Охота на Лань. История одной одержимости (СИ) - Линдт Нина

Савонарола смотрел на его залитое слезами лицо и не знал, что сказать. Это признание оглушило, как удар по голове. Снова и снова он спрашивал себя, где ошибся. Как мог позволить графу делла Мирандола погибнуть из-за глупой мелкой страсти и погубить самое ценное – свою душу?

– Это частично моя вина, – глухо произнес он наконец. – Я потакал тебе с самого начала этой истории, с самого развития этой страсти, вместо того, чтобы заставить тебя отвернуться от искушения. Я боялся иного плотского греха, более страшного, чем желание к женщине. Но теперь я проявлю твердость. Тебе нужно подумать о спасении души, сын мой. Прими это, как совет наставника, друга и даже духовного отца. Твой друг Анджело вступил в монашеский орден, чтобы указать тебе верный, правильный путь. Я советую тебе последовать по этому пути и спасти свою душу. Отдай всего себя Христу, ибо Он всего Себя отдал за тебя.

– Нет, я не могу, Джованна… – начал говорить Пико, но Савонарола зычным голосом проповедника прервал его:

– Эта женщина – погибель. Ее нужно закрыть в монастыре, чтобы она могла вымолить прощение для своей бессмертной души у Господа. И мы все будем молиться за нее. Тебе нужно подумать о спасении, сын мой, забыть об этой грязной женщине, отринуть ее. Невозможно, чтобы женщина определяла судьбу мужчины. Ты доверяешь ей, как Адам доверял Еве. Вспомни, к чему привела его слепая любовь к ней. К потере Рая. Ты потеряешь свою душу, Джованни. Задумайся только: женщина влияет на твои мысли. На твой разум. В то время, как на них должен влиять только Господь. Она довела тебя до убийства. Ты же не станешь отрицать, что убил Анджело из-за нее?

– Не стану.

– Не позволяй дьяволу вершить твою судьбу. Спасись, пока не поздно! Сейчас, сегодня прими постриг, я готов посвятить тебя, я буду молить Господа за тебя! И я спасу тебя! Земля не разверзнется под твоими ногами. Я спасу тебя… Господь протягивает тебе руку и помогает подняться, Он никогда не оставляет человека, если человек не оставляет Бога.

Пико был слишком измучен произошедшим, чтобы сопротивляться гипнотическому влиянию Савонаролы. Когда монах раскрыл объятья, Пико с рыданием прижался к его грубой сутане. Он был измучен страстью, да. Измарав себя в крови ради Джованны, он страшно устал. Его ум пытался сопротивляться аргументам монаха, но вера, скорбь и душевная боль оказались сильнее.

Он столько лет шел к Джованне Альба, своей цели, что в шаге от полного ее поглощения и присвоения сломался, как лишается сил странник, преодолев снежную пустыню и замерзнув на пороге дома.

Только Савонарола мог спасти его, Джованни теперь видел это совершенно четко. Безропотно по приказу монаха он снял с себя шапочку и позволил выстричь прядь волос на макушке.

– Мы совершим полный обряд завтра, – ласково взяв его лицо в ладони, сказал Савонарола. Глаза монаха горели от торжества и радости.

Джованни казалось, этот огонь выжигает все грязное из его души.

– Но ты уже послушник. Уже один из нас. Отныне ты не можешь вступать в телесные контакты с женщиной. А теперь ступай, брат мой. Преодолей искушение. Привези мне эту грешницу, и мы обратим ее на правильный путь. Мы спасем и ее душу тоже.

Когда Пико делла Мирандола, разбитый и опустошенный, вышел из монастыря Сан-Марко и сел на коня, еще было светло. По дороге из Флоренции к дому, где его ждала Джованна, стало темнеть. И так же темнело в душе Джованни. Он понимал, что, поддавшись раскаянию и испугу, потерял Джованну. Мысль о жизни без нее казалась кощунственной.

У него еще оставалась смесь ядовитых веществ, которыми он убил Анджело. И Пико решил, что ни он, ни Джованна не вернутся во Флоренцию. Он умрет, обнимая ее. Они уйдут вместе, как истинные влюбленные. Но когда он увидел разбитое окно в доме, он закричал от обиды и ярости, понимая, что его Джованна сбежала, выбрав не его, а неизвестность.

