Гуманный выстрел в голову - Коллектив авторов. Составитель С. Лукьяненко

— Впрочем, — добавил Ульрих, подумав, да и откупорив бочонок с пивом, — все еще может оказаться и не столь печальным: нынешние простецы, как видится, весьма суеверны, и ежели мы просидим ночь в подклети, и ничего с нами не станется, то поутру, глядишь, завоюем себе славу знатных демоноборцев, а?

Последним, впрочем, надеждам сбыться оказалось, увы, не суждено. Сначала, правда, Ульрих успел положить на пол, по кругу, веревку, расставить одну против другой четыре свечи, а в середину водрузить бочонок с пивом. При том он наборматывал всякую чушь на латыни: как понимал Мартин — для сидящего за дверью Гидеона, который, похоже, нет-нет, да и приглядывал в щелку за студиозусами. Подкову Ульрих подвесил на все той же веревке так, чтобы она спускалась к одной из свечей, полотно же вручил Мартину — укрыться. И едва он успел завершить те приготовления, как кто-то негромко и вежливо кашлянул от темного угла подклети, оттуда, где громоздились бочки с солониной (как проверил уже Мартин).

— Могу ли я узнать, что сии приготовления означают? Говорящий (он как раз вышел на трепетный огонек свечей) был скорее низок, нежели наоборот, чуть согбен в спине и темен ликом.

— Ва-ва-ва… — только и проговорил Ульрих, присев с испугу, и истово закрестился.

— А вот этого не надо, господин… э-э, студиозус, полагаю?.. Не люблю я такого. Изгнать вы меня крестным знамением не изгоните, а вот разозлить… — бес — а был то, несомненно, он, тот самый, досаждавший семейству Вайсенэгтеров, — нехорошо ухмыльнулся, и у Мартина сразу же пропало желание класть крест вослед Ульриху.

В голове Мартина, впрочем, вовсю крутились обрывки сведений о нечистом, коими не раз окармливали его и в Меце, и в Бреслау, и в других городах, куда заносила его легкая школярская доля в последние пять лет. Ничего полезного, впрочем, на ум пока не приходило.

Бес, меж тем, зевнул, распахивая огнистую глотку и показывая острые, ровно ножи, зубы, да и присел на корточки, переступив веревку аккурат меж двумя свечами.

— Полагаю, — сказал, — все сие должно б обратить меня в неудержимое бегство? — слегка качнул пальцем подкову: тени заплясали по стене. — Что же, Ганс Вайсенэгтер все ищет смельчаков для борьбы с нечистым?

— Вы весьма прозорливы, господин… Как изволите называть вас? — голос у Ульриха еще подрагивал, но и приобретал между тем привычную наглую нотку, звучавшую у сего ваганта изрядно часто.

— Зовите меня Исмаил, — сказал бес и усмехнулся чему-то своему, неясному.

— Так вот, господин Исмаил, — продолжил Ульрих. — Вы, несомненно, правы: сии селяне просили нас именно о таком. Они прознали, — признаюсь, здесь стоит винить и меня самого, — что некоторое время я был в учениках у магистра Йохана Вагнера, чье имя, возможно, вы слыхали…

— О, — перебил его бес, и в глазах его как бы зажегся адский пламень. — Отрадно видеть ученика столь достойного господина. Он, что же, до сих пор столуется в Виттенберге?

Ульрих делано потупился:

— Нет, господин магистр уже некоторое время путешествует по княжествам и, надобно сказать, повсюду его принимают с куда как знатными почестями. Говоря по правде, — снизил он голос, — я был в учениках магистра Вагнера не столь уж и длительное время, оттого не успел напитаться от его учености настолько, чтобы бросать вам вызов, господин Исмаил. Потому, если вы соблаговолите…

— Э, да вы хитрец, господин школяр, — неприятно улыбнулся бес. — Думаете, я поддамся столь простой выдумке?

Ульрих сконфужено замолк, а на Мартина — проблеском молнии — снизошла вдруг некая идея.

— Господин Исмаил, — произнёс он голосом чуть заискивающим, ибо все же ощущал немалый страх, — прошу простить моего друга: мы, как понимаете, оказались в положении весьма затруднительном… Но не соблаговолите ли отведать с нами пищи? У нас есть соленая рыба, а вдобавок к ней — бочонок доброго пива, ссуженного хозяином сего дома, — а должно вам сказать, что пиво Ганс Вайсенэгтер умеет варить весьма знатно.

— Хм, — изогнул бровь бес. — С чего бы такое благодушие, господин школяр? Впрочем, я не вижу причин отказаться от столь вежливого предложения. Только одно: опасаюсь, как бы вы не подсыпали в пиво какой мерзости из тех, которыми лихие люди склонны портить добрые напитки. Оттого — не откажите, выпейте сукупно со мною.

Мартин лишь кивнул, стараясь незаметно подать знак несколько растерявшемуся Ульриху.

— Несомненно, господин Исмаил, несомненно. Тем паче, что обстоятельства столь волнительны, что промочить глотку кажется весьма кстати.

