FLY - Александр Шуваев

- А что мне оставалось делать? Персоны, - не будем говорить, какие, но такие что от одних воспоминаний по стойке "смирно" вытянешься, - проводили со мной э-э-э… беседу, и категорически потребовали, чтобы я "не забивал девочке голову". И еще, что "если гинекологический осмотр покажет" - ну и т.д.

- Я им тогда дала осмотр! Они все у меня потом - месяц икали! Включая Высочайшего папочку! Ф-фсе сказала! И насчет осмотра, и про то, куда они теперь эту самую девственность могут себе засунуть. И про то, как я намерена поступить с ней и с теми, кто будет в мою личную жизнь лезть. Знаешь, - до них дошло! О папаше можно говорить всякое, но дураком его не называют даже враги. Так вот, когда он осознал, что тут его привычка к беспрекословному подчинению, - только мешает, он даже испугался и срочно начал подавать задом. И с братцем, похоже, поговорил. Такую прямо деликатность начали проявлять, что аж тошно… Но ты-то что? Ну почему, почему ты уехал?

- Вот ты тут про казнь говорила… Времена, понимаешь ли, изменились. Сейчас никто не пошел бы на скандал: ко мне попросту подослали бы офицера из какой-нибудь спецслужбы, широко известного в узком кругу умельца гасить Зыбкое, и на этом все кончилось бы. Это теперь об меня кто угодно сломал бы зубы, а тогда… - Он безнадежно махнул рукой. - Наверное, так было бы лучше. Увидав меня воочию холодненького и с петрушкой в зубах, ты довольно быстро успокоилась бы, а так, ничего не зная, - дергалась и выдумывала себе то, чего нет и не было. Ошибочка вышла.

- Далеко не единственная!

- Как тебе сказать… Согласен, вижу теперь, что из неверных предпосылок сделал я, в общем, очень правильные выводы.

- И что ж это за выводы?

Осознав вдруг, что такого рода диалог ведут ночью, наедине, две молодых и совершенно голых высокородных персоны, похоже, - и не замечая подобных мелочей, - Дубтах засунул себе в рот кулак и сполз, задыхаясь на землю. Когда острота пароксизма несколько миновала, он потихоньку отправился к дому, здраво рассудив, что спасательных мероприятий тут, судя по всему, не предвидится. Ясновидение По Мелочам не подвело и тут: чистая, выглаженная, теплая одежда действительно дожидалась его в его комнате, в шкафу, но сейчас она была и ни к чему вовсе. Он лег и потрясенно подумал: а ведь все это произошло, по сути, за один-единственный летний день! Ведь суток не прошло полных с того момента, когда он отправился рано поутру за пивом, предназначенным в подарок здешнему хозяину!!!! Воистину, - помещики из местных обладают даром делать время - бесконечно емким. И тут он с удовольствием заснул.

Проснулся он затемно, и вовсе не от того, что выспался, а оттого, что его будили:

- Ты не спишь?

- А?! Что?! Нет…

- Понятно,

- А раз понятно, - проговорил проснувшийся Дубтах хрипло, - так какого ж будишь?

- Комнаты готовой, понимаешь, больше не было. Никто ж ничего подобного не ждал… Ну, я ее и положил в свою. Переполоху- у!

Он взялся за голову.

- Не мудрено.

- А сам я, под шумок, - к тебе. Тут- то, смекаю, меня будут искать в самую последнюю очередь.

- А ежели найдут? У гостьи будет серьезный повод укрепиться в своих подозрениях.

- Теперь, - странным голосом проговорил Ансельм, - это маловероятно. Крайне.

Проговорив эти загадочные слова, он сбросил какую-то там одежку и улегся с другого края колоссальной кровати. Впрочем, он ворочался так, что Дубтах, то засыпавший, то просыпавшийся от его сокрушительных вздохов, спустя пару часов все- таки не выдержал:

- А чем крутиться так, - провозгласил он злобно, - шел бы лучше и …! Всем спокойнее было б!

- Тут ты прав. Пойду- ка, если так уж вышло, и поставлю Ее Высочество еще разик-другой раком…

- Во- во. Она, часом, с собой никакой подружки не прихватила?

Ансельм фыркнул и исчез.

