Крест - Ингар Йонсруд

на лицах, у кого-то — от улыбки, а у большинства — от горя. Никогда не думала так много о том, как бы ей жилось здесь, если бы ее родители не уехали в Норвегию, а остались жизнь на границе Пакистана с Афганистаном.

Первая группа норвежских солдат прибыли в завоеванную столицу Афганистана, Кабул, в 2003-м. Одной из них была полковник Икбаль. Она говорила на пушту, урду и арабском, и это высоко ценилось ее начальством. Она могла одеться в бурку и слиться с толпой местного населения.

Вскоре она стала не только солдатом, но и переводчиком, работая и в поле, и на беседах властей и с информаторами. Однажды холодным зимним днем Кафу вызвали на огражденную часть базы. У охраняемой палатки ее встретил командир роты и мужчина в штатском. Начальник представил его как разведчика, сам мужчина и не собирался представляться.

Кафе сообщили, что ее отпускают с обычной службы, после чего начальник отдал ей честь и ушел.

— Я все еще помню агрессивный взгляд того агента разведки. Как он оценивал меня, — сказала Кафа. — Словно преданность можно определить по какой-нибудь части тела.

Фредрик с Кафой ехали по кольцевой по направлению в область, и он тоже смотрел на Кафу. Можно ли по глазам понять, стоит ли ей доверять? Он в этом сомневался. Кафа застывшим взглядом смотрела на стального цвета горизонт.

Тот агент сообщил, что несколько дней назад один из военных патрульных обнаружил секретное место Талибана. Они назвали эту находку переломным моментов в игре…

— Потом агент упомянул одного из лидеров Талибана — коменданта Камала… хотя в общем его имя никакой роли здесь не играет. Агент спросил, что я знаю об этом человеке. Я ничего особо не знала, кроме того что он известен своей жестокостью. Беспощаден к своим врагам, неважно, мусульмане они или христиане, афганцы или американцы. Затем разведчик подвел меня к палатке, сообщив, что сидящий там человек — личный врач коменданта.

Врач сидел за пустым столом. В углу горела электрическая печка, в палатке стояла страшная жара, но худенький мужчина был одет в пуховик поверх камзола. На его запястьях виднелись следы от скотча. На нем были современные квадратные очки, темные волосы аккуратно расчесаны, а черная борода выглядела ухоженной. Ему чуть за тридцать, подумала Кафа, и позже оказалось, что она была права.

— Врач не разрешал допрашивать себя афганским переводчикам. Он им не доверял. Поэтому выбрали меня. Я должна была докладывать напрямую агенту разведки, и только ему.

Надир Ша был родом из Йемена. Но воевал он за афганскую Муджахедин — именно там он вырос. Медицине он обучился в Исламабаде, в Пакистане. В то время ультраконсервативные фундаменталисты установили в Афганистане нечто похожее на мир, после десяти лет гражданской войны. Талибан объявил, что производство опиума, как и многое другое, в исламе не поощрялось, что в голове молодого студента прозвучало обнадеживающе. Он сам видел последствия избавления бедного населения от героина. Закончив учебу, он решил вернуться в Афганистан и принять участие в восстановлении страны. Образованный молодой человек быстро вошел в круг доверия одного из комендантов Талибана.

Потом наступило 11 сентября 2001-го. Террористическая атака на башни-близнецы в Нью-Йорке. И Талибан, который позволил террористам из Аль-Каиды использовать Афганистан как базу, отстранили от власти. Страну опять бросили на амбразуру новой войны. На этот раз против мощной американской военной машины.

— Он сказал, что потерял все уважение к Талибану и понял, что они ничем не лучше предыдущих оккупантов, грабящих страну. Теперь, чтобы финансировать войну, опиум выращивал Талибан. Теперь война не щадила ни женщин, ни детей, подвергая их ужасным страданиям… Но ослабить власть коменданта Талибана гарантированно означало смерть. Поэтому в обмен на сведения врач потребовал защиту, новую жизнь и новое имя.

В разведке поняли, какая жемчужина им попалась. Они не хотели просто получить от Надира Ша информацию и дать ему исчезнуть. Они хотели, чтобы он продолжил служить личным врачом коменданта, чтобы докладывать о перемещениях Талибана, о планируемых нападениях, секретных убежищах и складах оружия.

— После первого допроса мне поручили быть контактом Надира. Было нельзя, чтобы Талибан что-то заподозрил, и я могла свободно перемещаться по городу. Мы встречались в кафе и на рынках, или по проверенным адресам. В safehouses, которые контролировали американцы. Надир всегда предоставлял точную информацию, и мне приказали сделать все возможное, чтобы держать его «тепленьким». В то время это был наш важнейший двойной агент в Кабуле. Он отказывался говорить только об одном. Раскрывать место, где укрывался его комендант.

Сделав длинную паузу, Кафа продолжила.

— Ты должен понять… я была молода. Мне было едва за двадцать, и опыта в решении таких задач у меня не было. Я была солдатом, а не шпионом. Надир красиво говорил, симпатичный и с чувством юмора. Иногда я обращала внимание на его религиозность, она сильно отличалась от моей, но всей глубины я тогда не увидела. Я бы и не поняла, ведь он меня обворожил. Надир казался мне… хорошим человеком. И я до смерти боялась сделать что-то, что могло испортить операцию. Чтобы меня обвинили в том, что он ушел в подполье или предал нас. От моей работы зависела жизнь множества людей. Я позволила ему поверить, что мы могли бы жить вместе, в Норвегии. Я позволила отношениям перейти на физический уровень. Я забеременела.

Они свернули с шоссе, и пока Кафа подыскивала слова, Фредрик смотрел на заброшенный гравийный карьер, который они проезжали. Хищное нападение на природу, оставившее после себя уродство. Вдоль лесной дороги дневной свет стал приглушенным. Елки отбрасывали тени на лицо Кафы.

— Я была просто в отчаянии, когда поняла, что все зашло слишком далеко, и рассказала о