Борьба и победы Иосифа Сталина - Константин Романенко

Командир драгунского эскадрона в корпусе Каппеля штаб-рот­мистр Фролов вспоминал: «Развесив на воротах Кустаная несколь­ко сот человек, постреляв немного, мы перекинулись в деревню. Деревня Жарковка и Каргалинск были разделаны под орех, где за сочувствие большевикам пришлось расстрелять всех мужиков от 18 до 55-летнего возраста, после чего «пустили петуха». Убедив­шись, что от Каргалинска осталось пепелище, мы пошли в цер­ковь... Был страстной день.

На второй день Пасхи эскадрон ротмистра Касимова вступил в богатое село Боровое. Мужики развесили белые флаги и вышли с хлебом-солью. Запоров несколько баб, расстреляв по доносу два-три десятка мужиков, Касимов собирался покинуть Боровое, но его «излишняя мягкость» была исправлена адъютантами началь­ника отряда поручиками Кумовым и Зыбиным. По их приказу бы­ла открыта по селу ружейная стрельба и часть села предана огню».

Подобным образом осуществлялась демократия на террито­рии, подведомственной Верховному правителю, ученому и «сухо­путному адмиралу» Колчаку. В заявлении Центрального бюро профсоюзов Урала отмечается: «Со дня занятия Екатеринбурга и части Урала войсками Временного сибирского правительства., гра­ждане не могут избавиться от кошмара беспричинных арестов, са­мосудов и расстрелов без суда и следствия. Город Екатеринбург превращен в одну сплошную тюрьму, заполнены почти все здания в большинстве невинно арестованными».

Зверствовали не только военные. Садизм проявляла интелли­генция — социалисты, либералы. После захвата белыми Казани меньшевистская газета писала: «Ловля большевицких деятелей и комиссаров продолжается и усиливается... Жажда крови омрачила умы». В Самаре по подозрению в большевизме расстреливали пря­мо на улице. Пленных красноармейцев ночами расстреливали сот­нями, выбрасывая трупы в реку. Устроили концлагеря.

Война вплотную приблизилась и к Царицыну. Донская армия генерала Краснова насчитывала 27 тысяч штыков, 30 тысяч сабель и 175 орудий. Этим силам на Царицынском фронте протяженно­стью 170 километров противостояли части красных в составе 35 тысяч штыков, 3 тысяч сабель и около 100 орудий.

Прибыв на Юг, Сталин совершенно не собирался вмешиваться в дела военных. К этому его вынудили обстоятельства. Через четыре дня после получения сообщения о мятеже левых эсеров Сталин писал в телеграмме Ленину, что выполнение его «хлебной» миссии из-за военных специалистов, которые «чувствуют себя как посто­ронние люди, гости», становится невыполнимой.

«Смотреть на это равнодушно, — отмечает он в телеграм­ме, — когда фронт Калина оторван от пунктов снабжения, а Се­вер — от хлебного района, считаю себя не вправе. Я буду исправ­лять эти и многие другие недочеты на местах, я принимаю ряд мер и буду принимать вплоть до смещения губящих дело чинов и ко­мандиров, несмотря на формальные затруднения, которые при не­обходимости буду ломать. При этом понятно, что беру на себя всю ответственность перед всеми высшими учреждениями».

Человек дела, он не мог и не хотел мириться с безответственно­стью штабных работников. Это не было его неприязнью к военспе­цам, как утверждают историки, бравадой. Он знал свои задачи и проявлял настойчивость человека, умевшего добиваться своих це­лей.

После захвата станции Торговой Добровольческая армия Де­никина повернула на юг. 30 июня Деникин отдал приказ: «Завтра, первого июля, овладеть Тихорецкой, разбив противника, группи­рующегося в районе Терновской — Тихорецкой». Командующий красной группой Калин сдержать деникинцев не смог, его тридца­титысячная армия была разгромлена. Победителям досталась ог­ромная добыча: три бронированных поезда, броневые автомобили, пятьдесят орудий, аэроплан, вагоны винтовок, пулеметов, снаря­дов. Атаман Краснов отслужил молебен в Новочеркасском соборе. Дезертиры и мелкие отряды красных отошли за Кубань.

Следующий прорыв Деникин назначил между Тихорецкой и

Екатеринодаром. Добровольцы заняли станцию Кореновскую. Од­нако на рассвете 15 июля орудия красных открыли частый и силь­ный огонь, и их конные сотни ворвались на станцию и в поселок. Дроздовцы, марковцы и войска генерала Казановича трижды под­нимались в атаку, но их встретили «ударом в штыки широкие лица, матросские шапочки, голые бронзовые груди... Большевики — мат­росы». Когда появилась кавалерия красных, добровольцы не вы­держали и побежали. Они остановились лишь за ручьем Кирпели.

