Обнаров - Наталья Троицкая

Обнаров пальцами сжал веки, ладонью провел по лицу.

– Когда он ушел, для меня неожиданно открылось, что я столько не сказал ему, столько долгов не отдал, что мне стало страшно. Страшно от того, что мы легко и ловко научились отрывать листки календаря, мять и комкать их, совсем не осознавая, что выбрасываем в мусор еще один прожитый день, а с ним недоданную нежность, нерастраченную любовь, несказанные добрые слова, неподаренные улыбки. Мы становимся беднее. Ведь к нам возвращается ровно столько, сколько отдаем. А отдаем все меньше и меньше. Наш опыт утрат нас не учит. Мы с тупым упорством воруем сами у себя. А спохватываемся, когда… Когда …

Горло перехватил спазм, дрожащими руками он обхватил голову, склонился к земле. Где-то высоко над ним, в бездонной сини неба, распластавшись крестом, парил аист. Чутко, повинуясь природному чутью, птица ловила восходящие потоки воздуха, наполнявшие ее крылья подъемной силой, и не спешила на землю.

– Внутри… Понимаешь, внутри пусто так… Выскоблили там, вычистили все до крови, ничего не оставили. Только отвратительное ощущение пустоты. Шершавое, темное ощущение пустоты… Еще боль. Много боли…

Он встал на колени и ладонями сосредоточенно и неспешно стал гладить могильную землю.

– Ты знаешь, ты, конечно же, знаешь, Таечка, Егор ходить начал. Ты же все про нас знаешь, правда? А я… Я виноват перед тобой. Так виноват, что жить не хочу. Мне же ничего не надо. Я без всего проживу. Только бы ты была. Была, понимаешь? – давя в себе слезы, шептал он. – Мне много говорили, мол, успокойся, потерпи, мол, время лечит. Лечит от чего? От любви? От памяти? А если я не хочу лечиться? Если я болен тобой навсегда? Если я хочу помнить каждое мгновение с тобой, каждую твою черточку?! Если я не могу тебя предать и себя обмануть не могу?! Если я тебя люблю, тогда так?!!

Он сжал в кулаках могильную землю, поднял лицо к небу.

– Господи! Что же ты делаешь?! Что ты делаешь? Что? Почему же ты так ненавидишь людей?!

– Костенька, мы стол накрыли. Иди, тебе нужно поесть.

С того момента, как на кладбище приехали родные, Обнаров не проронил ни слова. Отстранившись ото всех, спрятав глаза за темными очками, он сидел на корточках в углу ограды и сосредоточенно смотрел на стоявшую на могиле фотографию жены.

– Вставай, Костик. Пойдем!

Наташа потянула брата за руку. Он нехотя подчинился.

– Ну, что ж, по традиции давайте помянем. Пусть Тае земля будет пухом. Царство ей небесное. Легкое ей лежание, – сказал Журавлёв.

Все подняли рюмки с водкой и выпили. Только Обнаров по-прежнему стоял неподвижно.

– Костя, я сам за руль сяду или Наташка. Тебе надо выпить. Это помогает.

– От чего? – едва слышно спросил Обнаров.

– Тебе надо расслабиться. На тебя смотреть больно, – Жора старался быть убедительным.

– Извините. Я, пожалуй, поеду. Мне еще надо Егора от Беспаловых забрать. Спасибо, что не забыли и приехали, – так же тихо произнес он.

Марта Федоровна взяла сына за руку, усадила рядом с собой на скамейку.

– Давай, сынок, поешь. Голодный, ведь. Утром второпях, потом дорога, сейчас обед уж давно наступил. Поешь и посиди с нами. Вместе в горе легче.

Марта Федоровна сунула ему в руку котлету с куском хлеба.

Обнаров послушно взял котлету и хлеб и теперь вертел их в руках, не притрагиваясь.

– О-о! Кажись, гости к нам, – сказал Жорик, указывая пальцем на остановившуюся у подножья холма, у самого въезда на кладбище «девятку».

Из девятки вышли двое и по извилистой тропинке, петлявшей между громадных валунов, стали не спеша, оглядываясь и приглядываясь, подниматься наверх.

– Похоже, «желтая пресса» пожаловала, – констатировал Жора.

– Ой, Господи, милостивый, за что же нам такое наказание? – запричитала Марта Федоровна. – Мучение, чистое мучение. Спаси и сохрани!

– Жор, ты шугани их, ладно? – попросила Наташа. – Как эти журналюги достали нас на похоронах! Если бы не генерал Канавцев со своими ребятами, они бы всех нас до инфарктов довели.

Столик был в стороне от могилы Таи. Его сделали на свободном пространстве на краешке погоста, очевидно, общим, для поминок.

Мужчина и женщина из «девятки», вероятно, точно знали, куда шли. По тропинке сквозь заросли шиповника и крапивы они добрались до середины маленького деревенского погоста и свернули налево, к могиле Таи. Женщина профессиональным движением сделала несколько снимков могилы издали и вблизи. Потом они заметили группу людей за столиком поодаль и стали о чем-то бойко совещаться.

– Я узнала этих подонков. Они были на похоронах, – зло сказала Наташа. – Я изувечу их, если нас фотографировать станут!

– В соседнюю ограду зашли. Сейчас из-за памятника снимать будут. Оптика у них будь здоров! – сказал Жора. – Костя, я пойду их вышвырну!

– Вы пришли сюда, чтобы побыть с Таей. Вот и поминайте, – по-прежнему очень тихо сказал Обнаров.

Он встал из-за стола и пошел к журналистам. Разговор длился не больше полуминуты, после чего Обнаров вернулся обратно и как ни в чем не бывало сел за стол, а «желтая пресса» направилась назад, к машине.

– Во дела! – прокомментировал Журавлев. – Что ты им такое сказал?

– Попросил не снимать. Они меня поняли.

– Так просто?

– Жорик, люди намного лучше, чем о них принято думать. Только самому надо не быть дерьмом. Потому что подобное тянется к подобному. Вот и все.

Продавщице деревенского магазина было чуть-чуть за тридцать. Она была хороша собой и, очевидно, вследствие этого чрезвычайно медлительна. Ее движения были грациозны, повадка уверенной, взгляд оценивающе-пристальным. Роскошные формы и копна взбитых белокурых волос довершали образ уставшей от бесперспективного мужского внимания, живущей случайно, скучно и буднично женщины.

Бросив пакет с сахарным песком на весы, она молниеносно отбила комбинацию на калькуляторе и, выжидающе уставившись на покупателя, объявила:

– С вас три восемьсот. Еще чего-нибудь брать будете?

Обнаров окинул взглядом убогий ассортимент магазина. У него было стойкое ощущение, что что-то купить он все-таки забыл.

– Посмотрите, не спешите. Может, забыли чего, – посоветовала продавщица. – Спешить некуда. Народу, сами видите, нет.

Она покрутила между пальцами выбившийся локон, жеманно повела плечом.

– Что-то, я гляжу, вы сами сегодня за продуктами, обычно вы женщину пожилую привозите и ждете в машине.

Обнаров вспомнил, наконец, что забыл купить сигареты. Привезенный из Москвы блок закончился вчера, и несколько оставшихся в пачке сигарет он тянул, как мог.

– Еще «Манхеттен», два блока.

Продавщица с сожалением качнула головой.

– Не бывает.

– А что бывает?

Продавщица простерла руку вправо от весов.