Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад - Роберт М. Вегнер

Альтсин ударил локтем в лицо ясновидца с такой силой, что боль взорвалась у него в плече, уронил кинжал, ухватил старика за руки и притянул к себе. Ударил коленом в живот, добавил лбом, они покатились по камням. Внезапно он оказался сверху, прижимая шею Явиндера рукояткой его топора. Сжал руки сильнее, надавил всем телом. Давай! Сдохни!

Он дернулся и вскочил с земли с руками, все еще сжатыми на вырванном у ясновидца оружии. На долю мгновения видение топора, что разрубает на куски безоружного Явиндера, завладело им полностью. Боевая ярость обладала привкусом холодной, хрустально чистой воды на губах затерявшегося средь песков странника, свежего куска мяса во рту голодающего несколько дней человека. Она искушала. Наполнись мною. Испей. Давай же!

Нет!

С диким криком он отбросил оружие от себя подальше, склонился и ухватил лежащего за одежду.

– Зачем? – выдохнул Альтсин ему в лицо.

Улыбка на окровавленных губах выглядела почти ласково.

– Слушай.

Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш, плюу-у-ух.

Камешки, падающие на берег и на гладь вод. Альтсин замер. Сколько времени прошло с того мига, как Явиндер подбросил их в воздух?

– Мне нужно было увериться. – Старик говорил невнятно, губы его начали опухать. – О, Владычица. Кровь. Моя собственная. Знаешь, сколько времени я не чувствовал привкуса собственной крови? И зуб… проклятие, да у меня зуб шатается.

Он выглядел восторженным и испуганным одновременно.

– Кто бы подумал, что ему удастся? Говорили, что это невозможно. – Он захохотал, брызгая капельками красного. – Один шанс на миллион? На сто миллионов? Не возвращайся в город, парень. Убегай. Как можно дальше от Храма Реагвира и от Меча. Сейчас же. Поверни вправо, ступай на юг. В пяти милях отсюда есть рыбачий хутор. Найми лодку или укради ее – и уплывай. К несбордцам или вверх по реке, в Меекхан. Смени внешний вид, акцент, одежду. Скройся в спокойном месте, где не будет возможности подраться. Может, тогда проживешь еще какое-то время.

– Что происходит?

– Неважно. Ты не можешь ничего поделать. Не возвращайся в город, ты им не поможешь.

– Кому?

– Цетрону. И другим. Граф знает, что никогда не получит власть в прибрежных кварталах, если не уничтожит Лигу Шапки. Он хотел бы собрать побольше информации, получше приготовиться, но… эти твои воспоминания… наделали шуму… Терлех почуял, что появился кое-кто еще, а потому решил ударить. Вечером он пошлет в порт всех, кого имеет. Всех Праведных, большинство стражников, наемных чародеев. Хотя на самом деле ему нужен не Толстый, а ты. Терлех приказал найти того, кто убил его Праведного и в чьей голове горят подобные воспоминания. Беги.

Альтсин отпустил старика, встал и отыскал свои кинжалы. Ясновидец внимательно следил за ним.

– Если ты вернешься, я тебе не помогу, – произнес он медленно. – Ты наверняка погибнешь.

Вор проигнорировал его, сунул оружие в ножны, поправил одежду и быстрым шагом отправился в сторону города.

До Понкее-Лаа он добрался уже в сумерках. Солнце спряталось за горизонт, ворота вдоль линии стен закрывали засовы. В эту пору года быстро темнело.

Когда он вошел в прибрежные районы, то понял, что уже поздно кого-то предупреждать.

Фонарщики нынче не вышли на работу.

Масляные лампы, наполненные чистейшим тюленьим или китовым жиром, стояли на расстоянии в десяток-полтора ярдов. Давали они аккурат столько света, чтобы в сумерках не наталкиваться на стены, но многие годы оставались гордостью города, а цех фонарщиков исполнял свои обязанности с почти религиозной истовостью. Его члены, одетые в тяжелые кожаные накидки, ночами напролет кружили по улицам, проверяя уровень масла, обрезая фитили и очищая стекла в фонарях. Для большинства обитателей они оставались настолько же невидимыми и настолько же неразрывно связанными с городом, как и морской ветер.

Но не сегодня и не в этих кварталах.

В Понкее-Лаа было немного сил, способных сделать так, чтобы фонарщики оставили в темноте какие-то из улиц.

Альтсин чувствовал под кожей без малого дрожь наслаждения. Битва. Схватка во мраке. Планы и тактики, засады и хитрости, кровь на мостовой и чувство триумфа. Невольно он оскалил зубы.

Прикрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул, вырываясь из круга безумных мыслей и эмоций. Если ясновидец прав, если здесь были Праведные, эти безумные сукины дети, то любая лобовая атака стала бы самоубийством.

Проклятие, уже войти в эти районы было самоубийством. С тем же успехом можно сесть на горячих углях и ждать, что это излечит от головной боли.