Однако, разбив лучшие добровольческие дивизии Дроздовского и Казановича, вместо ухода на Кубань, как планировал Сорокин, он начал наступление на Тихорецкую, где размещался штаб Дени­кина. Почти не прерываясь, сражение длилось несколько дней, но в сорокинской армии «началось разложение» — основой его стала вражда между кубанскими и украинскими полками. Не устояв­шая перед напором деникинцев, армия отошла к Екатеринодару. Удержать город остатки деморализованной сорокинской армии не смогли, и вскоре Екатеринодар стал белой столицей.

В середине лета в Самаре состоялся банкет по поводу побед ар­мий Учредительного собрания. Большевики потеряли Симбирск, Казань, почти все Среднее Поволжье. Эти тревожные и неутеши­тельные вести доходили до Сталина разными, часто окольными пу­тями.

10 июля в письме Ленину он указывает, что «вопрос продоволь­ственный естественно переплетается с вопросом военным», и про­сит «аэропланов с летчиками, броневых машин, шестидюймовых орудий», указывая, что иначе «Царицынский фронт не устоит». В этом письме он выражает резкий протест против распоряжений Троцкого, ведущих к развалу Царицынского фронта и потере Се­веро-Кавказского края.

Сталин умел не только быстро принимать решения, но и быст­ро осуществлять их. Его действия не были опрометчивыми. Он всегда исходил из реальной обстановки и оценки конкретных обстоятельств. Это касалось и кадрового вопроса.

На следующий день он пишет Ленину: «1) Если Троцкий будет, не задумываясь, раздавать направо и налево мандаты Трифонову (Донская область), Автономову (Кубанская область), Коппе (Став­рополь), членам французской миссии (заслуживающим ареста) и т.д., то можно с уверенностью сказать, что через месяц у нас все раз­валится на Кавказе и этот край мы окончательно потеряем.

С Троцким происходит то же, что с Автономовым одно время.

Вдолбите ему в голову, что без ведома местных людей назначений делать не следует, что иначе получится скандал для Советской вла­сти...»

В литературе бытует мнение, будто в годы Гражданской войны Сталин «не доверял военспецам» из бывших царских офицеров. Такое утверждение совершенно не соответствует реальным фак­там Конечно, как и у любого человека, у него могли быть свои сим­патии и антипатии, но это могло касаться отдельных людей и в конкретных обстоятельствах. Конечно, уже само появление в Ца­рицыне чрезвычайного комиссара из Центра, члена ЦК партии и правительства, не могло не насторожить военспецов, осевших в штабе округа, а его вмешательство в военные вопросы привело к конфликту не только с местными военными, но и с Троцким

Перешедший на сторону красных генерал-лейтенант царской армии А.Е. Снесарев до революции командовал полком. В мае 1918 года его назначили военным руководителем Северо-Кавказ­ского военного округа. Но с каким бы рвением он ни выполнял свои обязанности, его взгляды вряд ли расходились с воззрениями АА. Брусилова, писавшего в своих воспоминаниях, что, поступив на службу в Красную Армию, он занимал выжидательную пози­цию. «Я не допускал мысли, — признается Брусилов, — что больше­визм еще долго продержится. В этом я ошибался, но я ли один? ... Убежден, что многие, помогавшие Троцкому... думали так же, как я».

Тонкий психолог, глубоко разбиравшийся в мотивах поступков и настроениях людей, Сталин почувствовал отстраненность воен­ного руководителя от интересов и целей большевистской партии. В телеграмме Ленину от 16 июля Сталин пояснял ситуацию: «Во­енрук Снесарев, по-моему, очень умело саботирует дело очищения линии Котельниково — Тихорецкая. Ввиду этого я решил лично выехать на фронт и познакомиться с положением».

Отправившись в район боевых действий на бронепоезде, Ста­лин взял с собой Зедина, командующего 5-й армией Ворошилова и технический отряд. Исправляя поврежденный путь и участвуя в перестрелке с казаками, от станции Гашун бронепоезд дошел до станции Зимовники, расположенной в 250 километрах от Цари­цына, южнее Котельникова. В результате двухнедельного пребыва­ния на фронте Сталин убедился, что линию Котельниково — Тихо­рецкая можно полностью очистить от неприятеля «в короткий срок, если за бронепоездом двинуть 12-тысячную армию, стоящую под Гашуном».

Телеграфируя о своей поездке 16 июля Ленину, он сообщал: «Я, с Зединым и Ворошиловым, решил предпринять некоторые шаги вразрез с распоряжениями Снесарева. Наше решение уже проводится в жизнь, дорога в скором времени будет очищена, ибо снаряды и патроны имеются, а войска хотят драться».