Высокие башни - Томас Костейн

Направляясь к вырубке, де Бьенвилль горько пожалел о том, что не составил завещания. Имущества у него почти не было, не считая акций семейства ле Мойн, которые, конечно, так или иначе отойдут к братьям, но его беспокоило и другое. В случае погибели ему хотелось быть похороненным рядом с Миссисипи, и ему стоило заранее позаботиться об этом вместо того, чтобы возиться с официальными документами.

Шагая к назначенному месту, де Бьенвиллю время от времени удавалось увидеть реку, плавно катившую свои воды к морю. Да, Миссисипи повелевала его жизнью, а он по-своему служил реке: основал в ее устье город и строил порт, чтобы со временем огромные суда бросали якорь прямо у залива, и тогда воплотились бы самые безумные мечты Джона Ло. Де Бьенвилль прекрасно понимал, что влюблен в Миссисипи.

Рядом с ним был Пьер де Бойтра, один из его офицеров. Он должен был выступить в роли его секунданта. Офицер шагал за ним и, казалось, с нетерпением ожидал дуэли.

— Парню просто повезло: проститься с жизнью в такое чудесное утро, об этом можно только мечтать! — бодро проговорил офицер.

— Он заявил, что является лучшим фехтовальщиком во Франции, — заметил губернатор.

Молодой офицер презрительно фыркнул.

— Хвастовство! Он так часто хвастается, что мне не верится! Ваше превосходительство, я искренне верю и надеюсь, что вы без особого труда расправитесь с храбрецом, который колотит собственную жену!

Приблизившись к расчищенной площадке, они увидели поодаль палатку и высунувшегося оттуда взволнованного Поликарпа Бонне. Было очень рано, но он был полностью одет и… больше никого здесь не было!

Офицер осмотрел и отметил место дуэли. И тут вдруг в первый раз ему почудилось дурное предзнаменование.

— Не исключена трагическая развязка. Если этот трус убьет нашего честного губернатора…

Де Бьенвилль сбросил плащ.

— Где же мой противник? Как вы считаете, де Бойтра? Офицер замешкался.

— Он не из тех, кто опаздывает. Наверное, что-то случилось. В этот момент к ним подошел Поликарп Бонне.

— Ваше превосходительство, — обратился он к губернатору, снимая с головы потрепанную шапчонку и кланяясь. — Мой хозяин не пришел ночевать, а мне он приказал, ваше превосходительство, оставаться здесь. Он не позволил мне сопровождать себя и приказал, чтобы я молчал и никому ничего не рассказывал. Но… но, ваше превосходительство, наверное, с ним что-то случилось. Почему он так и не вернулся?

— Конечно, ты прав, честный Карп, — согласился губернатор. — Твой хозяин обязательно должен был возвратиться домой, если только… с ним ничего не случилось. Де Бойтра, может сразу и разузнаем, почему мсье де Марья не появился?

Де Бьенвилль и де Бойтра поспешили к дому де Марьи, сзади на почтительном расстоянии следовал Бонне. Губернатор вдруг остановился и встревоженно оглянулся по сторонам.

— Не знаю в чем тут дело, но, по-моему, в доме никого нет. Оттуда так и тянет нежилым духом!

— Осторожно, ваше превосходительство, — остановил губернатора офицер, — на земле валяется тело. Вон, посмотрите, справа от двери.

Де Бьенвилль достал пистолет и проверил заряжен ли он.

— Белый человек, — заметил он, решив, что это труп де Марьи, — а убил его Филипп. Мне следовало подумать о таком исходе и из предосторожности выставить охрану у дома. Теперь вот еще придется судить своего друга! — подосадовал он.

Де Бойтра тем временем, не сходя с места, пытался опознать труп.

— Отсюда как следует не разглядеть, но мне кажется, что это не де Марья и не плотник, — хихикнул он.

Они подошли ближе и тотчас убедились в его правоте. У порога валялся Бузбаш, он был мертв уже в течение нескольких часов. Убийцы не удовлетворились его смертью, а еще и изуродовали тело. Казалось, его терзали какие-то маньяки — горло было перерезано от уха до уха, нос отрезан, а с головы снят скальп.

Де Бьенвилль вместе с де Бойтрой осмотрели помещение и восстановили картину происшедшего. Губернатор тотчас выскочил из дома:

— Нам нельзя терять ни минуты! — крикнул де Бойтра и спешно бросился к своей конторе.

— Не сомневаюсь, нападение было заранее спланировано, причем кем-то из живущих в Новом Орлеане! Но почему их жертвой оказался де Марья?

У них не оставалось времени для размышлений. Никогда прежде во всей истории американской колонизации спасательная экспедиция не собиралась так быстро. Губернатор собрал отряд из сорока человек. Хорошо вооруженные, они были готовы на все. Тут же погрузившись в лодки, волонтеры отправились в путь уже через двадцать минут. За исключением нескольких офицеров, все они были из Новой Франции. Сидя в первой лодке, де Бьенвилль крикнул:

— Вперед и побыстрее! Проклятые убийцы обладают по сравнению с нами преимуществом в шесть часов!

На пристани собралась толпа народу, и пока лодки не скрылись за горизонтом, до нее доносился громкий голос губернатора:

— Ребята, гребите изо всех сил! Надо догнать этих дьяволов!

Глава 8

Еще не встало солнце, за которым наблюдал губернатор Луизианы, направляясь на дуэль, а отряд индейцев уже поднялся вверх по реке. Ночью троих пленников держали вместе на одной длинной лодке, крепко стянув им руки ивовыми прутьями. Фелисите то и дело шептала Филиппу:

— Я больше не вытерплю! Я просто сойду с ума от боли!

Но ей хватило сил молча пережить ночь, а потом боль вроде бы несколько уменьшилась.

С рассветом настроение индейцев изменилось. В темноте они молча гребли изо всех сил, а теперь оживились, начали друг с другом переговариваться, пронзительно смеялись и даже победно потрясали в воздухе веслами. Но каноэ индейцев двигались медленнее, чем лодки Новой Франции, обшитые березовой корой, и хуже маневрировали. Кроме того, они глубже сидели в воде, чем каноэ ирокезов, изготовленные из коры вяза.

Филипп, ни на минуту не забывая о грозящей им опасности, все же надеялся, что спасательная экспедиция сможет их нагнать. А что случится, если поднимется ветер? Ведь план-ширы находятся так глубоко в воде! Ирокезы никогда не плавали в ветреную погоду, а эти южные дикари, лодки которых гораздо хуже… Он начал молча и страстно молиться, считая, что их единственная надежда — ветер.

Вождь индейцев тем временем запел высоким и мелодичным голосом, а его воины вторили ему: «Хо-ха-хо-ха-хо!»

Они словно возвращались с удачной охоты, и у них было отличное настроение. Не пел один лишь мрачный индеец с кровавой раной на плече, старательно залепленной глиной, чтобы прекратить кровотечение. Глядя на Филиппа, он грозно сверкал глазами, и молодой человек понимал, что впереди его ждут страшные муки, а восход солнца он видит в последний раз.