Альтсин осмотрел улицу. Последняя зажженная лампа горела в каких-то тридцати футах за его спиною, впереди же, перед ним, был вход в Мухреи. Портовый квартал тонул во тьме, как будто там сидело нечто, пожирающее свет. Альтсин не видел дальше нескольких шагов, даже белые стены ближайших домов, казалось, излучали тьму. У него засвербело между лопатками. Кто-то бросил заклинание, погружающее район во тьму. Целый район.

Он ощерился шире. Все даже интересней, чем он надеялся.

Зачем ты это делаешь?

Это была одна из тех мыслей, которые он сдерживал с того момента, как Явиндер сказал ему, что вечером произойдет в городе. Отчего не сбежать и не скрыться в провинции? Денег, размещенных им в банках, наверняка хватит до конца жизни.

До конца жизни…

Гонимый, забитый, выслеживаемый, будто животное.

Порой отступить от волны означает только пасть еще быстрее.

За спиной, в глубине улочки, он услыхал медленные шаги и стук о мостовую окованной палицы. Эти окрестности фонарщики все же пока посещали регулярно. Он улыбнулся еще шире.

Четвертью часа позже он стоял на том же самом месте, одетый в кожаный плащ с капюшоном, кожаные штаны и с кожаной маской на лице. Порой случалось, что перегретая лампа взрывалась в тот миг, когда в нее доливали топливо, и разбрызгивала вокруг горящую жидкость, потому подобная одежда являлась весьма разумным решением. Банка с маслом, которую он прихватил с собой, была уже почти пуста, но это оставалось наименьшей из проблем. Он еще поднял с земли фонарь и длинный, на десять футов, шест, заканчивающийся фитилем и маленьким крюком. Шагнул во тьму.

Все пошло иначе, чем он надеялся. Никаких зловещих теней и мрачных фигур, скользящих мимо, словно духи. Круг света, отбрасываемый лампадкой, отчетливо сжался, однако не настолько, чтобы не освещать ему дорогу, а свербеж между лопатками чуть-чуть усилился. И только-то. Чары, похоже, не должны были укрыть все непроницаемым мраком, но – просто привести к тому, чтоб любопытные глаза не замечали того, что должно оставаться скрытым. И естественно – чтобы предупредить владельца тех глаз, что лучше залечь в постель, напиться или покувыркаться с женой, необязательно даже с собственной, а не торчать у окна и не таращиться в ночь.

Первый фонарь вынырнул из тьмы всего в нескольких шагах от него. Железный столп с застекленной клеткой наверху. Альтсин остановился, медленно поставил на мостовую банку с маслом, потом – фонарь, потянулся. «Ну, давайте, ублюдки, – подогнал он их мысленно, – а не то еще миг-другой, и поймете, что я понятия не имею, как это делать».

Он зажег фитиль на торце шеста. Посыпались искры, пламя оказалось удивительно ясным и живым. Потянулся за емкостью с маслом.

Шаги.

– Мастер цеха не сообщил тебе, что нынче вам не до́лжно входить в квартал?

Он резко, словно его поймали врасплох, повернулся. Их было двое: низкий худыш и высокий, мощный, будто стогаллоновая бочка, дуболом. Худыш терял тень, ленты тьмы стекали с него на мостовую, вились во все стороны. Чародей и его охранник. Дуболома вор пока мог проигнорировать, великан стоял, слегка склонившись вперед, со свободно опущенными ладонями и широко расставленными ногами. Эта поза могла устрашить, но она оставалась неудобной и для атаки, и для защиты. А чародей…

– Я спросил, – хрипло зашипел маг сквозь стиснутые зубы.

Чародей был уставшим, удерживать столь сильные чары – занятие мучительное. Наверняка он делал это не сам – умей он погрузить во тьму целый квартал, был бы куда более знаменит, и хватило бы его на несколько стражников.

– Я получил распоряжение от старшего фонарщика, добрый господин. – Вор склонил голову. – Мы должны войти в квартал и зажечь все лампы, как во всякий вечер, так он мне сказал. Я ничего не знаю, господин.

Чародей нетерпеливо отмахнулся. Альтсин знал, в каком он состоянии. Долгая, интенсивная концентрация на заклинании, использование и изменение Силы вычерпывали силы быстрее и полнее, чем многочасовой труд на галере.

– Вергх, – обронил наконец чародей усталым голосом. – Ступай за Амендеем.

Охранник кашлянул и молча повернулся.

Когда сделал первый шаг, тяжелая металлическая банка ударила ему в затылок с такой силой, что стенка ее прогнулась. Чародей раскрыл рот, стекающие с него тени отдернулись внезапно, будто напуганные, и в тот же миг окованный конец шеста ударил его в солнечное сплетение. Крик превратился в хрип. Альтсин не стал ждать, крутанул шестом и ударил мага в голову, крутанул снова и добавил для уверенности с другой стороны. Огонек на конце палицы фыркнул и погас.