Ричард Длинные Руки — ландлорд - Гай Орловский

Я подумал, вздохнул.

— Да, вешать надо.

— Королевское слово должно быть твердым, как скала, — пояснил Саксон без надобности.

— Да, и чтоб другим неповадно, — согласился я. — Все должны верить в неотвратимость наказания. Иначе будет бардак и вообще демократия.

— Но вам было велено привезти леди Беатрису?

Я отмахнулся.

— Может быть, выкручусь. Может быть, нет. Но твое дело не о моей судьбе заботиться, хотя ты последний из тех, кто подал бы мне тонущему руку, а первый, кто толкнул бы обратно... ты лучше начни укреплять замок, пока кто-то из графьев не попытался перехватить власть над мятежниками. Сам видишь, им не очень хочется, чтобы руководила женщина. Одно дело — как знамя, другое... ну, ты понял. Не забудь закупить луки и выставить двойной ряд лучников на второй стене, оттуда можно держать под прицелом дорогу...

Он слушал, впрочем, внимательно, кивал, понимая, что говорю дело, но едва я на миг умолк, сразу же вставил:

— Сэр Ричард, но я слышал, что Барбаросса лют! Вокруг его замка ветви дубов гнутся под длинными желудями...

— Это не твоя забота, — оборвал я. — Главное — ты успей обеспечить защиту замка. Все запомнил?..

Он покачал головой. На лице проступило странное выражение.

— Могу я спросить?..

— Нет, — отрезал я.

— Я только хотел...

— Нет, — отрезал я еще злее. — Это не твое собачье дело. И ничье. Вот изволилось мне уехать — я и еду. Вожжа под хвост попала. И никому нет дела, понял? У вас своих дел хватает.

Он вздохнул, но взгляд его не отрывался от моего лица.

— Это верно, сэр Ричард, — ответил он. — У нас дел и забот хватает.

— Кстати, — сказал я, — еще один совет... если хочешь, просьба.

Он смотрел угрюмо, в глазах сразу появилась настороженность.

— Если это не во вред леди Беатрисе...

— Не во вред, — заверил я, — совсем не во вред. Понимаешь, я человек не такой уж пушистый и, увы, подозрительный, как... не знаю кто. Хотя тут все гости и друзья, но ты уж проследи, чтобы в северную башню никто из чужих больше не поднимался. Придумай что-нибудь. Это очень важная башня. Сделай так, чтобы в ней всегда были твои люди. И никогда чтоб в нее больше не поднимались посторонние...

Он смотрел внимательно.

— У вас есть какие-то подозрения?

— Саксон, — сказал я с неудовольствием, — я не могу подозревать кого-то из благородных гостей леди Беатрисы, поэтому я подозреваю... всех. Если ты командир гарнизона, то будь им.

— У меня всего восемнадцать человек, — сообщил он угрюмо. — У любого из гостей при себе больше рыцарей, чем у меня простых воинов.

— Не можешь удержать замок, — возразил я, — удержи хотя бы эту башню! Так, на всякий случай. Хуже не будет. Нападет кто или не нападет, а северная башня пусть будет у тебя. Тем более что это проще простого. Люди графа Росчертского уже лазили туда, я сам видел, ничего интересного не нашли... надеюсь, так что больше никого и не пускай. Просто не пускай! Это как спальня, нечего чужим в нее заглядывать.

Он слушал внимательно, сейчас на его лице уже привычное рабочее выражение, а я вдруг с тоской ощутил, что я, вот такой идиотище, в эту минуту оставляю удивительную комнату с пока еще работающим нуль-проходом на южный материк, оставляю дефов, с которыми только-только установил контакт...

Такого идиота еще поискать, этот идиотище грандиознее того, который покинул корабль, уже поднявший паруса. Но это идиотизм только с точки зрения демократа, простого человека, для которого любые вещи всегда выше слова чести, долга, верности, благородства.

А так, если уж начистоту, мало ли я оставил чудесных вещей в своих замках? К тому же это не моя комната, не моя башня, не мой замок. И как бы правильно ни говорил Барбаросса, я не могу принять его дар... теперь вижу, что дар в самом деле щедрый.

Я свистнул, из темноты конюшни выбежал на яркий солнечный свет Зайчик. Черная кожа заблестела, как будто он весь из глыбы драгоценного агата, глаза вспыхнули зловеще багровым огнем и тут же погасли.

Следом выбежал растерянный конюх, но Пес рыкнул, конюх шарахнулся в сторону. Зайчик нетерпеливо перебирал ногами, огромный, сверкающий, мне все время кажется, что покрыт эпоксидной смолой. Я с тяжелым сердцем поднялся в седло, Саксон за всем наблюдал молча, наконец поинтересовался:

— А что я скажу?

— Ей?

Он сказал хмуро:

— Гости мною пока что не командуют.

Я повернул Зайчика в сторону ворот.

— Скажи... Нет, ничего не говори. Что слова? В слова все не вместишь... Открыть ворота!

На башне появились фигуры, кто-то охнул, затем послышался скрип. Тяжелая решетка медленно поползла вверх. Дождавшись, когда поднимется на достаточную высоту, я пригнулся, свистнул Псу и пустил Зайчика вперед. Он сразу пошел в галоп, я пригнулся, так и проскочили под зубьями решетки, а дальше только встречный ветер пытался раздвинуть плотно стиснутые губы и завернуть веки. Я прятал лицо в густой гриве, что вытирала слезы и успокаивающе гладила по лицу.

Ветер ревел и рвал ноздри, я зарылся в пышную конскую гриву, она укрыла меня, как защитным силовым полем, что прогибается под ударами стихии, но держит. Стук копыт перешел в дробь, затем и вовсе слился в тихий шелест, под моей щекой горячее тело, но моя щека еще горячее. Мысли носятся, как тараканы на раскаленной сковороде. Я спорю с нею, спорю с собой, но еще больше выкрикиваю обидные обвинения Барбароссе, что нельзя же вот так, это не по-рыцарски, хотя, наверное, как раз по-королевски: отнять у слабого и отдать сильному, ибо что пользы от слабого?

Но я давал рыцарскую клятву, а там после обязанности защищать королевство и церковь сразу же говорится о защите женщин, о защите слабых. Растоптать слабых и собрать вокруг себя сильных — да, королевство укрепишь, но это однодневная выгода, я уже видел, как по этому принципу возникали сверхмогучие державы Чингисхана, Аттилы, наводившие ужас на Европу. Но где эти королевства сильных?

Ты не прав, Барбаросса, не прав...

Рядом вспыхнул яркий плазменный свет. Шаровая молния размером со скачущего коня медленно приняла его облик, на коне появилась могучая фигура из белого огня.

Вместо лица косматое пламя, но голос прозвучал узнаваемо:

— Страдание, Дик, хоть и саднит, но очищает и возвышает... Если душа болит — она есть...

— Иди ты в свой рай, — огрызнулся я сквозь рев встречного ветра. — Где твои гусли?

— Не сердись...

Я прорычал зло:

— Осточертели чудеса!..

Участливый голос, прорываясь сквозь помехи, произнес негромко:

— Кого удивит чудо — так это безбожника.

— А если я от обезьяны?

— Все равно с Божьей помощью, — строго сказал он и пояснил: — Чудеса не противоречат законам природы. Они противоречат лишь представлениям о законах природы.