XXV

Дождавшись у метеорологов положительных заверений в том, что этот антициклон - надолго, флот Трехсторонней Комиссии приступил к выполнению оперативного плана "Трал", бывшего, по сути, первой фазой реализации общего замысла. Корабли двигались по сходящимся направлениям, оставляя корабли на заранее запланированных местах. Внешнее кольцо, с виду - редкое и прозрачное, составляли авианосцы разных поколений и те самые расконсервированные вертолетоносцы, которые предполагалось укомплектовать резервистами. "Старые, толстые и лысые", отзлобствовав свое, будто бы помолодели вдвое и теперь мухой взлетали по тралам, стремглав пролетая любые люки. Кадровые командиры только качали мудрыми головами, изумленные их профессионализмом и невероятной изобретательностью. Адмирал Теннейре, ступив на палубу "Адмирала Джаннаха" и затянув телеса в адмиральский вариант тропического обмундирования, тоже чувствовал себя помолодевшим лет на двадцать и только с тоской думал о том, что совсем скоро ему придется перейти на борт "Тимофея", а тот, в свою очередь, - намертво станет у причала… А тогда ему, как самому высокопоставленному боевому офицеру Трехсторонней Комиссии, придется отнюдь не корабли водить, а заниматься мириадами нудных, как зубная боль, мелочей, которые оказывается почему- то совершенно невозможным раскидать без личного вмешательства Командующего, и это неизбежно, как смерть всего в мире сущего. Все более мелкие суда оставались на запланированных позициях, а остальные продолжали центростремительное движение, затыкая все более мелкие проливы, блокируя - все более труднодоступные бухты, сбивая все, избегающее встречи, во все более плотное но и, парадоксальным образом, все более разрозненное стадо. Даже само море вокруг архипелага, такое с виду просторное, исподволь превращалось в ячейки гигантской сети, и те, кого это касалось, отчетливо ощущали погибельную тесноту. Пока что не было сколько- нибудь серьезной стрельбы, - разве что так, по обстоятельствам, когда у кого- нибудь хватало дури сделать попытку проскочить сквозь "Трал". Никого пока особенно не трогали, но и двигаться становилось совершенно невозможно. Рассеянные по берегам наблюдатели морской пехоты видели, как кое- где срочно сносили на берег или даже топили на мелководье оружие. Начали даже попадаться брошенные на плаву, пустующие на приколе в безлюдных местах или полузатопленные суденышки местного населения. Все они, буде официальный владелец не объявится в трехдневный срок, неукоснительно объявлялись призами Комиссии и собирались в специально для такого случая организованный порт- коллектор, где уже становилось тесновато. Заняв позицию, корабли срочно разворачивали гидроакустические посты. Никто еще не всерьез не стрелял, но от самого утеснения, от невозможности дышать начиналась агония. Постепенно заткнутым оказывались все более потаенные, только избранным известные стоянки и укрытия, у судов "Хон Санджир Камарат" оставались только ничтожные огрызки свободного пробега. Целиком же все это больше всего напоминало планомерный зажим при игре в тавлеи, - вроде того, которым так славился Гроссмейстер Габир Транг Чикун. Противники маэстро попадали под давление настолько невыносимое, что от одного только отчаяния начинали делать глупости. Вот именно. И на том уже основании, что среди пиратов - не одни только гроссмейстеры, понимающие, что возможность спасения, если она есть, только в железных нервах и последовательно- мелочной, ничем не брезгающей изворотливости, лица, поставленные Трехсторонней Комиссией непосредственно руководить операцией, отдали приказ о сугубой осторожности и полной боеготовности. И даже издали соответствующие дополнительные инструкции. А помимо флотской операции - запрещены были вылеты любых трансокеанского класса машин откуда бы то ни было за исключением четырех аэропортов Филетт Айратын, - столичной области и личной марки Владыки и Покровителя. Шареареха, на пробу, отправил было с чисто- фиктивной миссией одного своего довольно известного подручного казенным рейсом, - так тут же схватили, и с концами. Ясно было, что в кассах и залах сидят серьезные люди, которых, к тому же, пока что никак не удастся подкупить. Так что оставались только железные нервы. Железные нервы и Борьба За Чистоту Рядов Против Двурушников И Перерожденцев. Один из них как раз и лежал перед Шареарехой: