Елизавета I - Маргарет Джордж

Все те славословия, которые он получал в свой адрес от публики со времени своего возвращения, многократно раздули его заносчивость и самонадеянность. В глубине души он не мог не понимать, что приглашать толпу людей в чужой дом невежливо, однако же избавил себя от необходимости соблюдения общепринятых норм этикета.

Фрэнсис провел ладонями по бедрам, как будто готовился к атлетическому поединку:

– Вы просили меня проанализировать ваше положение и дать рекомендации. Я это сделал. Вот краткий отчет.

Он обернулся и, взяв запечатанный конверт, протянул его Роберту.

С широкой улыбкой на лице Роберт сломал печать и торжественно вытряхнул лист бумаги. Щурясь, чтобы разобрать убористый почерк, он принялся читать текст, и улыбка постепенно сползала с его лица. Наконец он сложил листок, вернул его в конверт и заткнул за кушак.

– Ваши рекомендации – чушь собачья.

– Почему это? – осведомился Фрэнсис.

– Для начала, вы считаете, что мне следует оставить военную карьеру, – сказал Роберт. – Это единственное, что принесло мне славу и деньги. Так что это все равно что попросить папу римского прекратить служить мессу.

– Если бы папа проявил большую гибкость относительно мессы, он не потерял бы всю Северную Европу. Вам следовало бы сделать выводы из его примера, – заметил Фрэнсис, не собираясь отступать. – Неужели вы не понимаете, что человек с таким характером, как у королевы, будет усматривать угрозу в любом влиятельном подданном, ищущем славы на поле боя?

– Во-вторых, вы пишете, что я должен прекратить обращаться к народу напрямую, – сказал Роберт, оставив вопрос без ответа.

– Очевидно же, что это неприкрытый вызов любому правителю, будь то мужчина или женщина.

– В-третьих, вы говорите, что я требую высоких должностей и титулов, в то время как у меня нет к ним никаких способностей!

– Если вы ими и обладаете, то исключительно искусно скрываете это, – произнес Фрэнсис.

– Я думал, вы мой друг! – воскликнул Роберт.

– Я ваш друг, именно поэтому я с вами честен. Я не сказал, что вы не имеете способностей, сравнимых с вашими амбициями, я сказал лишь, что вам необходимо продемонстрировать их королеве. Вы же, вместо того чтобы выказывать свою ценность, закатываете скандалы и ждете, что она это оценит. Это уже не смешно. Королеве очень скоро это надоест. В один прекрасный день она просто выкинет вас, как наскучившую игрушку. Пока этот день не настал, вы должны доказать, что вы не игрушка. Пока у вас еще есть время.

– Вы говорите, что я должен оставить военное дело. Но едва я успел отправиться в поход, как королева повысила Роберта Сесила, дав ему хлебную должность. А я не могу даже выбить должность для моих друзей! Я неоднократно пытался убедить ее сделать вас, Фрэнсис, обер-прокурором или генеральным стряпчим. Если я перестану участвовать в военных кампаниях, у меня не останется вообще ничего!

– Вам нужно действовать тоньше. Если вы научитесь этому, все остальное приложится.

– Каким образом? Как именно тоньше? Вы же так много знаете! Приведите пример!

– К примеру, вы можете объявить, что покидаете двор, чтобы проинспектировать ваши владения, а потом отменить поездку, если королева станет возражать. Или выдвинуть кандидата на какую-либо должность и спокойно отозвать кандидатуру, если королева скажет, что хочет видеть на этом месте кого-нибудь другого. Достаточно вам примеров?

– Это не в моем характере. Она начнет меня подозревать.

– Если вы так и будете вести себя подобным образом, очень скоро это станет характером. Ах да, и прекратите ныть и жаловаться, что вас в очередной раз где-то несправедливо обошли вниманием. Королева никогда не пересматривает свои назначения, так что держитесь с достоинством.

– Только лицемеры меняются кому-то в угоду, – фыркнул Роберт. – Позвольте процитировать вам Священное Писание: «Может ли ефиоплянин переменить кожу свою и барс – пятна свои?» Нет, вот и я тоже не могу по своему желанию стать другим человеком.

– Ба! Вы – не одна личность, а множество сразу. Как и все мы. Мы можем выбирать, какую из множества наших личностей пестовать в определенных целях. Не будьте таким негибким!

– Я должен быть тем, кто я есть.

– Вы должны быть тем, кем от вас требуется быть. И сбрейте наконец эту дурацкую бороду, которую вы так жеманно именуете кадисской модой. Каждый раз, когда вы говорите, она болтается, как флаг, и кричит: «Обратите на меня внимание, поаплодируйте мне!»

– Молодец, Фрэнсис, – сказала я. – Совершенно с вами согласна. Это не борода, а безобразие. Сын, с ней ты стал похож на козла.

Едва произнеся эти слова, я пожалела о них. Теперь ему придется оставить бороду, чтобы никто ни в коем случае не подумал, будто он послушался мамочку.

– Мой подбородок – не ваша забота, – произнес он спокойно. – И я считаю, что вы ошибаетесь, когда рекомендуете мне оставить военную карьеру. Теперь, когда мы больше не вовлечены во французские дела, можно обратить внимание на Испанию. Я намерен сделать все от меня зависящее, чтобы следующим летом возглавить новую миссию, столь же крупную и значительную, как Кадисская. Вашему совету я следовать не намерен, а намерен сделать ровно противоположное.

Его квадратная борода затряслась, потом замерла, когда он решительно закрыл рот.

– Это неразумно, – сказал Фрэнсис грустно.

– Это в моей власти, – ответил Роберт. – И это все, чего я хочу. Так почему я должен остановиться?

45

Он решительным шагом направился к выходу и покинул комнату так же эффектно, как и явился. На пороге он едва не столкнулся с Саутгемптоном и Чарльзом Блаунтом, которые только что приехали. Отпихнув их в сторону, он буркнул:

– Можете составить им компанию, потому что я в обществе идиотов задерживаться не намерен!

Двое новоприбывших огляделись по сторонам, как будто их выбросило на неизвестную отмель на реке, не нанесенной ни на одну карту.

– Какая муха его укусила? – поинтересовался Чарльз, снимая шляпу.

– Он только что услышал неприятную правду, – отозвался Энтони. – И решил наброситься на нее, вместо того чтобы принять.

– А, вот как. – Саутгемптон аккуратно повесил плащ на крючок.

На нем был коричневый бархатный наряд, выгодно подчеркивавший его акварельную внешность. Он был бесспорно красивым мужчиной – этакий фавн на озаренной солнцем лесной поляне. Держать его в объятиях было все равно что обнимать классическую картину.

– Никому еще не удалось наброситься на правду и выжить; он придет в чувство. – Саутгемптон склонился над камином и протянул к огню свои изящные длинные пальцы. – Собраться здесь – хорошая идея. С вашей стороны очень любезно пригласить нас в