Женщина в белом - Уильям Коллинз

Мне не терпелось просмотреть метрическую книгу, и я не стал поощрять старика к дальнейшему разглагольствованию. Я согласился с ним, что помощи ждать неоткуда и привести ризницу в порядок невозможно, а затем предложил не откладывать в долгий ящик намеченные нами дела.

— Да, да. Итак, примемся за метрические книги, — сказал причетник, вынимая из кармана небольшую связку ключей. — За какие, приблизительно, годы, сэр?

Когда мы с Мэриан впервые говорили о помолвке Лоры, она упомянула о возрасте сэра Персиваля — ему было сорок пять лет. Сделав соответствующий расчет и помня, что с того времени, когда я получил эти сведения, прошло больше года, — я пришел к заключению, что он родился в 1804 году, и в метрической книге надо искать приблизительно эту дату.

— Я хочу начать с 1804 года, — сказал я.

— А затем, сэр? — спросил причетник. — Назад с этого года или вперед, к нашему времени?

— Назад, начиная с 1804 года.

Он отворил один из шкафов, тот самый, где висели стихари, и вынул огромную книгу в лоснящемся от старости переплете из коричневой кожи. Меня поразило, как открыто и доступно для каждого хранились метрические книги. Двери шкафа почти развалились, такими они были ветхими, замок был небольшой и несложный, я мог бы легко открыть шкаф с помощью моей трости.

— Разве можно считать это надежным местом для хранения метрических книг? — осведомился я. — Книги представляют из себя чрезвычайно важные документы и должны были бы храниться под лучшим замком, в сейфе.

— Вот любопытно! — сказал причетник, захлопывая книгу и весело шлепая ладонью по переплету. — Те же самые слова говорил мой старый хозяин много лет назад, когда я был мальчишкой. «Почему книга (он говорил об этой самой книге), — почему она не хранится в сейфе?» Он повторял это тысячу раз. Он был стряпчим в те годы, сэр, и его выбрали в секретари прихода. Прекрасным человеком был старый джентльмен, сэр, и необычайно аккуратным. При жизни он хранил копию этой книги в Нолсбери и время от времени сверял ее с новыми записями в подлиннике. Вы не поверите, но в установленный день, раз в три месяца, он приезжал сюда верхом на своем старом белоснежном пони, чтобы собственноручно сверить копии. «Откуда я знаю, — говаривал он, — откуда я знаю, что книга в ризнице не будет похищена или уничтожена? Почему бы книгу не хранить в сейфе? Почему я не могу заставить других быть такими же аккуратными, как я? В один прекрасный день с метрической книгой в церкви что-нибудь случится, и тогда приход поймет, какую ценность представляет моя копия». После этого он обычно брал понюшку табаку и гордо оглядывался вокруг — ну, лорд, да и только! Таких, как он, теперь и не сыщешь. Не найдешь, пожалуй, и в Лондоне… За какой год вы сказали, сэр, тысяча восемьсот… который?

— Тысяча восемьсот четвертый, — отвечал я, мысленно решив не давать старику отвлекать меня разговорами, пока дело не будет сделано.

Причетник надел очки и, заботливо послюнявив пальцы, начал переворачивать страницы.

— Вот оно, сэр! — сказал он, снова весело шлепнув по книге. — Вот год, который вам нужен.

Не зная, в каком месяце родился сэр Персиваль, я начал просматривать записи с января месяца. Метрическая книга содержалась по-старомодному — записи производились от руки и разделялись между собой чертой, сделанной чернилами.

Я просмотрел январь 1804 года, ничего там не нашел и начал смотреть в обратном направлении. Декабрь 1803 года, ноябрь, октябрь — ничего.

Вот! В записях от сентября 1803 года я нашел регистрацию брака родителей сэра Персиваля.

Я внимательно рассматривал запись. Она помещалась в самом низу страницы и за недостатком места была очень сжатой.

Предыдущая брачная запись запомнилась мне в связи с тем, что имя жениха было Уолтер, как и мое. Последующая запись (за той, которая была мне нужна) запомнилась мне из-за курьезного факта: двое братьев сочетались браком в один и тот же день. Запись о браке сэра Феликса Глайда ничем не отличалась от других записей, — пожалуй, только тем, что была втиснута внизу страницы. О жене его говорилось в обычных терминах: «Сесилия Джейн Элстер из Парк-Вью-Коттеджа Нолсбери, единственная дочь покойного Патрика Элстера, эсквайра из Бата».

Я переписал эту запись в свою памятную книжку, чувствуя себя подавленным и не зная, что предпринять дальше. Тайна, которая до той минуты казалась почти в моих руках, снова была недосягаемой и непонятной.