Он искал ее по окрестности, пока не стало совсем темно. Боль одиночества разрывала его сердце, порой он останавливался и кричал в темноту, как раненый зверь. Было двадцать девятое сентября 1494 года.

Глава 21. Боль моя

В середине октября Джованна, с момента возвращения во Флоренцию из плена не выходившая на улицу, решила пройтись по городу. Частично к этому решению ее подтолкнуло ухудшающееся здоровье немого слуги. Джузеппе, который, выходив испуганную, замкнутую Джованну, слег сперва с простудой, а затем просто начал угасать на глазах. На третий день Джованна решительно спрятала волосы под плащ, накинула капюшон и ранним туманным утром отправилась к аптекарю за травами.

Во Флоренции было неспокойно: французские войска вовсю хозяйничали на полуострове, а правление Пьеро Медичи не внушало уверенности в завтрашнем дне даже его приспешникам. Никто не мог предсказать, как он отреагирует, если французы подойдут к владениям Республики. На душе Джованны было гулко и пусто. Она не представляла себе, что делать дальше, как жить. Средств, увезенных из Неаполя и тщательно сберегаемых Джузеппе, хватило бы еще на несколько месяцев скромной жизни. Ей нужно было определиться со своим будущим. Но плен, который она пережила, привязал ее к прошлому стальными канатами. Она была слишком истощена душевно, чтобы принимать решения. И боялась, что граф делла Мирандола ищет ее по всему городу.

В ней боролось по-прежнему два начала: униженная, уничтоженная, потерявшая себя Джованна и та ее половинка, что еще продолжала бороться где-то вдали от основного потока мыслей и чувств. Джованна окрестила ее про себя Валентином. И голос брата твердил ей:

– Это не конец, Джованна. Ты сможешь преодолеть это. Сможешь снова стать сильной.

– Для чего? – спрашивала Джованна.

– Хотя бы для того, чтобы отомстить ему.

– Увидеть его снова? Нет! – ужас охватывал ее при одной мысли о том, чтобы встретиться взглядом с холодными и жестокими глазами Пико делла Мирандола.

– Ты должна уничтожить его, иначе он всегда будет сидеть в тебе и пожирать изнутри, как пожирает гусеница прекрасный цветок. Ты должна снова стать сильной, Джованна!

– Зачем? Все мертвы… я мертва… зачем бороться?

– Но ты сбежала от него, значит, решила бороться. Ты не можешь не бороться, это твоя судьба, Джованна.

Порой она мечтала встретиться с Джакомо, но понимала, что пересечься с братом в шумном городе – задача невыполнимая. К тому же она не знала, жив ли он еще.

Купив травы для настоек, погруженная в свои печальные мысли, она, выйдя из переулка, случайно столкнулась плечом с высоким светловолосым пожилым мужчиной в желтом камзоле.

– Простите, госпожа, – чуть поклонился он, и Джованна узнала одного из художников, который много рисовал ее. Сандро Боттичелли в следующую секунду узнал Джованну Альба и сильно побледнел.

– Нет, не бойтесь, мессер Сандро, – Джованна заставила его завернуть за угол, потянув за рукав. Тот послушно последовал за ней, не в силах произнести и слова.

– Я живая. Не призрак, – успокоила она его.

– Моя прекрасная госпожа…

Сандро с нежностью обрисовывал взглядом линии ее лица.

– Но как?

– Мы можем где-нибудь поговорить наедине, мессер Сандро? – торопливо спросила она.

– В моей мастерской. Она сейчас пустует… Здесь, рядом.

Джованна доверяла художнику. В его движениях и теле всегда читалась какая-то трогательная неуклюжесть, свойственная человеку мечтательному и живущему творческим трудом. Она доверилась ему, скорее как животное, чем как человек: от таких, как Сандро, не исходит опасность, их движения медлительны и спокойны.

В мастерской действительно никого не было.

Джованна вдруг увидела круглую картину: Мадонна с похожим на ее лицом в окружении ангелов.

Она подошла ближе.

– Без вас я не могу воспроизвести точно… – Сандро безвольно махнул в сторону картины.

– Так даже лучше. Без сходства. Как будто она – женщина, которой нет…

– Я бы хотел снова, если вы позволите, писать с вас. Вы же живете во Флоренции?