Хранить вечно - Федор Шахмагонов

3 июля с Березины, из-под Борисова, пришли тревожные сигналы по радио. Это было похоже на сигнал SOS.

Текста радиограммы я не видел, генерал объявил офицерам, что «русские сильно контратакуют». Он тут же приказал подать ему танк и выехал на Березину в сопровождении офицеров штаба.

Мы мчались к Борисову, к месту разгорающегося сражения.

Ио дороге, когда мы остановились на командном пункте корпуса, генералу сообщили., что под Борисовом контратакуют русские танки, поддержанные авиацией.

Я впервые услышал, что в атаку двинулись тяжелые танки, вспомнил, как два танка прошли под Слонимом насквозь немецкую оборону.

Из-под Борисова неслись тревожные радиодепеши: «Русские танки неуязвимы».

Генерал приказал выставить против них французские танки. К Борисову были тут же стянуты все силы воздушного флота, обеспечивающие группу армий «Центр». Генерал требовал беспрестанно, чтобы был подбит хотя бы один русский танк и отбуксирован в тыл.

Продвижение через Березину в районе Борисова было приостановлено, немецкие части попятились, а генерал спешно снял часть войск с кольца окружения. Встречным ударом окруженные проткнули немецкую оборону, и в коридор устремились советские войска. Надежды на полное уничтожение окруженной группировки у высшего немецкого командования рухнули. На Березину пришлось стягивать две танковые группы, главную ударную силу всей группы армий «Центр».

Донесения с места боя шли очень противоречивые. Командиры танковых подразделений сообщали, что их атакуют крупные силы русских, равные чуть ли не танковой армии. Авиаразведка доносила, что в районе Борисова действует всего лишь дивизия.

На командный пункт к генералу прибуксировали советский подбитый танк. Впервые я услышал наименование Т-34. Откуда немцы установили его маркировку, я не знаю, но дело не в маркировке. Танк приволокли с оборванными гусеницами.

Генерал приказал поставить противотанковую батарею, зенитные орудия и три танка T-IV, а также тяжелый французский танк Б на спешно оборудованном полигоне. Мотористы сняли мощность мотора Т-34 и танк выставили как мишень перед батареями.

Генерал сам бил по нему из противотанковых пушек. Все до одного выпущенные им снаряды попали в цель. На лобовой броне остались лишь отметины.

— Установить уязвимые места этого танка, доставить танк в Германию в распоряжение верховного командования! — приказал генерал.

Вечером, когда выдалась минута остаться нам наедине, генерал спросил меня:

— Зачем приезжал барон?

— Удостовериться, что в одном пункте план кампании исполнен, — ответил я осторожно.

— Я слышал, что он допрашивал пленных… Вы были у него переводчиком?..

— Я не назвал бы это допросом… Скорее, это была беседа.

— Я не знал, что вы в совершенстве владеете русским языком. Это делает честь барону! Он умеет выбирать себе помощников. Что его интересовало?

— По его вопросам об этом можно было только догадываться.

— Мои опасения подтвердились. Русские вводят в бой тяжелые танки… Это серьезно…

— Их должно быть очень мало.

— Никто из нас этого подсчитать не может. Сегодня выступил по радио Сталин!

Это было для меня новостью, никто из штабных офицеров об этом ничего не знал.

— У меня нет еще перевода, есть радиоперехват на русском языке. Вы могли бы мне перевести его выступление?..

Генерал протянул мне папку. Несколько страничек машинописного текста, я сразу охватил его глазами и чуть помедлил с переводом, вникая в смысл текста.

В тексте много ошибок, без знаков препинания, хаотически расставлены большие буквы.

Перевести текст и в таком виде, конечно, не составляло труда. Досадовал я, что не слышал голоса. После войны мне рассказывали те, кто слышал, что голос у Сталина пошатывался от волнения, что он пил воду и вода булькала в стакане. Сталин обрисовал опасность, надвинувшуюся на Советский Союз, провозглашая народную войну во всем ее объеме, призвал оставлять захватчикам выжженную землю. Война не на жизнь, а на смерть… Знать бы мне заранее, я сумел бы утром настроить радиоприемник. По тексту я понял, что страна мобилизуется, что впереди еще ожидают нас тяжелые потери, но Москва смотрит с уверенностью в будущее.

Мне очень трудно было следить за тем, что происходит на других участках фронта. Обстоятельства вынуждали меня быть осторожным, я не задавал лишних вопросов, а со мной никто не делился планами высшего командования. Но я знал, что под Ленинградом идет не все так, как планировалось, что город не взят, а где-то в районе Пскова продвижение застопорилось, совсем незначительными оказались по сравнению с намеченным успехи под Киевом. Генерал как-то обмолвился:

— Наш старый друг фон Клейст как бы не оставил мне обнаженным правый фланг…

Фланг обнажался, фон Клейст никак не мог пробиться к Киеву.

Генерал и его командиры корпусов и дивизий рвались вперед, ожидая, что в глубине сопротивление Красной Армии ослабнет, но бои не утихали ни на одном из участков продвижения. И с каждым днем стрелки на карте, отмечающие пройденное расстояние, становились короче и короче. Генерал на ходу производил перегруппировку войск, высшее командование на этот раз, как и во Франции, начало склоняться к совместным действиям полевых и танковых армий, опасаясь, что танковый прорыв может привести к катастрофе. 9 июля к генералу приехал командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Клюге и потребовал прекращения подготовки наступления на Смоленск до подхода пехотных дивизий. Но, видимо, опять незримо вмешались те силы, что стояли за спиной генерала и барона. Инерция успехов на Западе еще держала в плену всю армию.

10 июля танковые дивизии в нескольких местах форсировали Днепр, но взломать оборону не смогли. Они лишь просачивались сквозь боевые порядки Красной Армии. 13 июля на командный пункт пришла радиограмма из-под Орши, что русские применили какую-то сверхмощную артиллерийскую установку, которая несколькими залпами уничтожила больше пехотного полка и сожгла несколько десятков танков. Несколько залпов этой установки задержали наступление на всем участке.

Я тогда еще не знал, что это реактивные минометные установки, которые русские солдаты назвали ласково «катюши».

16 июля немецкие танки ворвались в Смоленск. Для пропаганды немецкого оружия факт, конечно, знаменательный. Но генерал подсчитал дни и часы. И получилось, что за шесть дней его войска реально продвигались лишь по двадцать километров в сутки, устилая дороги трупами, оставляя у себя в тылу факелы горящих танков.