1937 - Вадим Роговин

Среди германских генералов и военных промышленников были люди, недовольные «просоветской ориентацией» Рейхсвера и стремившиеся завязать связи с политическими и военно-промышленными кругами капиталистических государств в целях борьбы с «большевистской угрозой». Поэтому следование «линии Раппало» отвечало политическим интересам Советского Союза.

Положение изменилось после захвата власти нацистами. Несмотря на стремление Сталина продолжить и в этих условиях советско-германское военное сотрудничество, Гитлер отказался от него. Отменив в 1935 году в одностороннем порядке ограничительные военные статьи Версальского договора и введя всеобщую воинскую повинность, он приступил к стремительному укреплению вермахта (так стали теперь именоваться германские вооружённые силы).

В секретных архивах германского командования хранились документы, отражавшие деловые взаимоотношения между военными кругами СССР и Германии до 1933 года, в том числе письма Тухачевского и подписанные им официальные документы. Наличие этих документов и стало основой провокационной акции, проведённой по приказу Гитлера, откликнувшегося на маневр, инициированный Сталиным.

О механизме осуществления этой провокации рассказывается в посмертно изданных мемуарах руководителя зарубежной разведки нацистской Германии В. Шелленберга.

В декабре 1936 года шеф германской политической полиции Гейдрих получил от Скоблина сообщение, что Тухачевский и другие высшие командиры Красной Армии готовят заговор против Сталина и поддерживают связи с некоторыми генералами вермахта, также желающими освободиться от опеки «партийной бюрократии» в своей стране. Хотя Скоблин не представил документальных доказательств, подтверждающих эту информацию, Гейдрих усмотрел в ней возможность ослабить силу Красной Армии. Советник Гитлера и Гесса по вопросам разведки Янке высказал Гейдриху сомнение по поводу правдивости информации Скоблина. Основываясь на сведениях, полученных от японской разведки, а также на имевшихся у него данных о жене Скоблина Плевицкой (известной исполнительнице русских народных песен) как давнем агенте ГПУ, Янке заявил, что сообщение Скоблина инспирировано Сталиным. Он считал, что Сталин этой дезинформацией преследует цель уничтожить генеральскую «фронду», возглавляемую Тухачевским, и одновременно нанести удар по командованию вермахта. По мнению Янке, Сталин, руководствуясь соображениями внутрипартийной политики, хотел, чтобы повод к устранению Тухачевского и его окружения исходил от наиболее опасного врага СССР, которым в то время считалась гитлеровская Германия.

Гейдрих не только отверг предостережение Янке, но и объявил его орудием германских военных кругов и подверг его домашнему аресту на три месяца — срок, достаточный для осуществления «операции». Версия Скоблина была передана Гейдрихом непосредственно Гитлеру, который приказал изготовить для Сталина подтверждающие её документы. По словам Шелленберга, Гитлер в своих расчётах исходил из того, что «ослабление Красной Армии в результате „децимации“ (выборочного наказания.— В. Р.) советского военного командования на определённое время обеспечит его тыл в борьбе с Западом» [981].

Считая, что успех данной операции «будет для России величайшей катастрофой после революции», Гейдрих заявил своим ближайшим помощникам: «Даже если Сталин хотел просто ввести нас в заблуждение этой информацией Скоблина, я снабжу дядюшку в Кремле достаточными доказательствами, что его ложь — это чистая правда» [982].

Документы о тайных связях советских генералов с командованием вермахта было решено изготовить с помощью достаточно ловкого маневра. По приказу Гитлера был произведён ночной налёт на помещение, в котором хранились секретные архивы германских вооружённых сил. В ходе налёта были похищены оригиналы собственноручных писем Тухачевского, записи бесед между представителями советского и германского командования и т. д. Чтобы замести следы ночного вторжения, был инсценирован пожар, уничтоживший шкафы архива, в которых хранились материалы о советско-германском военном сотрудничестве.

