Пещера мечты. Пещера судьбы - Владимир Мальцев

Нельзя утверждать, что спелеологи здесь оригинальны — подобные «нештатные» применения презервативов весьма распространены и многообразны. Как-то мы ради интереса попробовали их подсчитать, и получили более тридцати. Поистине, нет среди человеческих изобретений более универсального приспособления, кроме, разве что, колеса. Но более жизненно важной роли, чем в спелеологии, презерватив не играет ни в одной другой отрасли человеческой деятельности.

И не случайно всевозможные аналогии и ассоциации на презервативную тематику тоже составляют неотъемлемую часть спелеологии. Взять, к примеру, такой предмет обихода, как гидрокостюм. Учитывая, чему уподобляется спелеолог, лазая по всяким разным половым щелям, воспринять гидрокостюм иначе, чем презерватив-переросток трудно. В особенности если принять во внимание его резиновую сущность, основное предназначение и жизненную важность. В холодных мокрых пещерах человек может прожить без гидрокостюма от силы несколько часов, а зачастую в нем приходится безвылазно находиться даже сутками. Спелеолог относится к устройству и состоянию своего гидрокостюма с трепетной нежностью. Большинство даже не удовлетворяются фабричными, а строят самодельные.

Проблемы спелеологов довольно часто имеют параллели с проблемами космонавтов. Одним из главных технологических достижений в спелеологии последней четверти века, вошедшим во все туристические энциклопедии, явилось отнюдь не изобретение новой техники для вертикалей, и не новых источников света, и даже не новой подводной техники. А изобретение общедоступной методики организации гульфика у гидрокостюма. Такого, чтобы и расстегнуть было можно за разумное время, и чтобы вода не протекала. Даже если нырять придется.

Очевидно, что всякая пустая сепулька — тоже в определенном смысле презерватив. Особенно, если она — гидросепулька, то есть приспособленная для протаскивания в воде или под водой. Сходство формы, конструкции и идей просто поразительное, а титанический размер впечатляет. И особенно впечатляет тот факт, что большинство сепулек просто как в том анекдоте — заплата на заплате. А так как в лагере пустая сепулька, дабы не быть затоптанной в грязь и забазированной, надевается на ближайший сталагмит, это опять же дает прекрасную почву для трепа и шуток.

Кстати, что интересно. Практически в любом языке для обозначения презерватива имеется два слова — приличное и неприличное. Не очень понимаю, почему, но среди зарубежных спелеологов чаще используются менее приличные варианты, а среди наших они совершенно не в ходу. Вид сепулек, надетых на сталагмиты, при международных составах экспедиций всегда является поводом к обмену опытом в смысле непечатных слов и выражений. Так вот объяснить, что слово «презерватив» отнюдь не является в русском языке неприличным, бывает трудно до чрезвычайности.

Ясно, что при таком обилии живых ощущений пещеры воспитывают в человеке немного нестандартное восприятие всякого анатомического и физиологического похабства. С хорошим таким креном в полудетскую непосредственность, что и делает жизнь много приятнее. А еще — сильно ее облегчает.

О МУРМУЛЯХ И ПОГРАНИЧНИКАХ

Видишь, там сивая кобыла?

Кобылу подними-тка ты,

Да неси ее полверсты.

Выход из пещеры. Возможно, самые прекрасные сутки в экспедиции, конечно, за исключением тех случаев, когда пещера серьезно пошла и приходится со страшной силой спешить на поезд. Для того чтобы экспедиция вспоминалась годами, ее подземная часть должна прийти к некоторому логическому завершению, оставив задел на будущее, а также приблизительно сутки на послевылезальный балдеж.

Спелеологи, ставящие базовый лагерь на поверхности, совершенно лишены этого совершенно необыкновенного ощущения возврата в мир подлунный, от которого за две-три недели человек успевает отвыкнуть практически полностью. Даже если спускаться в пещеру на несколько дней с мобильными штурмовыми лагерями, нить, связывающая человека с внешним миром, не рвется. Как нельзя прочувствовать всю прелесть пещеры, сходив в нее на день большой толпой, так и нельзя ощутить всю прелесть выхода на поверхность, не пожив в пещере. Именно пожив, причем именно на стационарном лагере, оборудованном с максимально возможным комфортом и начавшем восприниматься домом.

Среди всевозможных путешественников это поразительное ощущение достается только спелеологам. Ни в море, ни даже в космосе, нет такой полной оторванности от всего привычного, и, следовательно, такой степени отвыкания от всего. Когда после недели под землей человек весь следующий месяц, проснувшись ночью, начинает, не открывая глаз, хлопать вокруг ладонью в поисках своего фонаря, а проснувшись утром, искренне удивляется яркому свету и тончайшим запахам. А привычка, докурив сигарету, положить окурок в карман вместо поисков урны, остается на годы.

Пещера — мир мягкий и малоконтрастный. Поразительно красивый, поразительно спокойный, но — совершенно лишенный острых ощущений и резких переходов. Мир, в котором действующим лицом являешься только ты. В котором не нужно искать себе место. Оно есть всегда, и ты с поразительной гармонией в этот мир вписываешься. Мир, практически ничем не похожий на нормальный, что и дает совершенно потрясающий контраст при выходе.

У многих спелеологов есть глубокое подозрение, что в основе всяких восточных сказок про пещеру Али-Бабы лежат именно ранние исследования Хашм-Ойика, достоверно известного в те времена и служившего основой для многих и многих легенд и слухов. Хоть это и недоказуемо, но, по всей видимости, так и есть. Но вот удивительно: в этих сказках прекрасно опознается реальная пещера, но ни в одной из них совершенно не пропечаталось того, что она делает с человеком — насколько она обостряет все чувства и меняет все мироощущение. А если подумать, так эта тема для фольклорного творчества и богатая, и очень мало разработанная.

Я всегда предпочитаю строить высепуливание не несколькими длинными ходками, а множеством коротких. Для того чтобы не размазать во времени момент выхода на поверхность, когда уже на последних метрах галереи со всех сторон наваливаются запахи, от которых просто дуреешь, когда от ослепительно яркого света становится больно глазам, а уши слышат шелест листвы на одиноком дереве метрах в ста от входа. А на самой поверхности встречает мягкая волна жары, причем той жары, которая не выдавливает из тела пот, а просто ласкает кожу, и заставляет немедленно снять комбез, и вообще расстаться со всей одеждой, набравшейся пота и пещерной пыли. Впрочем, природа на выдумки богата, и пару раз наверху встречала вовсе не жара, а сплошной снежный покров, что не менее забавно, особенно в пустыне.