Охота на Лань. История одной одержимости (СИ) - Линдт Нина

Она подошла и высыпала в бокал с его вином яд.

– Пейте.

– Что это?

– Мышьяк. Доза, достаточная для смерти в муках.

– Нет, Джованна, – улыбаясь, он покачал головой.

– Тогда мне придется убить вас мечом. Жаль. Я обещала вам долгую и мучительную смерть.

Она была холодна и сдержанна. Еще бы. Ведь она считала себя хозяйкой положения.

Пико встал, она отступила. Он взял с подноса, оставленного слугой, второй бокал, налил туда вина и достал из кармана мешочек с ядом, которым он отравил Анджело Полициано.

– Я не хочу, чтобы ты брала на свою душу такой грех, Джованна. Знаешь, что… я сам себя отравлю.

Он высыпал яд в бокал, поднял его и посмотрел на растерянную девушку.

– Без тебя моя жизнь не имеет смысла. Знай, что я любил тебя искренне, всем сердцем, всем своим существом. Любил так, как мог, прекрасная моя лань. Я знаю, что мы могли бы быть счастливы. В другой реальности, мы, возможно, действительно счастливы, Джованна. Вот почему я так стремлюсь к тебе. Вот почему, несмотря на то, что знаниями я достал до небес, в страсти к тебе я готов был опуститься в преисподнюю. Я знаю, что душа моя не дотянется никогда до Рая. Можешь быть спокойна: за свою болезненную страсть к тебе я буду сгорать в Аду. Но… я желаю тебя. И буду желать до последнего вздоха. И может, чуть дольше. За тебя!

И он залпом осушил бокал с ядом.

Джованна в ужасе смотрела на его спокойствие и улыбку. Казалось, он был даже счастлив. Вскоре судорога исказила его черты, но он держался, дышал учащенно, сипло, скрипел зубами, когда сильная боль прорезала тело.

Смотреть на это не было сил. Она мечтала об этой минуте! Но, глядя на него, не испытывала торжества и радости. Только печаль и горечь.

– Не отводи взгляд, – простонал Пико, хватаясь за живот, наваливаясь на стол. – Прошу, смотри на меня, смотри…

И она смотрела, не в силах оторваться от его серых глаз. Ей было страшно, больно, но он все еще обладал властью над ней. Его красивые губы чуть дрогнули в улыбке.

– Да, Джованна. Смотри. Я люблю тебя. Я… – Джованни Пико делла Мирандола осел на пол, опустился на колени перед ней. Он протянул к ней руку, она отступила на шаг назад. – Спасибо, – прошептал он из последних сил. – Жизнь без тебя все равно не имела смысла.

Пико упал лицом вниз, задергался в мелкой судороге, а потом шумно выдохнул и затих.

Она не сразу решилась подойти к нему и проверить. Ей было страшно, что он разыграл ее, что схватит ее, снова подомнет под себя. Ее тошнило при одной мысли об этом.

Приложив ледяные пальцы к его теплой шее, покрытой легкой испариной, она так дрожала, что не сразу смогла убедиться, что пульса больше нет. Джованни Пико делла Мирандола был мертв.

Когда она вышла, щеки были мокры от слез. И Джованна сама не понимала, кого оплакивала: себя или его. Шагая по ночной дороге в сторону Флоренции, она подумала, что в одном он оказался прав. Часть Пико теперь навсегда останется в ней. Джованна была беременна.

Глава 22. Монах и грешница

Французские войска вошли во Флоренцию утром семнадцатого ноября. Сверкая золотой кольчугой, под небесно-голубыми флагами, украшенными золотыми лилиями, Карл Восьмой въехал в город.

Флорентийцы с любопытством и волнением разглядывали бесконечные потоки сверкающих латами гвардейцев, угрюмых копьеносцев, пушки. Всю эту армию флорентийцам предстояло гостеприимно принять у себя и кормить, проглотив гордость.

Карл Восьмой поселился во дворце Медичи. Гонфалоньер Пьеро ди Джино Каппони поприветствовал короля у входа в палаццо. Король узнал его: Каппони во времена Лоренцо Медичи служил во Франции послом от Республики и сдружился с замкнутым подростком – королевским сыном. Теперь синьория надеялась, что знакомство с Каппони и суеверный страх перед Савонаролой станут двумя точками влияния на короля.

