. Уставившись в книжку, я как можно неразборчивей начал: