Пробуждение Дара - Аристарх Риддер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пленными занялись прилетевшие следом за медиками армейские особисты и их коллеги из Службы Имперской Безопасности, это мне тоже рассказал Семенов, этот здоровенный бугай с погонами старшего лейтенанта вообще был довольно словоохотлив и с радостью нашел уши в которое можно лить и лить слова.
Затем настал черёд прилететь армейским учёным, биологам и физикам. Зачем они здесь Семёнов не сказал, но видимо эта база очень и очень непростая, раз вокруг неё такой кипишь.
Ну а потом появились уже знакомые мне люди. Два брата Медведевых и, что было удивительно, Эдгар Росомаха. Поговорить с родственниками Ивана мне не удалось, так как меня тут-же взял в оборот безопасник.
— Ага, ты здесь, — удовлетворенно сказал Эдгар его меня завидев. Он прилетел на уже знакомом мне гиперзвуковом самолете, точно на такой-же модели я летел в Москву по вызову Медведевых. Единственное отличие от того борта было то, что тот принадлежал семье моего приятеля, а этот раскрашен в цвета Службы Имперской Безопасности.
— Здравствуйте, Эдгар, — вежливо поприветствовал я безопасника. Что-то в последнее время его стало слишком много. Я постоянно вижу его хитрую физиономию рядом с собой. Но пока что это приносило только пользу.
— Иди за мной, — сказал Эдгар и я, вслед за ним, поднялся на борт его самолёта.
Салон машины оказался разделен на две части. В одной стояло три ряда кресел, а другая была как бы кабинетом. Вот в этот кабинет мы и направились.
— Значит так, Алексей, — сказал мне Росомаха, когда мы сели в кресла и дверь закрылась, — как ты понимаешь, ты стал секретоносителем очень высокого уровня. И я сейчас говорю не про этих повстанцев, а про Пауковых. То, что здесь происходит знают буквально единицы. Я сам, например, еще два часа назад даже не подозревал об их существовании.
Эдгар достал из ящика стола сигару, золотую гильотинку и зажигалку. Срезал кончик сигары и приступил к раскуриванию. Заговорил снова он только тогда, когда помещение наполнилось ароматным сизым дымом.
— Официально Пауковых не существует. Как и миссии доктора Нахааша, сына твоего давнего знакомого. И там, — Эдгар поднял глаза к потолку, — разделились мнения насчет тебя. Честно сказать, некоторые предлагали дать тебе возможность стать героем, посмертно.
При этих словах я вздрогнул, и мне стало страшно. Эдгар сказал последние слова очень буднично. Как будто речь шла не о моей жизни, а о том, чтобы, раздавить комара, например. Раз, и нет его, то есть меня. Но затем я понял, что этот вариант как минимум отложен, иначе бы Эдгар со мной не разговаривал. И следующая его реплика это подтвердила.
— Но, на твое счастье, у тебя оказались достаточно высокие покровители, и это не только и не столько старый князь Соболев. Я говорю сейчас прежде всего о Медведевых, Матвее и Иване большом, а также о профессоре Нахааше. Он очень вовремя для тебя подал большую такую докладную записку о твоей роли в исследовании повреждений головного мозга одаренных. Так что, там, — очередной кивок головы, — сделали вывод что твоя полезность превышает потенциальный вред от обнародования информации о Пауковых.
— Приятно слышать, — только и смог выдавить я из себя, — но что дальше? Я так понимаю, мы не просто так сидим беседуем. Очередная печать молчания? Или еще что похуже? И выбор у меня как обычно: или печать или могила?
— Всё верно. Хорошо, что ты сам всё понимаешь. Я вижу, ты согласен? — дождавшись моего кивка Эдгар продолжил, — Отлично! Мне нужно закончить здесь, а потом мы с тобой летим в Москву.
— В Москву? — Переспросил я, — не в Парагвай?
— Нет, твоя стажировка в армии закончена. До вылета ты должен оставаться здесь, в этом кабинете. И не один, а под охраной.
Сразу после этих слов в кабинет вошла парочка громил с отсутствующим выражением лица и без каких-либо признаков интеллекта.
— На этом пока всё, — сказал Эдгар и вышел.
* * *
В Москве мы приземлились на территории Академии, что странно, я-то ожидал, что раз попался в лапы СИБ, то и привезут меня к ним же, на Лубянку, где, как и в моём мире располагалась их Московская штаб-квартира, или еще куда-нибудь.
Но нет, прямо за главным зданием МИМА, располагалась небольшая взлетно-посадочная площадка для вертолётов и самолётов с вертикальным взлетом и посадкой. Вот на неё мы и приземлились.
А оттуда, в сопровождении все тех же одинаковых громил и Эдгара, я направился прямиком не куда-нибудь а в лабораторию профессора Нахааша. Где меня ждал сам Яков Соломонович и еще парочка магов из СИБ.
— А вот и наш объект, — даже как-то обрадованно сказал профессор, — Алексей, рад видеть тебя в добром здравии. Мои коллеги проведут ритуал наложения печати молчания, я же проконтролирую твоё состояние после. Это не обычная печать, поэтому нужны дополнительные меры предосторожности.
После этого профессор велел мне раздеться, а потом я лег в медицинскую капсулу, наполненную теплой, чуть маслянистой на ощупь, водой. Нахааш объяснил мне что это не просто вода, а анестетик. «Просто небольшая предосторожность, на всякий случай», — сказал профессор.
От его слов мне стало не по себе, как-то всё слишком серьезно выглядело. Я же уже получал печати молчания. Ну да, было больно, я терял сознание от боли. Но чтобы заранее помещать меня в медицинскую капсулу, да еще и с обезболивающим, это пугало.
Профессор лично подключил ко мне целую прорву всяких датчиков, потом что-то там отрегулировал на приборах, по всему телу пошло покалывание, как будто от этого, как его там? А точно, электрофореза, делали мне эту штуку в детстве, и я почему-то запомнил мудреное название.
— Всё готово, господа, — сказал Нахааш магам из СИБ, а потом обратился ко мне, — постарайся расслабиться, так будет легче.
Да что они сейчас будут со мной делать-то? К чему все эти приготовления? Я хотел было спросить у профессора, но к капсуле вплотную подошли оба мага безопасника, и меня накрыла волна просто чудовищной, невыносимо дикой боли.
Всё моё тело выгнулось дугой, и я закричал. Очень и очень громко закричал. А потом как будто сотни и тысячи тончайших, да еще и раскаленных, металлических игл пронзили моё тело. И одновременно с этим, эти два садиста что-то заговорили, вернее запели на непонятном мне языке.
Их речитативы длились целую вечность и от некоторых слов
