Белая Кость (СИ) - Эль Кебади Такаббир Такаббир

Киаран ощутил в душе холодок. Дворяне не сказали ни слова в защиту лорда Атала, по чьей вине скончалась малолетняя сестра Лейзы. С их молчаливого согласия в Башню Изменников заточили лорда Кламаса, насильника бывшей королевы Эльвы. И никто не поинтересовался: Кламас повесился в камере сам или ему «оказали услугу»? Но лорды возропщут, если король посягнёт на честь одного из знатных домов из-за каких-то разбоев.

— Путники добровольно идут на риск, отправляясь в дорогу, — произнёс Киаран. — А «бедным» монахам следовало позаботиться о надёжной охране монастыря, раз уж там полно серебра и золота. Те и другие сами виноваты.

— Те и другие живут в моём домене! — Продолжая смотреть в окно, Рэн опёрся руками на каменный резной подоконник. — Если мои гвардейцы явятся в ваш феод, ограбят и покалечат ваших крестьян — вы не сочтёте это оскорблением?

— Сочту, — согласился Киаран. — Загвоздка в том, что ваших гвардейцев ни с кем не перепутаешь, а разбойники все на одно лицо. Поимка этих уродов ни к чему не приведёт. Они не выдадут хозяина. Или назовут другое имя.

— Разбойников кто-то содержит, оплачивает оружие, лошадей.

— Сомневаюсь, что у них есть лошади.

— Они тащат награбленное на горбу, что ли?

— Простите, ваше величество. Я не подумал.

— Пусть сыны Стаи выследят их и проследуют за ними до крепости.

— Вы узнаете, кому они служат, но у вас не будет доказательств их вины, — упирался Киаран. — Не пойман — не вор. Если нужны доказательства, надо ловить на горячем.

— Выманите лорда из замка. Заставьте его лично участвовать в разбое.

Киаран сдался:

— Я подумаю над этим.

Мелькнула мысль: странный получился разговор — собеседники обычно смотрят друг на друга, король же не отрывал взгляда от окна, будто боялся пропустить что-то важное.

— Я понимаю, что даю вам непростые и далеко не приятные поручения, лорд Айвиль. Вы не раз доказывали мне свою преданность и ничего у меня не просили: ни денег, ни земель, ни места при дворе для своего сына. Можете сделать это сейчас.

— Я подожду, когда у вас родится дочь.

С лица Рэна слетела каменная маска. Он изогнул губы в слабой улыбке:

— Хотите породниться с королём?

— Почему бы и нет? Гилану тринадцать. Он унаследует моё состояние и станет самым богатым человеком в королевстве. Мой сын воспитан, умён, не лишён мужской красоты. Завидный жених. Наш с вами внук получит титул герцога и отодвинет от престола Лагмеров и Мэритов.

— Мэритам вряд ли посчастливится надеть корону. Законность рождения Бертола всегда будет стоять под вопросом.

— Боюсь, это так, — согласился Киаран.

— Что слышно о герцоге Лагмере?

— Он редко покидает свои владения. Это всё, что я могу сказать, ваше величество.

Герцог Лагмер не приезжал в Фамальский замок, чтобы напомнить о себе. Не посещал собраний великих лордов, где обсуждались налоги, королевские указы и важные новости. Не задирался с соседями, чтобы блеснуть боевыми навыками. Он и раньше держался в тени, но сейчас его затворничество в собственном феоде настораживало. Подослать к нему доверенного человека не представлялось возможным. Обитатели крепости знали друг друга в лицо. В деревнях к посторонним относились с подозрением. Из двух городов, расположенных во владениях Лагмера, поступали только непроверенные слухи. Выродки целый месяц наблюдали за его охотничьим замком, но, не заметив ничего подозрительного, вернулись в столицу.

Рэн жестом подозвал Киарана. Он подошёл к окну и увидел, на кого неотрывно смотрел король. Внизу, на террасе, сидела Янара, утопая в молочных кружевах, как в морской пене. Единственным украшением была диадема, усыпанная изумрудной крошкой. Руки покоились на подлокотниках кресла. Ветер играл полупрозрачной вуалью, ниспадающей на лоб, и перебирал страницы лежащей на столике книги. Киаран догадался, что за всё время, пока в королевской гостиной велась беседа, Янара не шевельнулась. А Рэн пытался проникнуть в тяжёлые мысли супруги и ждал, когда она вернётся в мир, где светит солнце, поют птицы и шаловливый ветерок спутывает на покатых плечах льняные пряди.

