Неизвестный Ленин - Владлен Логинов

Все предшествующие месяцы командование Балтфлота и укрепрайона на Моонзундских островах жаловалось Ставке и министрам на «большевистское засилье», «деморализацию» флотских экипажей и воинских частей. Они требовали «пресечь», «наказать», «запретить» и т.п. Но как только 29 сентября под прикрытием корабельной артиллерии немецкий десант высадился на острове Эзель (Сарема), начальник сухопутной обороны Моонзундских островов контр-адмирал Д.А. Свешников вместе со всем своим штабом перебрался на материк, возложив оборону Эзеля на начальника 107-й пехотной дивизии генерал-майора Иванова Ф.М.

Но фактическое руководство обороной легло на оставшихся офицеров, комиссаров Центробалта, матросские и солдатские комитеты. Дрались они геройски. Однако силы были слишком неравны, и 3 октября Эзель был оставлен. 4 октября в морском сражении линкор «Слава» получил пробоину, потерял ход и был затоплен экипажем дабы не сдавать его врагу. Выступая 5 октября на заседании ПК, Михаил Лашевич заявил: «Матросы считают делом чести на деле доказать, что, когда надо, большевики будут сражаться насмерть». Только после упорнейших боев оставили острова Моон (Муху) и Даго. Германский флот вошел в Рижский залив. Но русские моряки, загородив фарватер затопленными пароходами и минными полями, закрыли проход в Финский залив.

Понеся большие потери — было уничтожено 10 эсминцев, 6 тральщиков, повреждены 3 линкора и 13 миноносцев — немецкое командование прекратило операцию. Русский флот потерял линкор «Слава», миноносец, 7 судов получили повреждения. Английская эскадра за все это время так и не сдвинулась с места, хотя ее взаимодействие с Балтфлотом могло бы нанести еще больший урон Германии. Было очевидно, что на помощь «союзников» Петрограду рассчитывать не приходится.

А вот в недостатке мужества и стойкости российских солдат и матросов не могла теперь упрекнуть даже самая желтая пресса. И когда в эти дни командующий Северным флотом генерал Владимир Андреевич Черемисов выдал из казенных средств деньги на большевистскую фронтовую газету «Наш путь», он заметил: «Если она и делает ошибки, повторяя большевистские лозунги, то ведь мы знаем, что матросы — самые ярые большевики, а сколько они обнаружили героизма в последних боях. Мы видим, что большевики умеют драться». Так что мысль Ленина о том, что обороноспособность страны — в случае перехода власти к Советам «была бы во много раз выше», косвенно подтвердилась и этим свидетельством13.

Однако уже 4 октября Временное правительство принимает решение о переезде правительства в Москву и эвакуации из Петрограда заводов, что означало закрытие предприятий и массовое увольнение рабочих. На следующий день командующий Петроградским военным округом полковник Георгий Петрович Полковников получает распоряжение о начале вывода из столицы «ненадежных» (т.е. поддерживающих большевиков) воинских подразделений и замене их более надежными частями.

Документов, подтверждающих намерение правительства сдать Питер немцам, не обнаружено. Но общее настроение правящих верхов 6 октября сформулировало «Утро России». В передовой статье прямо говорилось, что судьба Петрограда «не беспокоит русских людей, их сердцам ближе судьба России. С падением Петрограда не погибнет Россия». Еще более откровенно столь «патриотическую» мысль выразил Михаил Владимирович Родзянко. В интервью тому же «Утру России», получившем самый широкий резонанс, он с умилением рассказывал, как после оккупации Риги немцами в городе «водворился такой порядок, какого никогда не видали: расстреляли десять человек главарей, вернули городовых, город в полной безопасности…»

А отсюда следовал вывод: «Петроград находится в опасности… Я думаю, бог с ним, с Петроградом… Опасаются, что в Петрограде погибнут центральные учреждения… Очень рад буду, если все эти учреждения погибнут, потому что, кроме зла, России они ничего не принесли». Под «центральными учреждениями» он имел в виду прежде всего ЦИК Советов, которому, кстати, Временное правительство пояснило, что Советы не входят в число государственных учреждений, подлежащих эвакуации14. То есть и на сей раз правительство сделало все для того, чтобы взбаламутить население столицы.

Слухи о начавшихся увольнениях рабочих, о выводе гарнизона, об измене и готовящейся сдаче Питера будоражили рабочих и солдат. Еще за месяц до этого, 6 сентября, солдатская секция Петросовета приняла резолюцию: если «правительство не способно защитить Петроград, то оно обязано либо заключить мир, либо уступить свое место другому правительству»15.

