Киноповести - Василий Макарович Шукшин

– Пускай он пока там подумает, – Степан кивнул. – За шатром.

– Я не помешаю, – скромно, с каким-то неожиданным внутренним достоинством сказал Матвей.

Был он в сравнении со своим атаманом далеко не богатырского вида, среднего роста, костлявый, с морщинистым лицом, на котором сразу обращали на себя внимание глаза – умные, все понимающие, с грустной усмешкой. Степан невольно засмотрелся в эти глаза.

– Свой человек, – сказал Ус.

– Добре. Дай-ка нам с атаманом погутарить, – настоял Степан.

Матвей вышел.

– Слыхал, чего я надумал? – прямо спросил Степан.

– Слыхал, – не сразу ответил Ус. – Слыхал. Могу дорогу показать…

– Это по какой ты бежал-то оттуль? Плохая дорога. Мы другую найдем.

– Лихой атаман! – с притворным восхищением воскликнул Ус. – Уж и побегать не даст. А меня дед учил: не умеешь бегать – не ходи на войну. Бывает, Степа. Что горяч ты – это хорошо, а вот если горяч, да с дуринкой – это уж плохо. Не ходи тада на Москву – там таких с колокольни вниз головой спускают.

Степан улыбнулся.

– Крепко тебя там припужнули.

– Что ты! Шибко уж колокольня-то та высокая. Не видал?

– Видал. Высокая.

– Какую ж ты дорогу себе выбрал? – серьезно спросил Ус.

Казаки Уса и разинцы, в отличие от вождей своих, скоро нашли общий язык.

Обнаруживались старые знакомцы, вспоминались былые походы… Задымили костры. Гостей готовились принять славно, как велел атаман.

Разинцы принарядились – пускают пыль в глаза пришлым.

Стырь собрал вокруг себя целую ораву, показывает, как он ходил на Москву к царю (врет):

– Он о так сидит на троне… Где кум мой? Он видал царя – покажет.

Дед Любим напялил на себя какие-то странные, живописные одежды, воссел на три положенных друг на друга седла. Сделал скучающее лицо…

– Ну, где там эти казаки-то вшивые? – спросил. – Давайте их суды, я с ими погутарю.

– Не так! – воскликнул Стырь. – Давай: ты из бани пришел.

– А-а… Добре. – Дед Любим стал отчаянно чесаться. – В баньку нешто сходить?..

– Да ты уж пришел! – заорали зрители.

– А-а!.. Ну-к… Эй! Бояры!.. Кварту сиухи мне: после бани выпью.

Поднесли «царю» сиухи. Он выпил.

– Ишшо.

– Куда.

– Ты что, горилки царю пожалел, сукин сын! Ты должен на коленках передо мной ползать. Давай горилки! – Дед изобразил капризное «царское» величие. – Хочу кварту горилки!

Ему подали еще. Дед выпил, смачно крякнул:

– Ах, хороша!.. Ну, где там эти казаки-то вшивые?

В круг важно вошел Стырь, тоже черт знает в чем – в каком-то балахоне.

– Здоров, казак! – поприветствовал «царь». – Ты чего эт в моем царстве шатаисся?

– Прикажи мне тоже дать сиухи, – подсказал Стырь.

– Э-э! – загудели зрители. – Вы тут упьетесь, пока покажете.

– Такой тикет, – сказал Стырь. – Перво-наперво вина подают.

– Правда, – поддержал дед Любим. – Эй, бояры, где вы там, прихвостни?.. Дать казаку вина заморскава.

Стырю подали чару вина. Он выпил.

– Ишшо. Я жа с дальней дороги – пристал.

– Дать ему ишшо! – велел «царь».

– Шевелись! – прикрикнул на «бояр» Стырь. – Царь велит!

Подали еще чару. Стырь выпил.

– Как доехал, казаченька? – ласково спросил «царь».

– Добре.

– А чего ты шатаисся по моему царству, я желаю знать?