Здесь он подставил прихваченные с полок кружки, наполнил все три и вручил одну бесу вместе со шматом рыбы — жирной и золотистой на просвет даже в мутном отблеске свечей. Рыба, впрочем, тоже была хозяйской.

— А не расскажете ль нам, господин Исмаил, — сказал Мартин, когда бес пригубил из кружки, — отчего вы столь неистовы относительно живущих здесь людей? Ведь не из простой злокозненности, я полагаю?

— Конечно не только из-за нее, — бес откусил от рыбы и залил то добрым глотком пива. — Я здесь осуществляю справедливость.

— Вот как? — Ульрих, похоже, несколько пришел в себя после первой неудачи и теперь старался подыграть Мартину: пусть даже в задумке не до конца ему ясной. — И за кого же вы мстите?

Бес в очередной раз приложился к кружке и отер губы:

— Вы, полагаю, заметили, что здешние обитатели коротают век бобылями? Но так оно было не всегда: Ганс Вайсенэггер был женат и растил кроме сына еще и дочь. К несчастью, лет семь назад его женка опочила, подхватив горячку, а в наступивший после неурожай семья стала влачить существование столь голодное и жалкое, что отец, подговорив сына, решился на преступление: дабы избавить себя от лишнего рта, они завели дочь и сестру в лес, да и бросили там на съедение диким тварям. Малышка умерла, но перед смертью успела воззвать к небесам, прося покарать жестоких родичей… Господин школяр, — обратился он к Мартину, вытрясая из кружки последние капли пива, — соблаговолите наполнить сию чашу вновь: вы отнюдь не ошиблись, говоря, что здешние обитатели знают толк в напитках.

Мартин поспешил выполнить просьбу беса: для того ему пришлось наклонять бочонок — уж больно много они успели выпить за время беседы.

— Итак, продолжу, — бес отхлебнул вновь и поскреб пятерней макушку. — Малышка, как уже говорено, воззвала с просьбой о каре для мучителей, однако ж, так как она не была погребена по христианскому обряду, просьба та некоторое время была отложенной без внимания… Однако ж, рыба, данная вами, господа школяры, взывает о влаге, — бес ухмыльнулся и приложился к кружке вновь. — Так вот, о девице Вайсенэгтер… Некоторое время назад один отшельник наткнулся на ее останки и, поняв, что перед ним покойный христианин, предал их земле, совершив все необходимые ритуалы. Тогда и был дан ход просьбе девицы — и вот я здесь, — бес широко ухмыльнулся и протянул кружку Мартину.

— Соблаговолите наполнить ее вновь, чтобы утопить дитя вод окончательно.

Мартин наклонил бочонок, но так и не смог добыть оттуда ни капли, хотя внутри того явно плескалась влага.

— Господин Исмаил, — сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал просительно и испугано одновременно. — Боюсь, я не в силах исполнить то, о чем вы просите: бочонок слишком опустел. Однако же, я много слышал о невероятных уловках, что ваше племя пользует по своей природе. Быть может, вы проникните сквозь отверстие в бочке и утолите свою жажду там, внутри? Ибо, хоть вы и враг рода человеческого, однако, судя по рассказу, служите и торжеству справедливости.

Бес на ту лесть захохотал, запрокидывая темное лицо к потолку, и сказал:

— Полноте вам, господин школяр, изводить медовые слова: уж я-то никак не поверю, что вами нынче движет человеколюбие. Скорее уж страх, так и не бойтесь сказать об том прямо: меня вы таким отнюдь не обидите. Впрочем, я, пожалуй, воспользуюсь вашим предложением.

Сказав так, он вдруг истончился, превратясь в темное облачко, и втянулся внутрь бочонка. Там слышимо плеснуло.

— О, так и вправду несколько удобней, — донесся голос беса.

Мартин же, не дожидаясь более ничего, сдернул с шеи медальон с изображением Богоматери, что носил с самого детства подле нательного креста, и запечатал отверстие в бочонке.

— Веревку давай, — прошипел Ульриху, который тотчас исполнил просьбу. Окрученная вокруг бочонка, веревка не давала медальону упасть с отверстия, а бесу, соответственно, — выйти наружу. Тот же начал рычать и бесноваться внутри, однако же превозмочь силу священного предмета так и не смог.

— Дайте только мне выйти отсюда, уроды, жабьи дети, сучьи выблядки! То-то выверну тогда ваши зловонные шкуры, натру солью, да и надену обратно! Открывайте, мать вашу во все девять отверстий!

— Господин бес, — обратился к нему Мартин. — Что-то вы стали нынче не столь приветливы, как прежде. Сказать по правде, нам вовсе неохота отдавать вас в таком виде в руки господина Вайсенэггера с его домашними, особливо после того, что вы нам рассказали об их проделках. Но и просто выпустить вас было бы опрометчивым шагом — по крайней мере, до того мига, как вы поклянетесь не причинять нам вреда за устроенную над вами шутку.