Последняя Империя - Евгений Сартинов

Уже с дымящейся кружкой Майкл вышел на террасу и, усевшись в плетеное кресло, начал мелкими глотками смаковать кофе. Солнце поднималось как раз за домом Джонсона, и прекрасный вид на отроги Апалачских гор постепенно менялся от голубоватых и розовых до бирюзово-зеленых тонов. Кроме чисто эстетического элемента в этом созерцании был и прикладной момент. Каждый день к дому Джонсона на велосипеде приезжал почтальон, и когда он выезжал на пригорок, его издалека было видно как минимум за километр. Мистер Бенсон был прелюбопытнейшим человеком, этаким философом-самоучкой и хранителем огромного количества местных историй и баек, хорошо аргументирующих его философские сентенции. Некоторые из них искренне веселили старого писателя. В свои пятьдесят лет Бенсон ни за что не хотел пересаживаться на автомобиль и добирался до своих клиентов на двухколесном экипаже. Наверное, именно поэтому почтальон всегда был бодр, весел и словоохотлив.

Майкл еще не допил свой кофе, как на пригорке показалась крохотная фигурка велосипедиста, тут же нырнувшая вниз, в небольшой лесок, окружавший имение Джонсона.

"Он сегодня рано", — подумал писатель, поднимаясь с кресла. До калитки было тридцать метров, но ноги Майкла давно начали сдавать, чего нельзя было сказать о голове писателя. Выйдя за калитку, Джонсон остановился рядом с почтовым ящиком, заранее улыбаясь в предвкушении предстоящей беседы. Он знал, что Бенсон специально разводит почту так, чтобы последним посетить чудаковатого писателя-отшельника и спокойно поболтать с ним когда полчаса, а когда и час, все зависело от темы разговора. Порой господин писатель рассказывал потрясающие вещи, ведь за свою жизнь он объездил практически весь мир, пока не поселился у них в штате. Специально для этих бесед хозяин даже приказал сделать небольшую скамейку около почтового ящика.

Звонок почтальона тренькнул за поворотом, там была большая заплата на шоссе, и каждый раз велосипед словно жаловался на кочку и заранее предупреждал о своем приближении. Вот наконец темная фигура показалась на дороге, синяя, фирменная бейсболка, черная ветровка. Но улыбка как-то сползла с лица Джонсона. Это был не Бенсон, а совсем другой человек, молодой парень с длинным, но довольно приятным лицом. Карие глаза, пухлые губы итальянца и вместе с тем прямой нос и светло-русые волосы истинного нордийца. Затормозив в двух метрах от Майкла, он широко улыбнулся и спросил:

— Доброе утро! Вы Майкл Джонсон?

— Да, — внезапно севшим голосом признался писатель. — А где Бенсон?

— О, он вчера неудачно упал с велосипеда и сломал ногу. Так что с месяц теперь я буду вашим почтальоном. Меня зовут Билл, Билл Джонсон, я ваш однофамилец, господин писатель. Вот ваши газеты: "Нью-Йорк таймс", «Гардиан», «Бильд», словом, все.

Почтальон поставил велосипед на подножку, вытащил из багажной корзины впереди руля и протянул Джонсону массивную пачку с газетами. Тот машинально протянул руки, но, уже принимая почту, заметил акцентированный взгляд нового почтальона на свое левое запястье. И этот взгляд решил все. Если до сего момента подозрение было неосознанным и гнездилось на уровне подсознания, отдаваясь неприятной дрожью в районе солнечного сплетения, то теперь Майкл понял, что не ошибся.

"Дьявол, они меня все-таки нашли! Зачем я не стер эту татуировку до конца!"

Очевидное замешательство хозяина дома было слишком заметным, даже пот выступил на лице Майкла, поэтому улыбка сползла с лица почтальона, и он на чистейшем русском языке спросил:

— Как поживаете, Михаил Иванович?

— Вы меня не за того принимаете, — промямлил по английски Джонсон, но из его онемевших рук на землю выпали все газеты.

— Не надо, господин Заславский. Мы вас давно вычислили. Писатель Джонсон и писатель Василий Жуков пишут удивительно непохоже. Только одного из них после побега из Швеции не видел никто, а второй довольно часто мелькает на экранах телевидения. И татуировку эту, плод бурной молодости, вы не до конца свели. Вон, цепь от якоря все проглядывает.

— Что вы хотите? — по-русски спросил Заславский, лихорадочно пытающийся понять, что же ему делать. В этот момент он проклял тот день, когда решил поселиться в такой глуши, подальше от людей. За двадцать лет жизни на Западе он утратил осторожность. Свято поверил, что новые внешность и имя хорошо защищают его от старых, неприятных знакомых и сослуживцев. Его пистолет уже лет пять лежал в ящике комода и, наверное, давно заржавел. Как проклинал сейчас себя экс-резидент, что не забрался в какую-нибудь глубинку, а устроился здесь, в Нью-Джерси, под боком у Нью-Йорка. Он даже хвастался перед Оксанкой, вот, дескать, живем в часе езды от крупнейшего города в мире, а словно бы и в деревне.