Что дало мне посещение ризницы? Какие новые пути к разгадке тайны подсказывало оно мне? Ровно никаких. Что я узнал о запятнанной репутации матери сэра Персиваля? Ровно ничего! Факт, ставший мне известным из метрической книги, полностью обелял ее имя. Новые сомнения, новые препятствия, новые отсрочки вставали передо мной нескончаемой вереницей. Что мне следовало предпринять теперь? Оставалось разузнать как можно подробнее про «мисс Элстер из Нолсбери», чтобы выяснить, почему и за что миссис Катерик питала такое презрение к матери сэра Персиваля.

— Вы нашли, что искали, сэр? — спросил старик, когда я закрыл книгу.

— Да, — отвечал я, — но мне нужны еще кое-какие сведения. Наверно, церковный причетник, служивший в этой церкви в 1803 году, уже умер?

— Умер, сэр, года за три или четыре до того, как я начал служить здесь, а это было в 1827 году. Я получил это место, сэр, — продолжал мой разговорчивый знакомый, — когда причетник, служивший здесь до меня, бросил службу и уехал. Говорили, что это произошло из-за его жены, — будто бы он из-за нее бросил и дом и работу, а сама она до сих пор живет в новом городе. Я не знаю подробностей этой истории, знаю только, что заступил его место. Мистер Уансборо помог мне получить службу — сын моего старого хозяина, о котором я вам рассказывал. Он такой простой, добродушный джентльмен — любит охоту, держит охотничьих собак и тому подобное. Теперь он секретарь прихода вместо своего отца.

— Кажется, вы сказали, что ваш старый хозяин жил в Нолсбери? — спросил я, припоминая, как разговорчивый причетник угощал меня длинным рассказом об аккуратном старом джентльмене, перед тем как раскрыл метрическую книгу.

— Да, конечно, сэр, — отвечал причетник, — старый мистер Уансборо жил в Нолсбери, там же живет и молодой мистер Уансборо.

— Вы только что сказали, что он секретарь прихода, как был его отец. Я не очень хорошо представляю себе, что такое секретарь прихода.

— Неужели, сэр? А ведь вы из Лондона! В каждой приходской церкви есть секретарь прихода и причетник. Причетник — это человек вроде меня (я более образован, чем большинство из них, но не хвастаюсь этим). А секретарями прихода обычно назначают юристов, и, если надо вести какие-нибудь дела церковного прихода, обычно это делают они. Так же, как и в Лондоне. Каждый церковный приход имеет своего секретаря, и верьте мне — все они юристы.

— Молодой мистер Уансборо тоже?

— О, конечно, сэр! Он юрист — в Нолсбери, на Хай-стрит, — в старой конторе своего отца. Сколько раз я там бывал, сколько раз видел, как старый джентльмен трусил верхом на своем белом пони, гордо поглядывая направо и налево и раскланиваясь со всеми! О господи, он был очень популярен, он был бы популярен и в Лондоне.

— А как далеко отсюда до Нолсбери?

— Довольно далеко, сэр, — сказал причетник с преувеличенным представлением о расстояниях и о затруднительности передвижения с места на место, обычным для всех сельских жителей. — Около пяти миль, уверяю вас!

Сейчас было утро. Для прогулки в Нолсбери и обратно в Уэлмингам времени было достаточно. Никто лучше, чем местный стряпчий, не мог бы разъяснить мне, как обстояло дело с репутацией матери сэра Персиваля до ее замужества. Я вышел из ризницы с намерением отправиться в Нолсбери.

— Очень благодарен вам, сэр, — сказал причетник, когда я сунул ему в руку несколько монет. — Вы на самом деле собираетесь пройтись туда и обратно в Нолсбери? Ну, что ж! Вы еще крепки на ноги — это просто благословение божье, правда?.. Вот дорога, заблудиться вы не можете. Хотел бы я пойти с вами! Приятно было встретить в нашем захолустье джентльмена из Лондона, новости послушать. Пожелаю вам всего наилучшего, сэр, еще раз благодарю.

Мы расстались. Когда я вышел из церкви и оглянулся, — по дороге за мной шли те два человека и еще третий: человек в черном, который ездил вчера в Блекуотер-Парк.

Все трое остановились, поговорили между собой и разошлись. Человек в черном пошел в Уэлмингам. Двое остались, очевидно намереваясь следовать за мной.

Я пошел дальше, делая вид, что не обратил на них особого внимания. Я вовсе не чувствовал к ним раздражения в ту минуту, — напротив, их присутствие вселяло в меня надежду на успех. За разочарованием при виде брачной записи я забыл вывод, к которому прежде пришел, заметив их по соседству с ризницей. Их появление означало, что сэр Персиваль правильно предугадал последствия моего визита к миссис Катерик. Он понял, что я отправлюсь в приходскую церковь Старого Уэлмингама, иначе он никогда не послал бы туда своих шпионов. Какая бы тишь да гладь ни была в старой ризнице, что-то за этим скрывалось. Было что-то в метрической книге, чего я еще не заметил.