Анна Иоанновна - Игорь Курукин

В 1734 году в «Слове в день воспоминания коронации… Анны Иоанновны…» Феофан Прокопович назвал её правление достойным продолжением петровских деяний, рассыпаясь в похвалах императрице, которая «сама собою довольна, сама славна, сама видна, ясна и всем ведома». Проповедник задавал вопрос: «Хочем ли хвалити тебе всеавгустейшую монархиню нашу?» — и сам же отвечал: «Если сие делаем, то в море каплю пускаем». В том же сочинении он призвал с высоты птичьего полёта посмотреть на все «грады» и «страны» державы, которые находились «в лучшем и безопаснейшем от прежнего состоянии, когда варварство исчезает, хищения и разбои на суде праведно обличаются, и воровство во всяком месте искореняется, а наука воинская поощряется, и заводятся изрядные художества»{531}. Едва ли бывалый Феофан вполне доверял им самим нарисованной идиллической картине; но мог ли он, посвятивший всю жизнь сознательному служению неограниченной монархии, признаться, что «самодержавство» может не быть движущей силой благих преобразований?

Кое-какими свершениями племянницы Пётр I был бы доволен. За время аннинского царствования в стране появились 22 новых металлургических завода. Ежегодно выплавлялось до тридцати тысяч пудов меди (в 1725 году — 5500 пудов). Россия медленно, но верно становилась частью европейского рынка, завоевав прочные позиции в торговле железом — его вывоз за десять лет увеличился в 4,5 раза. Рост экспорта пеньки (в среднем — по миллиону пудов в год), льняной пряжи стимулировал посевы технических культур{532}.

Увеличился и импорт — стоимость товаров, доставленных из-за границы через Петербург и Архангельск, с 1725 по 1739 год выросла почти на полмиллиона — с 1 429 200 рублей до 1 928 800 рублей. Иностранные купцы ввозили сукно и шёлковые ткани, красители, цветные металлы (олово и свинец), колониальные товары (сахар, пряности, кофе, табак), вино, хрусталь, чулки и другие товары, потребные европеизированным россиянам{533}. Активный торговый баланс и пошлины обеспечивали золотом и серебром российскую денежную систему. При Анне Иоанновне было отчеканено золотых монет на 176 651 рубль 80 копеек и серебряных на 20 032 254 рубля{534}.

Экономическая политика стала более гибкой, чем в петровское время, но её принципы не менялись: государство оставалось главным покупателем, заказчиком и контролёром промышленной продукции. Это покровительство обеспечивало стабильный рост — даже в годы Русско-турецкой войны правительству уже не надо было прибегать к принудительной мобилизации экономики.

При этом «немецкое» правительство не стремилось ослабить русскую промышленность или подчинить её иностранцам. Берг-регламент 1739 года подтверждал право каждого обнаружившего залежи полезных ископаемых на их разработку, разрешал приписку казённых крестьян к частным заводам и освобождал промышленников от пошлин на продукты и припасы для предприятий. Правительство осторожно подходило к запросам иностранных дельцов. Так, в 1739-м Кабинет не разрешил отдать «в содержание» англичанину Мееру ряд сибирских заводов{535}. Правда, в руках английской фирмы Шифнера и Вульфа оказался экспорт российского железа; зато многолетний контракт на его закупку стал стимулом для новой программы строительства уральских заводов, осуществлённой В.Н. Татищевым{536}. В 1733 году было отказано в передаче казённых суконных мануфактур в Москве и Казани прусскому предпринимателю Иттеру.

Аннинские министры, продолжая петровскую традицию, стремились развивать собственное сукноделие; четыре из каждых пяти суконных мануфактур, возникших за двадцатилетие после смерти первого императора, были основаны в царствование Анны Иоанновны. Однако в 1730 году российские «фабриканы» готовы были поставить только 124 тысячи аршин сукна, тогда как Военной коллегии требовалось почти 400 тысяч. В 1735 году они дружно отговаривались объективными трудностями: «Рунной шерсти здесь в России и в Малороссии мяхкой поярочной шерсти ж многова числа сыскать и купить негде»{537}. Приходилось непатриотично закупать шерстяные ткани за границей. Английское сукно качеством превосходило прусское, но товар «королевской прусской компании» Пелотье и Круземарка стоил на две копейки дешевле{538}.

С прусской компанией был заключён контракт на 170 тысяч аршин по 58 копеек, ещё 136 тысяч аршин должны были поставить англичане и 112 тысяч — отечественные производители; но борьба за русский рынок продолжилась. В итоге английские купцы победили при активной поддержке резидента Клавдия Рондо — торговый договор 1734 года снизил на треть пошлины с английского сукна. Тем не менее, если при Петре I 70 процентов армейских мундиров были сшиты из импортного сукна, то при Анне Иоанновне — половина.

Подготовленный Комиссией о коммерции во главе с Остерманом новый таможенный тариф 1731 года отказался от крайностей петровской политики: снизил ввозные пошлины на импортные товары с 75 до 20 процентов, отменил запретительное обложение экспорта льняной пряжи, тем самым заставляя «фабриканов» конкурировать с заграничными производителями и восстанавливая традиционные статьи экспорта. В то же время для развития отечественного производства предусматривалась отмена пошлин на ввоз сырья и инструментов{539}. Но, как и раньше, его рост достигался в первую очередь за счёт увеличения доли подневольного труда: закон 1736 года разрешал предпринимателям оставить в своём владении всех обученных ими свободных рабочих.

Именно при Анне Иоанновне Петербург стал превращаться в имперскую столицу. Согласно исповедным росписям 1737 года, его население составляли 42 969 мужчин и 25 172 женщины{540}. Был, наконец, достроен собор Петропавловской крепости, а сама крепость перестроена в камне. В 1734 году было закончено начатое в 1722-м возведение здания Двенадцати коллегий, в 1732–1738 годах по проекту архитектора Ивана Коробова поставили первое каменное здание Адмиралтейства со шпилем и колоколом, возвещавшим о пожарах и наводнениях. После страшных пожаров 1736 и 1737 годов стал воплощаться созданный Комиссией о Санкт-Петербургском строении генеральный план застройки, в основу которого была положена трёхлучевая система улиц-магистралей: «першпективы» — Невская, Вознесенская и вновь прорубленная «Средняя» (нынешняя Гороховая улица), начинавшиеся от башни Адмиралтейства — пересекались кольцевыми магистралями.

В июне 1730 года Сенат перевёл гостиный двор, портовую таможню и биржу на Васильевский остров. Деревянная одноэтажная биржа, судя по описанию видевшего её в 1736–1737 годах шотландского врача Джона Кука, была не слишком презентабельна: «…не что иное, как очень большой деревянный помост, половина его построена на том рукаве Невы, который омывает восточный берег острова. Помост примерно 300 шагов в длину и соразмерно в ширину. Рядом с биржей стоит в высшей степени величественный склад для хранения товаров. Он построен квадратом из кирпича и имеет только одни ворота… Здесь денно и нощно несёт караул сотня солдат, дабы купеческим товарам не был причинён никакой ущерб. Купец может иметь [здесь] очень просторное помещение, платя 10 шиллингов в месяц. У ближней к реке стороны помоста на протяжении летнего сезона красиво стоят в ряд малые грузовые суда, обеспечивающие большее удобство в ведении дел».