И когда на заседании Исполнительной комиссии ПК обсуждали письмо Ленина от 1 октября, большинство поддержало его оценку хода событий, высказалось за восстание и выразило возмущение тем, что ЦК выступил в роли цензора ленинских писем и статей. Кстати, Шотман проинформировал, что о письме Ленина не сообщили не только ПК и МК, но и всем членам ЦК. «Только некоторым членам ЦК, — сказал Александр Васильевич, — о нем было известно». И ПК обратился в ЦК с письмом, в котором повторил предложение Владимира Ильича о срочном созыве «совещания ЦК с питерскими и московскими работниками для намечения политической линии нашей партии»16.

Не дожидаясь ответа ЦК, 5 октября ПК проводит закрытое собрание членов ПК и представителей районов. Собравшимся зачитали ленинское письмо от 1 октября. Потом с докладом выступил Иван Рахья, который ухватил главное: на примере положения в Финляндии и Кронштадте, которому правительство опять грозило разоружением, он показал, что сложившаяся ситуация не может оставаться неизменной — либо нас вынудят сдать свои позиции, либо мы пойдем вперед к восстанию.

Ему оппонировал Володарский, который начал с байки о том, как в Кинешме большевики взяли в свои руки городскую думу, а когда пришли рабочие и потребовали хлеба, пришлось думцам уйти в отставку, ибо власть у них была, а хлеба — не было. «Если мы не хотим идти на авантюру, — сказал он, — для нас революционный путь — отказаться от компромиссов и не форсировать событий, которые до известной степени форсируются сами по себе, и в то же время укреплять нашу боеспособность, чтобы, когда это будет неизбежно, взять власть». Но не надо спешить, ибо мы вряд ли сможем добиться мира и решения продовольственного вопроса. Поэтому «ход Ильича мне кажется чрезвычайно слабым» и надо «не форсировать события», а ждать «революционной вспышки на Западе».

Его поддержал Лашевич. С точки зрения экономической и особенно продовольственной, заявил он, Россия «идет к пропасти… Власть идет к нам. Это — факт. Взять ее надо, хотя 98 шансов за то, что… мы будем побеждены… Но надо ли брать власть сейчас? Я думаю, что нельзя форсировать события… Стратегический план, предложенный т. Лениным, хромает на все четыре ноги… Хлеба мы не дадим. Имеется много шансов, что и мира мы не сможем дать…Тов. Ленин нам не дал объяснения, почему надо делать это сейчас, до съезда Советов». Харитонов тут же парировал: потому что раньше «не было десанта на островах… А тактику можно менять в 24 минуты».

Тогда секретарь ПК Глеб Иванович Бокий зачитал собранию тезисы, подготовленные Лениным для общегородской партконференции. Доводы Владимира Ильича о том, что «боязнь» борьбы за власть, подмена ее бумажными резолюциями, без решения самих проблем, неизбежно приведут «к апатии, равнодушию, разочарованию масс», поддержали многие выступавшие — Иван Рахья, Лацис, Калинин, Молотов, который, в частности, заявил, что «массы могут перейти в анархию… и к выступлению мы должны быть готовы каждую минуту».

Рабочий Александр Еремеевич Минкин сказал: «Я коснусь спора между т.т. Лениным и Володарским. Тов. Ленин верит в революционную победу, а Володарский и Лашевич не имеют этой веры. Мы знаем, что движение идет помимо нас. Публика ждет чего-то от нас, к чему-то готовится. Я думаю, что ждать съезда нам не придется. И мы должны взять власть не сегодня — завтра». Высказываясь за восстание, Григорий Еремеевич Евдокимов напомнил и о том, что «может явиться второй Корнилов, который на этот раз выскажет лозунг мира, — и мы будем задушены»17.

Между тем, одновременно с этим собранием, заседал и Центральный Комитет партии. Начали с текущих организационных дел. Обсудили финансовые вопросы, сотрудничество Луначарского в «Новой жизни», предстоявшую конференцию работниц и др. Лишь шестым пунктом повестки дня были внесены те предложения, о которых, видимо, Ленин договорился накануне со Сталиным: 1) о выходе из Предпарламента 7 октября после зачтения декларации; 2) о созыве совещания членов ЦК, питерских и московских работников, приуроченного к Северному областному съезду (Советов), который переносится из Гельсингфорса в Петроград и назначается на 10 октября; 3) об отсрочке партийного съезда и создании программной комиссии, в состав которой вводится Ленин. Заметим, кстати, что на резолюции ПК о срочном созыве совещания ЦК Свердлов написал, что это решение приняли до получения предложения питерцев, то есть по информации Сталина, а не и результате давления снизу.