Елизавета I - Маргарет Джордж

– Я решил проехаться верхом по парку и случайно заметил вас. Вашу осанку и манеру сидеть в седле ни с кем не перепутаешь.

Как и все записные льстецы, он знал, что лучший способ польстить – это преувеличить правду. Я и впрямь была хорошей наездницей и всегда держала спину.

– Благодарю вас, Фрэнсис, – произнесла я. – Давненько вас не было видно при дворе.

– Это потому, что ваше величество давно не прибегали к советам вашего покорного слуги, как бы скромны ни были его таланты.

Он вновь надел шляпу, натянув ее глубоко на уши. Ветер трепал край его плаща.

– К сожалению, вопросы, относительно которых я нуждалась в советах, лежали за пределами вашей области знания.

– Вы так в этом уверены? – улыбнулся он. – Разве я не говорил вам, что сделал своей вотчиной все знание, целиком?

– Да, говорили, и я знаю, что вы каждый день овладеваете все новыми и новыми территориями, будучи подлинным гением мысли. Однако те печальные дела, с которыми мне пришлось разбираться, – недовольные подданные, очередное нападение со стороны моего извечного врага Филиппа – нуждались не в анализе, а в простом действии.

Я ожидала, что он порекомендует Эссекса, своего нанимателя, как человека, способного решить все эти задачи. После возвращения Эссекса из Кадиса и приема, который ему устроили, я предоставила ему сидеть и дуться. Люди до сих пор превозносили его, но дутая слава героя уже шла на убыль.

– Понимаю. Я рад, что внутренняя угроза миновала, и надеюсь, что очень скоро то же самое можно будет сказать и относительно внешней. – Он устремил взгляд на город. – Пусть его обойдут стороной все опасности!

– Как вы поживаете, Фрэнсис? – спросила я (выглядел он хорошо, но на уме у него определенно что-то было). – А Энтони? Я уже отчаялась когда-нибудь увидеть вашего брата. Иной раз мне кажется, что он призрак – или ваше второе «я». Существует ли Энтони Бэкон на самом деле?

Фрэнсис рассмеялся:

– Он существует, но нездоров. Все, кроме его разума, начало отказывать. Он должен защитить тело, чтобы обеспечить разуму возможность функционировать и дальше. Это жемчужина в оболочке слабой плоти.

– Как и все мы. – (Неприятное напоминание.) – Так зачем вы приехали, мой дорогой? Уж точно не затем, чтобы полюбоваться рекой в моем обществе.

– Признаюсь, я действительно хотел увидеться с вами с глазу на глаз, к тому же в таком месте, где ничто не напоминает о былых временах. Вы говорите, что цените мои суждения, и я хочу презентовать их вам в той форме, к каковой вы можете обратиться к ним в любое время, когда захотите, и они всегда будут у вас под рукой. – Он открыл седельную сумку и вытащил оттуда книгу. – Я записал тут все, что знаю.

Я взяла тоненькую книжицу в руки:

– И вы умудрились втиснуть все сюда? Это невозможно.

– Я старался быть кратким, – сказал он. – Я написал это в качестве наставления людям, которым оно может понадобиться, но также и в качестве упражнения для самого себя. Ухватить суть собственных познаний и убеждений оказалось не так-то просто. Я решил за один раз разбирать одну тему.

На таком ветру, да еще и в перчатках, открыть книгу было невозможно.

– Мне не терпится прочесть ее. Вы изобрели новый товар: незримого советника.

– Некоторые сказали бы, что эту роль исполняет Священное Писание, – заметил он. – Однако мои советы касаются вопросов сугубо житейских, таких как привычка и воспитание, юность и старость, уродство, строения, сады и переговоры. Я пишу о приближенных и друзьях – и о том, как отличить одних от других, – о гневе, о партиях. Да, и кстати, о нынешних волнениях – там имеется и эссе «О смутах и мятежах».

– Расскажите поподробнее. Хотя бы в общих чертах. Мне это совершенно необходимо.

– Позвольте мне процитировать отрывок из него. «Вернейшим средством предотвращения мятежа является устранение его материальной причины. Ведь когда горючий материал налицо, можно отовсюду ждать искры, которая воспламенит его. Причины же, коими вызываются мятежи, бывают двоякие: великий голод и великое недовольство»[25].

Его слова были ясными и справедливыми. Я посмотрела на него, на этого смуглого загадочного мужчину, которому была дана такая мудрость, но негде было ее применить.

– Хорошо обдумано и хорошо сказано. Затем я и созываю в начале следующего года парламент – чтобы устранить причину, которая едва не воспламенила горючий материал в Оксфордшире. Я намерена ввести законы о бедных, чтобы решить эту проблему раз и навсегда. Полагаю, вы будете в палате общин? Мне понадобится ваша помощь.

– Да, я планирую участвовать в избирательной кампании и рассчитываю избраться, – улыбнулся Бэкон. – В последнее время я пришел к выводу, что Эссексу не требуются мои услуги на постоянной основе. Я смогу провести в парламенте столько времени, сколько понадобится.

Значит, это было официальное объявление. Он порвал отношения с Эссексом. Их дорожки по какой-то причине разошлись. Хотя, наверное, «порвал отношения» было слишком сильным выражением, вернее будет сказать, что их отношения охладели, и теперь он искал иной источник дохода. Интересно, что стало причиной разлада? Фрэнсису надоело давать советы только для того, чтобы им не следовали? Или Эссекс затеял нечто, к чему Фрэнсис не желал иметь никакого отношения?

– Ясно. В таком случае я могу рассчитывать на то, что вы поддержите мои меры?

Чтобы не вышло как в прошлый раз, когда он проголосовал против выделения мне субсидии.

– Во всем, что не будет идти вразрез с моей совестью, – разумеется, ваше величество.

– Я сама никогда не готова идти на сделки с совестью и ни за что не потребовала бы этого от других.

Что же все-таки произошло между ним и Эссексом? Как же мне это выяснить? Спрашивать у самого Фрэнсиса без толку, он ничего не скажет. Нужно найти другой способ, другого осведомителя.

Рождественский сезон прошел совсем тоскливо. Иногда декабрь бывает солнечным и холодным, в нынешнем же году он выдался хмурым и беспросветным, под стать моему настроению, тоже хмурому и беспросветному. Все празднества устраивали в Ричмонде, и они удались ничем не хуже прошлогодних. Хористы пели так же чисто, как и обычно; колядки, под которые вносили голову кабана на блюде, звучали так же громогласно, как и всегда, и представления вызывали столько же смеха, как и в любой другой год. Однако же я никак не могла отделаться от ощущения, что притворяюсь ради остальных, – как мать, старательно изображающая веселье перед детьми, хотя на душе у