— Вы можете представить её в постели батрака?

Сбитый с толку неожиданным вопросом, Киаран пробормотал:

— Нет, ваше величество. Не могу.

— И я не могу. — Рэн сделал глубокий вдох и с силой вытолкнул воздух из лёгких. — Отправьте своих людей в холостяцкий угол, где она работала. Скоро закончится уборка урожая, батраки разбредутся. Найти виновного будет затруднительно.

Брови Киарана поползли на лоб. Рэн решил, что в холостяцком доме Янара подверглась насилию? Как, должно быть, он страдает, рисуя в воображении гнусные картины, и ненавидит всё, что напоминает ему об унижении любимой женщины. Рэн ненавидит её ребёнка!

Киаран чуть не возмутился: «Что вы такое придумали? Бертол ваш сын!» Но промолчал. А вдруг Лейза и правда сочинила невероятную историю? Но зачем?..

— Выяснить, кто это сделал, и привезти к вам?

— Выяснить? Чтобы её имя полоскали все кому не лень? — Рэн стиснул кулаки. — Только не это! Пусть сыны Стаи сожгут лачугу вместе с батраками.

— Мне кажется… — начал Киаран.

— А мне — нет! Вы не видели её спину, а я видел. Синяки и следы от плётки уже побледнели и были еле заметны. Я с трудом разглядел. Признаться, увидел не сразу, не в первые дни после свадьбы. Она старалась не поворачиваться ко мне спиной. Я спросил, кто это сделал. — Рэн надолго умолк.

Киаран осторожно поинтересовался:

— Что ответила королева?

— В мире много плохих людей. Вот что она ответила. И попросила больше не спрашивать. — Рэн обратил взор на Киарана. — Что теперь вам кажется, лорд Айвиль?

Немного погодя двое Выродков покинули столицу и понеслись по тракту, распугивая путников звоном бронзовых кольчуг и щёлканьем хлыстов.

Остаток дня Киаран провёл в своих покоях, шелестом документов силясь заглушить звучащий в голове голос безумца, назвавшего себя Белым дьяволом: «То, что произойдёт, будет наименьшей бедой». Рождение (оживление?) Бертола стало той самой наименьшей бедой. Оно столкнуло с горы Злого Рока камень, который слепо давит всех, кто встречается ему на пути. Знать бы, кому ещё этот камень переломает кости и когда остановится.

Желая восстановить душевное равновесие, Киаран выехал из Фамальского замка, запретил Выродкам следовать за ним и, опустив поводья, позволил коню самому выбирать дорогу.

— 2.20 ~

Город быстро оправился после Кровавой ночи и задышал свободнее после отъезда Святейшего отца. С улиц исчезли монахи и священнослужители, зато появились трубадуры, кукольники, канатные плясуны и прочая весёлая братия. Тут и там сновали подмастерья, водовозы, крестьяне… Важно вышагивали местные щёголи, взявшие за привычку носить две шляпы: одну на голове, вторую за спиной. Толкаясь возле купеческих лавок, горожанки обсуждали ткани и украшения. И только шлюхи прятались за зашторенными окнами: указом короля им запрещалось зазывать клиентов в светлое время суток.

Киаран скользил отрешённым взглядом по домам, сложенным из камня и брёвен. Цокот копыт сливался с гулом голосов. Ветер доносил из-за городской стены ароматы осени и терял их среди запахов подгоревшей еды, нечистой одежды и нагретой за день булыжной мостовой. Воздух быстро серел; на город опускались сумерки.

Конь встал. Киаран поднял голову и уставился на кладбищенские ворота. У него и в мыслях не было приезжать сюда. Потянул поводья, намереваясь развернуться, но в последний миг ударил коня каблуками и послал его между склепами и костницами.

Дверь строения, похожего на будку, открыл огромный человек. Сжимая в мощном кулаке кистень, промямлил растерянно:

— Как в воду глядел…

Киаран невольно сделал шаг назад. Сегодня впервые за долгое время он вспомнил об узнике Безумного дома, конь сам пришёл на кладбище, надзиратель оказался старым знакомым. Это не может быть случайным совпадением!