Изменник - Владимир Герлах

Готовили ужин сегодня вместе, Вера учила… щи и вареное мясо с огурцами, и все время говорили и смеялись, к вечеру подружились на ты и легли спать в комнате Веры. Вера на своей кровати, Шурке перенесли диван из столовой. Дядя Прохор, радостный и навеселе, таскал подушки и одеяла, помогал тете Мане: «Вот это и хорошо, еще одна девушка у нас завелась, будет Вера веселей. А то она в последнее время все плачет, скучает по своему Ване!» Тетя Маня взбивала подушки, искоса посматривала на веселую гостю: «Ох грехи, грехи, — говоришь к коменданту приехала? Да, что же ты, девка, срам совсем потеряла? С женатым? А он опять за старое принялся, за распутство! Нехорошо это! Бог вас срамников обоих накажет! и поделом! В огне вместе гореть будете!»

Вера заступилась: «Она — его приемная дочь! Шура молодец, ведет себя хорошо! Она мне все рассказала и я ей верю! Он ее спас от немецких сестер и она любит его как отца!»

Тетя Маня смотрела как Шурка помогала дяде Прохору переставить стол, посредине между кушеткой и кроватью. Поставили на стол стакан воды с первыми фиалками и около него портрет Вани.

Когда они остались одни, Шурка взяла фотографию, с любопытством рассматривала: «А вот он какой твой жених! Какой смешной и нос курносый!» Вера нахмурившись взяла у нее фотографию поставила на место: «Вовсе не смешной… красивый! я его люблю! люблю, как сумасшедшая!» — «Верю… верю! И чего ты так кричишь! Ну и люби на здоровье… давай ка спать ложиться! что-то я устала сегодня с этими приятностями!» Уже в темноте, ворочаясь на диване, Щурка спросил: «Вера, ты в самом деле любишь твоего жениха? скажи мне пожалуйста правду!» Вера молчала, притворилась, что спит, не могла лгать!

Шурка помолчала, потом зевнула громко: «А все-таки, он, мой Галанин в сто раз красивше и лучше все женихов и Степана! Правда?» И опять промолчала Вера, не хотела согласиться и не могла лгать… Заснули обе сразу…

Автомобиль для с. — хозяйственной комендатуры окончательно починили в МТС. Тракторист Дмитрий Саханов, которого Галанин в шутку назвал Стахановым, рыжий парень с густыми усами, сам доставил его в город. Лихо сделал круг под липами и затормозил у крыльца с/х комендатуры. С тревогой прислушался к скрипенью и шипенью тормозов и пошел за наградой в кабинет Галанина. Был принят вне очереди и скоро вернулся с большой радостью и запиской на винный завод. Галанин оказался, как всегда, щедрый и свое обещание выполнил и перевыполнил: кроме спирта, приказал Вере выписать наряд на искалеченную корову, мяса для старательных трактористов. Что бы помянуть двоих убитых на Холмах.

Дело шло неплохо и Саханов заторопился к приемной, но в дверях столкнулся с бородатым колхозником с маленькими медвежьими глазами, который робко просунул голову в щель двери. — «Ну чего ты, медведь застеснялся? заходи! тебя на рогатину не поднимут! Вера Кузьминична, глядите, какой гость к вам припер? сам Миайло Потапыч, собственной персоной, принимайте дорогого гостя!»

Вера была одна за письменным столом, с удивлением смотрела на ввалившегося медведя, который переваливаясь и дрожа от страха приближался к столу: «Вам, что? садитесь!» Но медведь не садился, мял в руках рваный картуз, испуганно мычал: «Я не Михаил, а Максим Попов из Озерного! Мне бы самого товарища Галанина повидать… дело очень важное и скорое! Уж пожалуйста, девушка, моя милая… доложите немедля. — «Какое дело? Я не могу ему доложить, не зная в чем дело… говорите, не бойтесь!»

