Дахут, дочь короля - Пол Андерсон

Всей силой своих плеч Грациллоний заставил коня поворотить. Стук копыт летел меж строениями, под арку. Море гналось за ними. Уже высотой с лошадь, волна крутилась на Шкиперском рынке, на ходу взрываясь пеной, прежде чем отступить.

К дороге Лера! Грациллоний не ощущал ничего, кроме потребности выжить. Ключ повернулся в Замке, и старые боги въезжали в Ис. Дайте ему спасти, что можно.

Когда они пересекали Форум, Фавоний уже плыл. В царившей вокруг него суматохе Грациллоний различал головы, руки, тела. Они боролись и уходили под воду. Он ничем не мог им помочь, он должен был стремиться туда, где он больше всего нужен.

Впереди, слева от него, находился дом Дахут. Ее лишь одну он мог надеяться спасти.

Фундамент дал широкую трещину. Его опоясала волна, отделившаяся от разлива, который некогда был дорогой Тараниса. Камни и черепица соскальзывали в воду. Она извергалась, взбалтывалась и мгновенно отступала.

Хотя луна опустилась, свет, как и ветер, струился в провал. Ночь все еще не давала наступить дню, но Грациллоний уже мог видеть дальше. Он увидел дочь Дахилис. Она как раз спаслась. Нагая, она плыла впереди него по улице.

— Дахут! Подожди меня!

Ветер оборвал его крик, его заглушило море. Волосы женщины развевались над водой.

Фавоний мог бы настигнуть ее через несколько усилий.

Следующий вал настиг коня. Он бурлил на уровне его холки. Отлив оттащил его назад. Он старался ступать ногами по дну. Следующая волна неслась на него и на его наездника. Справа и слева ломались на куски здания. Ничего не было, кроме воды и клочка дороги, по которой всегда бегала Дахут.

К Грациллонию, туда где он со своим конем боролся за жизнь, пробрался Корентин. Каким-то образом святой человек достиг Иса так же быстро, как летели копыта. Он шел, шагая по вершинам волн, держа в руках посох. В криках развевалось его платье и седая борода. Голос его благовестил:

— Грациллоний, терпи! Ангел Господний явился мне перед небесным домом. Он велел мне спасти тебя даже теперь. Идем со мной, пока еще не слишком поздно.

Он указал на восток по улице, уводящей туда, где стоял храм Белисамы.

Грациллоний стегнул коня. Волна отступила, ожидая более высокую. Фавоний высвободился. Его копыта нащупали мостовую, и он пошел наверх, куда его звал хозяин.

Корентин шагнул к нему справа.

— Нет, ты глупец! — закричал священник. — Брось эту сучку-дьявола на произвол судьбы!

Поднялась новая волна. Вода бурлила вокруг дочери Дахилис на уровне пояса, и поднимаясь.

Грациллоний подплыл ближе. Она была справа от него. Он плотнее сжал колени и наклонился над ней. Она увидела это.

— Отец! — закричала Дахут. Никогда он не видел такого ужаса, в каком была она. — Отец, помоги мне!

Они потянулись друг к другу. Он поймал ее за запястье.

Возьмешь ее с собой, и тяжесть ее грехов погубит тебя, — кричал Корентин. — Берегись ее деяний.

Концом посоха он дотронулся до брови Грациллония.

Дух покинул его. Он парил словно ночная цапля. Он поднялся высоко, в ветер, который дул через пространства, и в ветер, который дул сквозь время. Он бился с ними, над тем проходом, где плавали Перевозчики Умерших. На западе поднялась луна. Дух устремился вниз.

Волны обрушились на Сен. Они неистовствовали в доме галликен.

В верхней комнате башенки горела одна-единственная лампа в нише перед образом Белисамы. Вырезанная из кости нарвала, она неумолимо стояла, накрывшись капюшоном, со своей дочерью на руках, возле похоронных дрог, на которых лежала ее мать. Хоть окно и было закрыто, пламя колыхалось, словно от зимней тяги. Корчились и горбились тени. Голос Бодилис затерялся в окружающих пронзительных звуках, в реве, доносившемся снизу. Она стояла, сложив руки, лицом к Богине. На губах рождались слова:

— Я больше не буду просить о милости. Троица делает то, что хочет. Но позволь Тебе напомнить, что по этому будут судить о Тебе.

В штукатурке появилась трещина. Задвигались камни. Брусья пола сорвались с креплений. Доски накренились в отверстие между ними и стеной. Бодилис отступила назад. Она ушла во мрак. Воды приняли ее.

Ослепленная, она поднялась, чтобы глотнуть воздуха. Вода швыряла ее из стороны в сторону, об плавающие доски.

Весь дом осыпался. По песку и скалам блоки соскользнули в бухту, где когда-то был док. Последними уцелевшими на Сене творениями человеческих рук были два менгира, возведенные Древним Народом.

Буря унесла цаплю назад на восток. Позади нее села луна. Она приблизилась к Башне Ворона. На крыше на западных укреплениях стояла Форсквилис. Ветер облепил ее черным платьем, чего она, казалось, не замечала. Волосы метались словно крылья. Ее лицо было бледнее луны на горизонте, или бьющихся внизу волн, на которые она смотрела. Афина Паллада, и та была не так холодна и равнодушна. Королева созерцала ярость стихии, пока та, наконец, не снесла ворота.

Тогда она быстро прошла вниз по лестнице. Там она оставила зажженной свою лампу из кошачьего черепа. Взяв ее в обе руки, она поспешила вниз по ступенькам. Ночь и шум шли за ней. Камни дрожали и скрипели, начали уже двигаться под ударами с обеих сторон.

На дне находился храм Митры. Она вошла туда, куда прежде не ступала женская нога. Она прошла через эмблемы таинств, населявших пронаос, и между подставками для факелов в святилище. От пламени лампы на потолке зажглись золотые звезды, словно с удовольствием смотрело на происходящее львиноголовое Время. Мимо него она тоже прошла, к двойному алтарю в дальнем конце. Перед ней умирал Бык от рук Юноши, который, ожив, мог войти в этот мир.

— Теперь спасай тех, кто тебе поклоняется, если сможешь, — сказала она. — Мою жизнь за Ис.

В промежутке между ударами волн наступала тишина. Потом она услышала мощный звук. Море ворвалось внутрь. Королева поставила лампу, повернулась, и вытащила из-за пояса нож. Поток разлился по лестнице, проник в храм. До того, как он настиг ее, она улыбнулась в последний раз.

— Но и Ты не получишь меня, — сказала она. Ее рука с лезвием знала путь к сердцу.

Башня Ворона обрушилась. Цапля вылетела невредимой.

Океан прокатился и по Нижнему городу. Цапля увидела изнуренного, спящего Админия, с женой и двумя детьми, не покинувшими родное гнездо. Они проснулись от надвигавшегося грохота. В смятении, наполовину не проснувшись, они спотыкались во тьме. Волна снесла дверь. Поток хлынул внутрь. Админий утонул под собственной крышей.

Кинан вел своих близких улочкой на более высокое место. Зажатая с обеих сторон стенами, надвигающаяся волна сама стала стеной. Она накрыла своим весом семью. Может быть, это сокрушило их сознание прежде, чем они умерли.