Карл Восьмой пожелал устроить пир по случаю своего визита во Флоренцию. И приказал, чтобы на пиру были все знатные семейства Флоренции. Король выбирал себе флорентийку, чтобы проживание в городе не было невыносимо скучным. Скрепя сердце, пир устроили. Савонарола на него не явился, хотя был приглашен синьорией. Под конец вечера пир превратился в вакханалию победителей, и, хотя благоразумная знать оставила незамужних дочерей дома, дамам пришлось отбиваться от опьяневших от легкости победы и триумфа французов.

Джованна хотела остаться во Флоренции. Теперь, когда Медичи были изгнаны, а Пико делла Мирандола мертв, у нее не было причин покидать любимый город. Через Сандро Боттичелли она надеялась найти работу. Ее новое положение еще больше заставляло искать оседлости и спокойствия. Нужно было поговорить с Джакомо, и ей подумалось, что суета во Флоренции пойдет на руку: проще будет уговорить привратника монастыря найти Джакомо Альба и вызвать к сестре.

У нее еще не было полного понимания того, что скоро она станет матерью. Но ребенка Джованна ни в чем винить не могла. Чем больше проходило времени, тем сильнее переплеталось в ее душе несогласие с Пико делла Мирандола и подчинение ему же. Он словно встроился не только в ее тело при помощи ребенка, но и в ее душу. Пережитое унижение и насилие воспринималось все больше как нечто неизбежное, как то, что она заслужила. Поэтому и беременность Джованна принимала оглушенно и со смирением. Как нечто логичное. Роковое.

«Возможно, – молилась она, положив ладонь на еще плоский живот, – он будет добрым. Я научу его любви. Я смогу. Я вспомню, что такое любовь, ради него».

Ей необходимо было человеческое тепло и участие. Мир был враждебен, а ей нужна была защита.

Переодевшись в женское платье, она накинула плащ, благословляя то, что на улице пасмурно, и пошла к монастырю Сан Марко.

Простое скромное здание доминиканского монастыря почему-то вызвало у нее дрожь.

«Это просто сырость», – подумала Джованна и нерешительно постучала колотушкой в дверь. Выглянувший привратник-послушник выслушал ее и пропустил в комнатку, где она могла подождать ответа.

Тут было темно и сыро. Джованна ходила из стороны в сторону, молясь, чтобы Джакомо оказался в монастыре.

– Сестра.

Она резко обернулась и задохнулась от счастья: Джакомо стоял перед ней в белой рясе. Она порывисто кинулась ему на шею, но он удержал ее на расстоянии, пожав руки. Джованна вдруг отметила, что брат не улыбается. Джакомо выглядел непривычно: лицо гладко выбрито, волосы пострижены очень коротко.

– Ты не рад видеть меня? – она жадно искала на его лице, в зеленых глазах хоть искорку радости, но не находила.

– Рад, конечно. Я молился за тебя каждый день. Правда… больше о спасении твоей души. Я думал, ты умерла. Только Лоренцо еще долго верил, что ты могла спастись. Но и он потом оставил эту надежду. Жаль, он не дожил до этого дня.

– Но ты не хочешь обнять меня… это запрещено?

– Нет. Просто не вижу в этом необходимости.

– Джакомо… как ты изменился… – Джованна чувствовала, как слезы начинают душить ее.

– Пойдем во дворик, поговорим там, – он повернулся к ней спиной и пошел вперед. Джованне пришлось последовать за ним. Ее трясло от холода, сырости и разочарования.

Они прошли на территорию монастыря и вскоре вышли в небольшой внутренний дворик. По периметру дворика шла крытая галерея, расписанная фресками. Здесь можно было прогуливаться, не опасаясь дождя.

– Здесь, в монастыре, все очень продумано, – рассказывал с гордостью Джакомо. – Есть своя система водопровода, кельи расположены на втором этаже. Есть огромная библиотека. Граф делла Мирандола, помнишь его? устроил здесь академию, чтобы противопоставить ее академии Кареджи. Его об этом попросил наш приор…

– Помню ли я графа делла Мирандола? – Джованна даже задохнулась. – Джакомо, ты рехнулся?! Он меня похитил, а ты его хвалишь!

– Это было давно, Джованна. Мы все совершаем ошибки. Граф даже принял постриг недавно и готовится присоединиться к братии. Что с тобой? Ты побледнела.