На основе похищенных документов было сфабриковано подложное письмо Тухачевского, тщательно воспроизводящее не только его почерк, но и его стиль переписки. На этом письме, в котором речь шла о замыслах Тухачевского и его единомышленников захватить в свои руки власть, были поставлены подлинные штампы канцелярии абвера (разведки немецкого генерального штаба): «совершенно секретно» и «конфиденциально». Ознакомившись с фальшивкой, Гитлер начертал на ней резолюцию, требовавшую установить слежку за немецкими генералами, якобы связанными с Тухачевским.

В досье, лично просмотренное Гитлером, были включены также сфабрикованные расписки советских генералов о получении крупных сумм за сообщённую ими секретную информацию, сводки «тайно подслушанных» разговоров немецких офицеров о «заговоре», материалы «расследований» германских секретных служб о связях между военными деятелями СССР и Германии.

Следующей задачей было доведение всех этих материалов до Сталина. Для этого дезинформационные усилия были перенесены в Чехословакию, правительство которой в то время ориентировалось на СССР в целях противодействия экспансионистским замыслам Германии. Об этом этапе операции рассказывалось в изданных после войны мемуарах чехословацкого президента Бенеша. Он вспоминал, что чехословацкий посланник в Германии Мастны в феврале 1937 года передал ему, что германские руководящие круги ожидают скорой смены правительства в Москве сильной заговорщической группировкой военных. 8 мая Бенеш направил секретное послание Сталину, в котором сообщал о заговоре в Красной Армии и связях заговорщиков с группой немецких генералов — противников нацистского режима, также готовящихся к захвату власти в своей стране.

Ещё до этих событий германские спецслужбы подбрасывали советской агентуре дезинформирующие материалы о военачальниках. Так, в январе 1937 года корреспондент «Правды» в Берлине Климов сообщал, что в германских офицерских кругах упорно говорят о связях фашистов с верхушкой командного состава Красной Армии и что «в этой связи называется имя Тухачевского» [983].

9 апреля 1937 года начальник разведывательного управления РККА С. Урицкий доложил Сталину, что в Берлине муссируются слухи о существовании оппозиции советскому руководству среди генералитета Красной Армии. Примерно в то же время к Сталину поступила записка Ежова с ссылкой на данные РОВСа о том, что группа высших военных командиров во главе с Тухачевским готовит государственный переворот.

В первые месяцы 1937 года слухи о сговоре между советскими и немецкими генералами широко циркулировали также в правительственных и дипломатических кругах Англии и Франции. В марте 1937 года посол СССР во Франции Потёмкин направил телеграмму Литвинову о своей конфиденциальной беседе с французским военным министром Даладье, сообщившим, что он располагает сведениями о переговорах между советским и германским генералитетом.

В создание версии о прогерманской ориентации Тухачевского и близких к нему генералов немалую роль внесли белогвардейские круги в Чехословакии. Они подбрасывали чехословацкому руководству сообщения о том, что результатом военного заговора в СССР должно стать установление дружеских отношений Советского Союза с Германией и разрыв советско-чехословацкого договора о взаимной помощи.

О механизме осуществлении провокации Сталина — Гитлера хвастливо рассказывал во время войны советскому разведчику Л. Трепперу гестаповец Гиринг. Основываясь на его сообщениях, Треппер писал, что в ходе этой провокационной акции «произошло разделение ролей… между Сталиным и Гитлером: первый, по сути дела, задумал всю эту махинацию, второй выполнил её» [984].

Среди советских источников наиболее ценная информация о фабрикации «дела Тухачевского» содержится в воспоминаниях Кривицкого. По его словам, сталинский план, ставивший цель опорочить Тухачевского и близких к нему генералов, начал осуществляться по крайней мере за полгода до «раскрытия военного заговора». В декабре 1936 года специальный курьер, прибывший в Гаагу, где находился тогда Кривицкий, передал ему приказ о выделении в распоряжение зарубежной службы НКВД двух агентов советской военной разведки, способных сыграть роль немецких офицеров. Вскоре в Париже состоялась встреча Кривицкого со Слуцким, в ходе которой последний сообщил, что данный приказ исходит непосредственно от Ежова. Эти люди, прибавил Слуцкий, «нам нужны немедленно. Это дело настолько важное, что всё остальное не имеет никакого значения» [985].