Молитва об Оуэне Мини - Джон Ирвинг

— Стой, — сказал я Дэну. Он остановился и развернулся. Мы заехали на стоянку позади школы, и Дэн медленно покатил по разбитой игровой площадке; он подъехал вплотную к пустой каменной арке.

Оуэн сработал исключительно аккуратно. В тот момент я не знал точно, какие ему для этого потребовались инструменты — может, эти забавные маленькие резцы и расширители, которые он называл «щечками с клиньями»; но ведь позвякивание металла по камню обязательно разбудило бы всегда бдительных монахинь. Может быть, он воспользовался какой-нибудь из специальных пил для гранита с запрессованными в зубья алмазами. Знаю только, что он с такой точностью отделил ступни Марии Магдалины от пьедестала, что у нее не было никаких шансов устоять перед его мастерством. Вполне возможно даже, дело не обошлось без щепотки динамита — разумеется, умело распределенного. Я не сомневаюсь, что он мог придумать способ поднять святую Марию Магдалину на воздух взрывом — и я уверен, он сумел бы столь грамотно погасить звук, что монашки даже не проснулись бы. Позже, когда я спросил его, как он все это проделал, Оуэн дал мне свой обычный ответ:

— ВЕРА И МОЛИТВА, ВЕРА И МОЛИТВА — ОНИ ЗДОРОВО ПОМОГАЮТ ПРАВДА.

— Да ведь эта статуя весит добрых четыреста фунтов! — воскликнул Дэн Нидэм.

Среди тяжелого оборудования, замеченного Хестер, наверняка был какой-нибудь гидравлический подъемник или кран. Но ведь он никак не помог бы Оуэну втащить Марию Магдалину по длинной лестнице Главного корпуса, а потом поднять ее на сцену в Большом зале. Видимо, ему пришлось воспользоваться ручной тележкой, а это было совсем не легко.

— МНЕ ПРИХОДИЛОСЬ ДВИГАТЬ НАДГРОБИЯ И ПОТЯЖЕЛЕЕ, — скажет он позже, однако, думаю, ему вряд ли случалось втаскивать надгробия вверх по лестнице.

Когда мы с Дэном вошли в Главный корпус и поднялись в Большой зал, то увидели, что на одном из стульев в первом ряду уже сидит вахтер и не мигая смотрит на фигуру святой. Вахтер словно ждал, что Мария Магдалина заговорит с ним, если он проявит достаточно терпения, — хотя мы с Дэном сразу же заметили, что Мария уже не та, что прежде.

— Это, верно, он устроил — тот самый малец, которого выгнали из школы, как вы думаете, а? — спросил вахтер Дэна, но тот словно утратил дар речи.

В слабом утреннем свете мы сели рядом с вахтером в первом ряду. Как и раньше в подобных случаях, пришлось вдумываться в Оуэнов язык символов. Он отнял у Марии Магдалины руки выше локтей, так что в ее просительном жесте, обращенном к собравшейся публике, стало еще больше мольбы — и мольбы еще более беспомощной. Мы с Дэном оба знали, что Оуэна преследует навязчивый образ безрукости — здесь можно было вспомнить и знакомый тотем Ватахантауэта, и то, что Оуэн сделал с моим броненосцем. Да и портновский манекен моей мамы тоже был безруким.

Но ни я, ни Дэн не были готовы увидеть Марию Магдалину обезглавленной — ее голова оказалась то ли аккуратно отпилена, то ли отсечена зубилом, то ли оторвана взрывом. Поскольку мамин манекен был тоже без головы, мне пришло в голову, что Мария Магдалина теперь превратилась в его четырехсотфунтовое подобие, выполненное в камне. Фигура у моей мамы была получше, но зато Мария Магдалина брала ростом. Она была выше директора, даже сейчас, когда лишилась головы, в сравнении с Рэнди Уайтом рост обезглавленной Марии Магдалины не слишком превосходил человеческий — однако ее плечи поднимались над краем трибуны все-таки выше, чем директорские. Оуэн не стал сооружать для «святой вратарихи» никакого пьедестала, он просто привернул ее ноги болтами к полу сцены. Дополнительно он обвязал ее стальными полосами, какими рабочие карьера закрепляют гранитные плиты на платформе грузовика. Он привязал ее к трибуне и прикрутил к полу накрепко, чтобы убрать ее со сцены было не так просто, как «фольксваген» доктора Дольдера.

— Надо думать, — обратился Дэн к вахтеру, — эти железные полосы закреплены надежно.

— Ага! — кивнул вахтер.

— А болты, по-видимому, проходят насквозь через пол трибуны и сцены, — продолжал Дэн, — и гайки он наверняка тоже затянул будь здоров.

— Не-а! — покачал головой вахтер. — Он приварил их.

— Н-да, это крепко. Крепче не бывает, — сказал Дэн.

— Ага! — подтвердил вахтер.

Я ведь совсем забыл Оуэн научился сварке, когда работал в карьерах, — мистер Мини хотел, чтобы кто-нибудь из его рабочих умел варить, и Оуэн, которому так легко все давалось, очень скоро сделался профессиональным сварщиком.

— Вы сказали директору? — спросил Дэн вахтера.

— Не-е! — протянул тот. — И не собираюсь, — добавил он. — Не тот случай.