Стырь громко высморкался из одной ноздри, потом из другой.

– Чего желаете знать?

У атаманов спор.

Нелегко матерому Чертоусу смирить гордое сердце – сразу стать под начало более молодого, своенравного Стеньки. А Степан упрямо гнет свое.

– Ты там всех мужиков побросал. Неоружных! Псу Барятинскому на растерзанье… Вот как ты там хорошо воевал, на той дороге.

– Тьфу!.. Не приведи господи, конечно, – случится где-нибудь тебе в отступ иттить, вот этой самой рукой, – Ус показал огромную ручищу, – подойду и по роже дам. А чего мне было делать? Заодно с мужиками ложиться? Это ты сам – наберешь мордвы-то, да чувашей, да нагайцев своих – с ими и подставляй лоб кому хошь, хошь Барятинскому, хошь Долгорукому…

– Не лезь тада с советом.

– Иван Болотников не дурней тебя был, а не поперся на Волгу.

– За то и пропал.

– Пропал, да не за то. Вас вить чего на Волгу-то тянет: один раз вышло там, вот и давай ишшо… А с Волги тоже дорога на побег есть – Ермакова. – Ус поднялся, выглянул из шатра, позвал: – Матвей!.. Заходь до нас. Вот послушай мужика – дошлый.

Вошел Матвей.

– Там казачки-то… это… расходиться начинают, – сказал он и посмотрел на Степана. – Али ничо, пускай?

– Гулять, что ль? Как жа им не гулять?

– Хорошее дело, – согласился Матвей. – Я эт к тому, что размахнутся они сейчас широконько: знакомцев полно встрелось. А у вас тут, можеть, чего другое задумалось.

– У нас тут раскосяк вышел, – сказал Ус. – Не хочет Степан Тимофеич городками да весями иттить, хочет – Волгой.

– Ну, я тебе то и говорил, – спокойно сказал Матвей.

– Да вот и растолкуйте мне, я в ум не возьму: пошто? Степан с интересом слушал несколько странный разговор.

– Перво: кто такой Степан Тимофеич? – стал рассуждать Матвей, адресуясь к Усу. – Донской казак. Правда, корнями-то он – самый что ни на есть расейский, но он забыл про то…

– Какой я расейский? Ты чего?

– Отец-то расейский. Воронежский.

– Ну.

– Вот. Стало быть, есть ты донской казак, Степан Тимофеич. Как и ты, Василий Родионыч. Живется вам там вольготно, бояре вас не гнут, шкур не снимают, жен, дочерей ваших не берут по ночам с постели – для услады себе. Вот… Спасибо великое вам, что привечаете у себя нашего брата. Да ведь и то – вся Расея на Дон не сбежит. А вы, как есть вы донские казаки, про свой Дон только и печалитесь. Поприжал вас царь, вы – на дыбошки: не трожь вольного Дона! А то и невдомек: несдобровать и вашему вольному Дону. Он вот поуправится с мужиками да за вас примется. Уж поднялись, дак подымайте за собою всю Расею. Вы на ногу легкие… Наш мужик пока раскачается, язви его в душу, да пока побежит себе кол выламывать – тут его сорок раз пристукнут. Ему бы за кем-нибудь, он пойдет.

– Ты к чему это? – спросил Степан.

– Доном иттить надо, Степан Тимофеич, через Воронеж, Тамбов, Тулу, Серпухов… Там мужика да посадских, Чернова люда – густо. Вы под Москву-то пока дойдете, ба-альшое войско подведете. А Волгой пошли с полтыщи с есаулами да с грамотками – пускай подымаются да подваливают с той стороны. А там, глядишь, Новгород, да Ярославль, да Пошехонь с Вологдой из лесу вылезут – оно веселей дело-то будет!

– Ты чего ж, Матвей, на царя наметился? – спросил Степан, усмешливо прищурившись. – Ведь мы этак все