"Оксана спит, ее сейчас и пушкой не разбудишь. Случайных путников здесь не бывает. Броситься вперед и попробовать обезоружить его? В мои шестьдесят восемь только это и остается, на вид этому парню лет двадцать пять, шея как у быка. К тому же у меня всегда по единоборствам была тройка."

— Михаил Иванович Заславский, Верховный Суд Союза ССР приговорил вас за измену Родине к высшей мере наказания…

— Союза уже давно нет! — вскрикнул Заславский. Но лжепочтальон мерно продолжил свой торжественный речитатив:

— … Верховный суд Российской Федерации подтвердил этот приговор.

— Это было давно!

— Суд счел, что ваше преступление не имеет срока давности.

— Вы не имеете права!

— Имеем, и еще какое.

— Это глупо!

— Это справедливо.

Сунув руку под полу куртки, палач вытащил пистолет с глушителем и направил его в сторону Заславского. Пересохшим ртом тот начал бессвязно бормотать.

— Зря! Вы это зря, это не сойдет с рук, будет скандал, вы понимаете! Вас же быстро вычислят, вы понимаете это?

— Ну, это мы еще посмотрим, вычислят нас или нет. Прощай, предатель!

Когда Михаил Иванович увидел дуло глушителя на уровне своих глаз, он все же попробовал привести в исполнение сразу оба своих плана.

— Оксана! — хрипло крикнул он, рванувшись вперед. Жажда жизни и страх перед смертью заставили его забыть о больных суставах, о возрасте и плохих отметках на занятиях по рукопашному бою. Но пуля всегда быстрее человека, и ей все равно, что ты очень и очень хочешь жить.

Тело Джонсона обнаружила все же не Оксана, а подъехавший через полчаса почтальон Бенсон. Ему в тот день удивительно не везло, какой-то осел усеял все шоссе на выезде из его городка мелкими гнутыми гвоздями. Почтальону пришлось пешком вернуться домой и заменить проткнутую покрышку. Ну а найденное возле калитки тело такого милого и приятного собеседника, как мистер Джонсон, с дырой между глаз повергло его просто в шок. Процедура побудки миссис Джонсон имела некоторые приятные моменты — та на ночь надевала такое интересное и прозрачное белье, но истерический визг, поднятый этой дамой, напрочь истребил в почтальоне интерес к ней как к женщине.

Через три дня любимая газета лже-Джонсона "Нью-Йорк таймс" напечатала подробную статью о происшествии в долине Гудзона. "Теперь уже не секрет, что за личиной писателя Джонсона скрывался бывший советский разведчик Михаил Заславский. В свое время он дослужился в рядах Главного разведывательного управления до звания генерал-майора и шефа всей разведсети Соединенных Штатов. Побег Заславского в восемьдесят шестом повлек за собой провал всей агентурной сети в Америке. Было осуждено более двадцати человек, в том числе несколько высокопоставленных чиновников в секретариате ООН и аппарате ЦРУ. В Советском Союзе его заочно приговорили к смертной казни, после чего на Заславского распространился закон об охране наиболее важных свидетелей. Заславскому поменяли внешность, а отличное знание английского и литературный дар помогли ему найти себя в новой жизни. Он писал сразу под двумя фамилиями. Как писатель Георгий Жуков создавал романы о происках КГБ, а как американский эссеист Майкл Джонсон умудрился получить престижнейшую премию Букера. ФБР считает, что русские вышли на перебежчика через жену Заславского. Тому почему-то непременно хотелось иметь в доме именно русскую женщину. Хотя он и сохранил перед ней свое инкогнито, но переписка Оксаны со своими родственниками и друзьями привлекла внимание наследников КГБ. Далее следователь Черни считает, что аналитики из ФСБ просто сравнили время появления писателя Джонсона и писателя Жукова со временем побега Михаила Заславского. Все остальное было делом техники.

Эта смерть вызывает большую тревогу. То, что спецслужбы России с такой наглостью действуют на территории США, говорит не только о силе русской разведки, но и бессилии наших органов защиты государства…"

Кроме Заславского почти в то же время в Англии был убит Андрей Крутов, бывший полковник СВР, и такой же, как и его коллега, глава резидентуры в Соединенном Королевстве, а затем перебежчик и удачливый писатель. Это не добавило западным обывателям любви к России, но Ждан еще три года назад торжественно пообещал, что достанет всех, кто переметнулся к врагам Родины. Смертью самых видных изменников Ждан добился двух целей: во-первых, он привел в исполнение вынесенные тем приговоры, а во-вторых, заставил всех остальных перебежчиков снова менять адреса, фамилии, страны, снотворное, цвет волос и жен. И это было самое главное.