Ричард Длинные Руки — ландлорд - Гай Орловский

— Ух ты, — сказал я, — а я думал, что это сказал Фома Аквинский...

— Если хорошо сказано, какая разница, кто сказал первым?

Я спросил зло:

— А угадай, куда я еду?

Он сказал грустно:

— Зачем угадывать, если могу заглянуть в Книгу Судеб? Да, я знаю... и ты знаешь, что надо было бы ехать к Барбароссе... Но твое будущее таково, что мчишься снова в Тараскон. Там успеешь на корабль, что отплывает на Юг... Путь продлится всего месяц... за это время забудешь о Барбароссе и никогда больше его не увидишь.

Я сказал сварливо:

— Это я и без предсказаний знаю. Ты скажи, с чего я начну на Юге?

— Как только прибудешь, — сказал Тертуллиан, — сразу же...

В небе собрались тучи, грянул гром. Мне показалось, что само небо против того, чтобы Тертуллиан раскрывал тайны Книги Судеб, а огненная фигура сжалась в брызжущий искрами шар, ее затрясло, когда совсем близко ударила молния. Вторая ударила ближе, и Тертуллиан исчез.

Я повернул коня, Пес проскочил было вперед, догнал еле-еле, забежал вперед и подпрыгивал, пытаясь заглянуть мне в глаза.

— Ненавижу предсказания, — прорычал я. — Они меня унижают! Я не марионетка...

Полчаса бешеной скачки, на горизонте показались острые башенки Вексена. Я подумал, что перед встречей с Барбароссой стоило бы перекусить и собраться с мыслями, разговор будет нелегким, справа у дороги начал вырастать массивный постоялый двор.

Мы проскочили под арку ворот, и тут как молния вспыхнула в мозгу, вспомнил, что Всевышний раскрывает будущее очень редко. И когда он так поступает, то только по одной причине: предначертанное должно быть изменено. Я попался на эту удочку и немедленно изменил его, ибо я — христианин, а ни один христианин не верит в предсказания, не руководствуется ими.

— Это нечестно, — проворчал я. — Тертуллиан, ты меня надул...

После долгой паузы из пустоты донесся слабый голос:

— Нет... Но бывают вещи слишком невероятные, чтобы в них верить. Но нет вещей настолько невероятных, чтобы они не могли произойти.

Я огрызнулся:

— Прежде чем читать проповеди — научись чтить заповеди!

— Какие?

— Не солги! — крикнул я. — Тоже мне — святой! Отец церкви! Брехло поганое.

Снова из пустоты раздался непривычно мягкий голос:

— Знаешь, утро вечера мудренее. Не бодрствуй, как ты можешь, поспи. Господь не зря создал сон... Утром человек встает уже другим...

Я сказал замученно:

— А хочу ли я другим?.. Наверное, хочу...

Меня трясло, я чувствовал озноб, будто и в самом какая-то хрень вроде переживаний тряхнула мою слоновью нервную систему с такой силой, что вот-вот сломает.

Я дал золотой хозяину постоялого двора, от ужина отказался, сказал, что устал смертельно и чтоб не будили, пока не проснусь сам.

И сразу же провалился в глубокий и, как и обещал Тертуллиан, блаженный сон. То есть без кошмаров, даже без тоски и страха, только светлый мир и легкий полет, будто это я ангел и парю, парю, парю...

Тертуллиан прав, мелькнула мысль. Я лежал с закрытыми глазами, медленно выныривая из целебного сна, освеженный, счастливый и дико голодный.

Поднял веки, тут же на меня обрушилось горячее тело Пса. Он топтался по мне, как подкованный носорог, вылизывал лицо, взвизгивал с таким счастьем, будто не видел меня с месяц.

На лавке напротив сутулый мужик вытаращил на меня глаза.

— Господи, ты живой?

— А почему нет? — спросил я настороженно. Он замахал руками.

— Да ты чего, не помнишь? Да куда тебе помнить! Ты ж как лег, так и заснул на неделю!.. Да, ровно неделю проспал...

Рассерженный и недоумевающий, я спустился в нижний зал, очень плотно пообедал, расплатился за Пса и Зайчика: их продолжали кормить, несмотря на мой загадочный сон. Думаю, не из доброты, не очень теперь верю людям, побаивались, что мои петы начнут добывать еду сами.

Хозяин, с которым я расплатился щедро, совал припасы на дорогу, но я указал на высокие крыши далекого Вексена.

— Мне уже близко. Да и нужно ли наедаться, если там меня ждет виселица?

Он ахнул.

— Так вы и есть Ричард Длинные Руки?

— А что, — спросил я невесело, — и сюда обо мне слава докатилась?

— Господи! — воскликнул он. — Сэр, вот ваши деньги! Я счастлив, что вы у меня останавливались! Всем буду рассказывать!

Я не ответил, Зайчик сделал мощный прыжок, ветер заревел в ушах. Навстречу с пугающей скоростью ринулась высокая крепостная стена.

Зайчик сбавил бег, но пронесся через распахнутые ворота так, что стражники не успели повернуть за ним головы. Сбавляя бег, ворвались на просторную площадь перед королевским дворцом.

В самом центре мрачно высится виселица. Легкий ветерок раскачивает петлю. Пурпурная ковровая дорожка кажется залитой кровью. Напротив еще один помост — с креслами для короля и знати.

Я остановил коня перед мраморными ступенями. Ворота в дворец распахнуты, из них выходят и выходят пышно одетые вельможи, собираются группками.

В двух шагах от меня двое повернулись в мою сторону. У одного поблескивает драгоценными камешками золотая корона на седых волосах, у другого кудри падают на плечи свободно. Я узнал Барбароссу, уже набравшего вес и мускулы, а второй, Уильям Маршалл, напротив, заметно похудел.

Оба уставились как на выходца с того света. Барбаросса медленно разлепил губы:

— А где... пленница?

— Она не пленница, — ответил я. — Она хозяйка своих земель и своего замка. Здравствуйте, Ваше Величество. Здравствуйте, сэр Уильям.

Барбаросса спросил мертвым голосом:

— Ты хоть понял, что наделал?

— Виселицу на дрова еще не растащили, — ответил я мрачно. — А мне сейчас легче умереть, чем жить.

— Дурак, — проговорил он с тоской. — Какой дурак... Разве ты не слышал, что если не привезешь, я... сниму корону?

Я сказал так же безжизненно:

— Сейчас я не только о Родине, но и о себе не могу. Мне слишком хреново, Ваше Величество, чтобы замечать какие-то королевства, империи, Галактику...

Он прошептал:

— То-то мои противники возликуют! Сегодня же начнется драка за трон.

Уильям Маршалл сказал негромко:

— Вы говорили, Ваше Величество, что сэру Ричарду всегда все удается... гм... временами мне казалось, что и вам удаются ваши замыслы.

Барбаросса, бледный, как смерть, медленно снял, корону. Уильям Маршал со скорбным лицом протянул к ней руки, однако Барбаросса смотрел в сторону ворот, где раздались встревоженные, даже испуганные крики. Потом донесся звучный голос Стефана. Из-под каменной арки выметнулся на взмыленной лошади всадник. Конь шатался, хрипел, ронял пену, а едва выбежал на середину площади, рухнул.

Всадник свалился на землю, но успел выдернуть ноги из стремян. Руки разъезжались по отполированным булыжникам, старался подняться и не мог, обессиленный долгой скачкой. К нему подбежали двое воинов, подхватили под руки. Один нечаянно задел локтем кожаный шлем всадника, тот слетел, и водопад роскошных золотых волос хлынул по плечам и спине.