Медведь продолжал мычать и дрожать: «Не могу… не решаюся… ему самому хочу… тайное дело… партизанское… скоренько, товарищи мои милые!»

Вера пожала плечами вошла в кабинет Галанина, сейчас же вернулась: «Заходите, Попов!» Когда Попов вошел в кабинет, хотела закрыть за ним дверь, но Галанин остановил: «Заходите и вы! Я с ним скоро кончу… Ну, Попов, какое ваше тайное дело?»

Максим упал на колени и заревел медвежьим ревом: «Товарищ комендант, я не партизан! Меня эти гады силой забрали, с острова теперя бежал окончательно… сил моих больше нету! Что они сволочи там делают! За что зарезали переводчика… Володьку? Что он им, сердяга, сделал? Такой мягкий, добрый парнишка! Мне так хорошо помогал больных закапывать! А! Красников своим ножиком его, как овцу зарезал! В болото бросил… а Андрюха и Федька ему гаду помогали и потом его имущество поделили и Федька скороходы переводчика заимел! Ой… не серчайте… это же не я… пусть Бог меня накажет, если я к этому злодейству руку приложил! Помилуйте… не буду больше… мобилизовали же!»

Галанин вскочил, бросился к Максиму, за бороду поднял его на ноги: «Ты — партизан! Что ты врешь? говори… говори… всю правду! а то тут тебе и смерть!» Бледный, трясущейся рукой он рванул кобуру, вытащил маузер и ткнул им медведя в грудь: «Говори, сволочь! За что вы убили моего переводчика? Или нет… молчи… идем ко мне… там все расскажешь! Но помни! будешь врать — убью как собаку!» Схватил за рваный воротник полушубка Максима, вытолкнул его из кабинета в приемную, оттуда во двор и уже выходя коротко бросил испуганной, дрожащей Вере: Никому ни слова! Слышите? Пусть Кирш немедленно вызовет ко мне Шаландина, но и ему ничего не говорите, пусть немедленно идет ко мне! Если другие будут знать — значит вы меня предали!.. идите скорее».

Потащил Максима через двор к себе на квартиру… Вера смотрела вслед… случилось что-то ужасное! Еременко зарезали партизаны! Галанин все узнает о ней от Максима, об этих мешках! Уже догадывается, как он на нее посмотрел, когда сказал: «значит вы меня предали»… но она никогда его не предавала… разве предательство заключается в том, что она помогла больным и раненым? За что он был с ней такой жестокий. Если бы он заглянул ей в сердце, он бы увидел… и простил ее!

Вера продолжала свою работу в канцелярии, принимала посетителей, рассеянно переводила Киршу, писала наряды. Видела, как прошел торопливо Шаландин с Жуковым, с бьющимся сердцем смотрела как они скрылись в домике Галанина… машинально терла виски… болела голова, и с ужасом думала об ужасной смерти Еременко… вспоминала его, веселого, озабоченного, когда он прощался с ней перед тем как сесть в телегу с Жуковым, его последние слова: «До свиданья, Вера Кузьминична… верю, что встретимся скоро в другой обстановке, в освобожденной России…» Теперь он лежал зарезанный этим зверем Красниковым где то в вязкой и грязной тине болота… партизаны убили его, пришедшего к ним с открытым сердцем… она об этом знала и давно уже одобряла молча его героическое решение! Она вспомнила всех замученных партизанами прежде и в особенности Нину, ее отца и сына! И это сделали люди, которым она помогала; рискуя своей жизнью доставала им медикаменты! Это не были люди, а жестокие звери! Не герои, борющиеся за освобождение народа, а трусливые подлые преступники мучающие и убивающие всех и даже своих друзей… все. и папаша и Исаев и Красников! И Галанин был тысячу раз прав, когда он называл бандитами, тех которые под личиной партизан грабили и убивали! И они будут наказаны советской властью, когда этот город и район будут освобождены!