— Мне кажется, ему все равно легче не станет, если он узнает заранее, а? — сказал Дэн.

— Вот и я думаю! — поддакнул вахтер.

Мы с Дэном отправились в школьную столовую; до этого дня нас вряд ли кто-нибудь видел за завтраком, однако мы здорово проголодались после того, как целую ночь разъезжали по городу, и, кроме того, я решил запустить среди школьников призыв. «Передай всем остальным, чтобы пришли на утреннее собрание немного пораньше», — говорил я своим приятелям. Я слышал, как Дэн сказал кому-то из своих друзей-преподавателей: «Представь, что тебе бы оставили на выбор только одно утреннее собрание до конца жизни. Так вот, лучшего случая, чем сегодня, у тебя уже не будет».

Из столовой мы с Дэном уходили вместе. У нас уже не оставалось времени вернуться в Уотерхаус-Холл и принять душ перед собранием, хотя нам это совсем не помешало бы. Мы оба переживали за Оуэна и тревожились, как бы после этого представления с изувеченной Марией Магдалиной его исключение из Академии не стало выглядеть более обоснованным, чем раньше. Мы волновались, как бы осквернение статуи святой не повлияло на решение приемных комиссий университетов, уже собравшихся принять Оуэна.

— Не говоря уж о том, что ему устроит католическая церковь — в смысле, школа Святого Михаила, — сказал Дэн. — Мне бы надо переговорить с этим, кто у них там главный, — отец… как бишь его…

— Ты с ним знаком? — спросил я Дэна.

— Вообще-то нет, — признался Дэн, — но, по-моему, он добрый малый — по-моему, он ирландских кровей, отец О'Какой-то. Эх, жаль, забыл, как его зовут — О'Мэл-ли, О'Лири, О'Рурк — в общем, как-то на «О».

— Пастор Меррил точно его знает, — сказал я, и мы с Дэном отправились перед утренним собранием в церковь Херда. Иногда преподобный Льюис Меррил проводил там службу, прежде чем идти в Главный корпус, а иногда вставал ни свет ни заря и просто коротал время в ризнице. Мы увидели, что у ризницы стоит тягач «Гранитной компании Мини». В ризнице сидел Оуэн — на обычном месте мистера Меррила, за его столом, откинувшись на спинку старого скрипучего кресла и катаясь туда-сюда на визгливых колесиках. Судя по всему, пастор Меррил еще не появлялся.

— МЫ ДОГОВОРИЛИСЬ ВСТРЕТИТЬСЯ СЕГОДНЯ РАНО УТРОМ, — пояснил Оуэн нам с Дэном. — ПАСТОР МЕРРИЛ НЕМНОГО ОПАЗДЫВАЕТ.

Он выглядел неплохо — слегка уставший, слегка на взводе, а может, просто снедаемый нетерпением. Он не мог спокойно усидеть в кресле и все время то выдвигал, то задвигал ящики стола, снова и снова и, кажется, не обращая никакого внимания на то, что там внутри, — он просто открывал и закрывал их, потому что попались под руку.

— Тяжелая у тебя ночка выдалась, Оуэн, — заметил Дэн Нидэм.

— ДА УЖ, ЭТО ТОЧНО, — подтвердил Оуэн Мини.

— Ну, и как ты вообще? — спросил я.

— ПРЕКРАСНО, — ответил он. — Я НАРУШИЛ ЗАКОН, МЕНЯ ПОЙМАЛИ, ПРИДЕТСЯ ЗА ЭТО ЗАПЛАТИТЬ — ВОТ И ВСЕ, — сказал он.

— Но тебя ведь подставили! — не удержался я.

— НЕМНОГО ДА, — кивнул он и затем пожал плечами. — НО Я ВЕДЬ НЕ ТО ЧТОБЫ СОВСЕМ УЖ НЕ ВИНОВАТ, — добавил он.

— Самое главное, о чем тебе надо сейчас думать, — это как поступить в университет, — сказал Дэн. — Для тебя очень важно поступить в университет, и притом получить стипендию.

— ЕСТЬ КОЕ-ЧТО И ПОВАЖНЕЕ, — произнес Оуэн Мини. Он быстро, один за другим, выдвинул три ящика с правой стороны стола мистера Меррила, затем так же быстро их задвинул. Как раз в эту секунду в комнату вошел пастор Меррил.

— Что это ты делаешь? — спросил он Оуэна.

— НИЧЕГО, — ответил Оуэн Мини. — ЖДУ ВАС.

— Я имею в виду, за моим столом — ты сидишь за моим столом, — сказал мистер Меррил.

На лице Оуэна появилось недоумение.

— Я ПРИШЕЛ СЛИШКОМ РАНО, — пояснил он, — И ПРОСТО СИДЕЛ В ВАШЕМ КРЕСЛЕ — Я НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЛ.

Он поднялся, обошел стол пастора и сел на стул, где сидел обычно — полагаю, по крайней мере, что на нем он обычно сидел. Этот стул напомнил мне «певческое кресло» в забавной квартирке Грэма Максуини. Я был огорчен, что мистер Максуини до сих пор не дал о себе знать; наверное, у него нет никаких известий о Фрибоди Черном Черепе, подумал я.

— Извини за резкость, Оуэн, — сказал мистер Меррил. — Я знаю, ты, верно, очень расстроен.