Око Судии - Р. Скотт Бэккер

Он достал сердце из груди Заступа, как из переливающейся через край чаши, подал окровавленную массу Ахкеймиону. Тень от его руки далеко протянулась по полу.

— Сполосни.

Озадаченно нахмурившись, императорский следопыт пожал плечами и свободной рукой пошарил сзади. Достав бурдюк с водой, открыл зубами, ухмыляясь, как будто там виски. Когда он принялся аккуратно смывать кровь, ногти у него заблестели свежим розовым цветом. С костяшек пальцев капала бледно-красная вода. Он помял сердце в руке, разворачивая в ладони промытое мясо. Сосуды у верхней части промылись добела.

Вдруг он застыл. Все, не дыша, наклонились вперед, удивленно глядя на шрам или шов вдоль одной из покрытых жиром камер сердца. Ксонгис большим пальцем поддел верхнее «веко»…

На них смотрел человеческий глаз.

— Сейу милостивый! — прошипел Сарл, неуклюже отступая назад.

Императорский следопыт положил сердце на залитый кровью живот Заступа, но осторожно, как будто боясь разбудить нечто спящее внутри.

— Что это такое? — воскликнул Киампас.

Но Ахкеймион, не отрываясь, глядел на Клирика.

— Ты знаешь, как идти дальше? — спросил он. — Ты… помнишь?

Лицо без возраста задумчиво повернулось к нему.

— Да.

— Что это значит? — почти крикнул Киампас, чтобы привлечь внимание волшебника. — Откуда ты узнал?

Ахкеймион посмотрел на него.

— Это место проклято.

— Рановато еще отправляться восвояси, — рявкнул Капитан.

— Проклято? — переспросил Киампас. — Ты что хочешь сказать? Тут привидения?

Ахкеймион встретился глазами с сержантом, молча возблагодарил Сотню Богов, что взгляд у того осмысленный. Им двоим о многом надо было поговорить.

— То, что здесь произошло…

— …не имеет никакого значения, — проскрежетал зловещий, как мертвый глаз, голос лорда Косотера. — Здесь никого нет, кроме голых. А им надо размозжить нам череп, и больше ничего.

Слово Капитана послужило сигналом заканчивать и возвращаться. Другим ничего не сказали, но все знали, что произошло нечто странное. Весь долгий обратный путь Сарл подробно разворачивал мысль Капитана. Голые одолели Кровавых Заступов, это правда, но они же, как-никак, были всего лишь Заступы, а не Шкуродеры. У них не было Капитана и целых двух, «которые светом плюют», как обыкновенно говорили про волшебников скальперы.

— Эта тропа — всем тропам тропа, мальчики! — с особым ражем восклицал он, раскрасневшись. — Мы идем к Сокровищнице, и ничто — ничто! — нас не остановит!

И уж всяко не голые.

Те, кто видели глаз в сердце Заступа, лишь обменивались беспокойными взглядами. Величие сокрытого в камне дворца заслонила неведомая опасность. Наболевшая боязнь пустоты и неуверенность сменились страхом перед кишащими вокруг тварями. Мимара даже схватила Ахкеймиона за руку, но каждый раз, когда он бросал на нее взгляд, она неотрывно глядела в зияющую пустоту наверху, всматриваясь в пространство между цепями, словно следила, как свет постепенно становится ярче. Она словно стала младше, беззащитнее в своей красоте. Линия щеки напоминала кромку раковины устрицы. Плотно сжатые губы. Широко раскрытые глаза, словно очерченные штрихами пера. Он, как впервые, заметил, насколько светлее у нее кожа, чем у него или у ее матери. В первый раз он задумался о ее настоящем отце, о причудливом капризе судьбы, благодаря которому она родилась на свет, а не была отторгнута распутной утробой Эсменет.

Они переживут и это, твердил он себе. Не имеют права не пережить.

Огромная гора камней, которая их остановила, белела в свете блекнущего «Луча», напоминая полурастаявшую оконечность ледника. Те, кто оставался стеречь мулов и припасы, бежали им навстречу, как деревенские собаки: видно, все это время томились от страха. Сарл и Киампас немедленно принялись командовать, приказав всем собирать вещи и готовить мулов — невзирая на всеобщую усталость.

Больше никакого ночлега в Черных пещерах Кил-Ауджаса.

Внутрь просачивается Та Сторона. Ад.

«Небесный луч» горел уже довольно давно; Ахкеймион уже чувствовал внутри изматывающий звон от того, что долго поддерживал его свечение — так бывает, когда несколько часов удерживаешь в мыслях некое число. И все же развеять «Луч» он не решался из жалости к Шкуродерам, которые копошились в этом льющемся сверху сиянии. Сарл наблюдал за ними, не как рабовладелец, а как жрец, со вниманием, которое можно было назвать жадным, ни больше ни меньше. Киампас бродил среди недавно принятых в артель — в «молодняке», как называли их старожилы, кого-то хлопал по плечу, кому-то подтягивал ремни, делился мелкими советами и ободрял, чем мог. Галиан держался подозрительно близко возле Ксонгиса и каждый раз, как позволяли обстоятельства, бросал на следопыта с миндалевидными глазами многозначительные взгляды. Бывшему ратнику хватало сообразительности понять, что не все гладко. Лишь вопрос времени, когда все будут знать, что Сарл, как они выражались, «крутит им извилины». Поквас выговаривал усталому раздраженному Сомандутте, который, отказавшись бросить свое нильнамешское одеяние, постоянно задерживал остальных. Высокий чернокожий кетьянец то и дело бросал взгляды на остальных, сверкая широкой улыбкой, которую прятал за гневным выражением лица. Мрачный Сутадра, кианец, которого все считали еретиком-фаним, упаковывал свои пожитки с медлительной сосредоточенностью погребального ритуала. Исполин Оксвора, на голову возвышавшийся над остальными, смеялся над какой-то пришедшей ему в голову или услышанной мыслью, так что шранкские головы со сморщенными лицами раскачивались в его буйной туньерской гриве. Один из молодых галеотских мальчиков, Райнон, почесывал покрытую венами щеку своего любимого мула и шептал ему слова ободрения, в которые сам явно не верил…

А Клирик, стоявший над Капитаном, который подтягивал шнурки на своих айнонских сапогах, с безвольной неподвижностью уставился на Ахкеймиона. Его глаза казались старше фарфорового лица — как будто две дырки.

— Что такое? — откуда-то сбоку спросила Мимара.

— Ничего, — ответил Ахкеймион, отворачиваясь от нечеловека, и отпустил ослабевший свет «Небесного луча». Полоска угасла, как щель от медленно закрывающейся двери, и наконец ее поглотило небытие. Послышались насмешливые выкрики, и наступила темнота, настолько глубокая, что она словно обладала собственным звучанием, а вслед за тем раздалось бормотание заклинаний, и вновь возникли две точки света, как будто на одном невидимом лице открылись глаза двух различных рас.

Шкуродеры снова принялись за работу, хотя многие бросали тревожные взгляды в темноту, которая обступила их со всех сторон.