Путешествие Хамфри Клинкера. Векфильдский священник - Тобайас Смоллет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Встревоженные тем, что не видели нас в церкви накануне, дамы задумали проведать нас и, не застав дома, явились сюда. Оливия взяла объяснения на себя и, не вдаваясь в излишние подробности, сказала:
— Наши лошади сбросили нас.
При этом известии дамы не на шутку взволновались, но, услышав, что никто из нашей семьи не получил никаких повреждений, пришли в неописуемый восторг; однако, узнав, что мы чуть не умерли со страха, чрезвычайно опечалились; когда же их заверили, что ночь мы спали превосходно, они снова были наверху блаженства. Снисхождение их к моим дочерям было безмерно. Уже в первое свое посещение изъявляли они чувства самые теплые, теперь это была пламенная дружба, и они ничего так не желали, как того, чтобы она превратилась в вечную. Леди Бларни испытывала особое влечение к Оливии, а мисс Каролине Вильгельмине Амелии Скеггс (не могу отказать себе в удовольствии приводить ее имя полностью!), видимо, больше приглянулась младшая. Гостьи разговаривали между собой, в то время как мои дочки молча восхищались их манерами и тоном. Впрочем, всякому читателю, каким бы скромным ни был его собственный удел, всегда лестно послушать великосветский разговор о лордах, знатных дамах и рыцарях подвязки{156}; поэтому я позволю себе привести заключительную часть беседы наших дам.
— Подлинно мне известно лишь одно, — вскричала мисс Скеггс, — все это либо правда, либо нет! Можете, однако, поверить, баронесса, что все общество было фраппировано — это уж точно. Милорд изменился в лице, миледи сделалось дурно, а сэр Томкин, выхватив шпагу из ножен, поклялся, что останется предан ей до последней капли крови!
— Однако, — возразила наша баронесса, — странно, что герцогиня со мной ни словечком не обмолвилась об этой истории; не думаю, чтобы у ее светлости вдруг завелись от меня секреты. Со своей стороны могу лишь сообщить — и это уж истинная правда, — что наутро герцог троекратно воззвал к своему камердинеру: «Джерниган! Джерниган! Джерниган! Дайте мне мои подвязки!»
Но я забыл упомянуть о весьма нелюбезном поведении мистера Берчелла, который во все время разговора сидел лицом к камину и после каждой фразы приговаривал: «Чушь!» — производя этим самое неприятное действие на всех нас и мешая разговору расправить крылья и воспарить под облака.
— К тому же, душенька Скеггс, — продолжала баронесса, — об этом ровно ничего не говорится в стихах доктора Бердока, которые он сочинил по этому случаю.
— Чушь.
— В самом деле, удивительно! — воскликнула мисс Скеггс. — Ведь он пишет для собственной забавы и поэтому обычно ничего не вычеркивает. Может быть, ваша честь позволит мне взглянуть на стихи?
— Чушь.
— Ах, душенька, — возразила баронесса, — неужто вы думаете, что я стану таскать их с собой? Хотя, по правде сказать, они прелестны, а уж я как-никак кое-что в этом деле смыслю. Во всяком случае, я знаю, что мне нравится, а что нет. Стишки доктора Бердока меня всегда приводили в восхищение. Ведь нынче пишут все такое низменное, ничего светского. Он да еще наша обожаемая графиня, что живет на Ганновер-сквер{157}, — единственные исключения.
— Чушь.
— Ваша честь забывают, — возразила ее собеседница, — собственные свои сочинения в «Дамском журнале»{158}. Надеюсь, их вы не назовете низменными? Но говорят, что нам предстоит лишиться творений этого пера в дальнейшем. Неужто это правда?
— Чушь.
— Что делать, душенька! — отвечала ее приятельница. — Вы же знаете, что моя компаньонка выходит замуж за капитана Роуча, а бедные глаза мои не дозволяют мне писать самой, и вот я ищу сейчас другую. Не так-то легко найти что-нибудь подходящее, к тому же тридцать фунтов в год — вознаграждение чересчур ничтожное для благовоспитанной девушки из хорошей семьи, которая умеет читать, писать и держаться в обществе; что же касается наших городских вертушек, то они несносны.
— Чушь.
— И не говорите! — воскликнула мисс Скеггс. — В этом я убедилась на опыте. Из трех компаньонок, что мне пришлось сменить за последние полгода, одна не желала, например, заниматься рукоделием и часу в день, другой, видите ли, двадцать пять гиней в год показалось мало, а третью я сама была вынуждена прогнать, так как мне показалось, что она завела шашни с моим капелланом. Ах, дорогая моя леди Бларни, за добродетель ведь ничего не жаль отдать — да где ее нынче найдешь?
— Чушь.
Жена моя прилежнейшим образом внимала всему, что говорилось: особенно сильное впечатление произвела на нее последняя часть разговора. Тридцать фунтов и двадцать пять гиней в год составляют ровнехонько пятьдесят шесть фунтов пять шиллингов; и потом деньги эти, можно сказать, так прямо лежат на дороге — кому надо, тот и бери! Так почему бы им в самом деле не попасть к нам? Она вперила в меня пытливый взор, стараясь проникнуть в мои мысли, я же, сказать по правде, и сам был того мнения, что две эти вакансии так и глядели на моих дочерей. К тому же, если молодой помещик подлинно питал серьезное чувство к моей старшей дочке, то здесь для нее открывалась возможность наилучшим образом подготовиться к ожидавшему ее новому положению в обществе.
И вот жена, чтобы нам не пришлось себя упрекать впоследствии в том, что мы в решительную минуту сплоховали и упустили такой прекрасный случай, собралась с духом и выступила от имени всей семьи:
— Прошу прощения за свою смелость, сударыни! — воскликнула она. — Мы, конечно, не имеем ни малейшего права рассчитывать на такое счастье, но вместе с тем вы поймете родительское сердце — какая мать не думает о том, чтобы вывести своих детей в люди? Что же касается моих дочерей, то скажу прямо: образование они получили изрядное и природой, слава богу, не обижены. Во всяком случае, в наших краях лучше их не найдете никого: читают, пишут, расходы подсчитывают, владеют иглой в совершенстве, вышивают и гладью и крестиком, всякое рукоделье знают, кайму вам обошьют и фестончиками и кружевом, оборки плоить умеют, в музыке толк понимают, могут белье скроить; кроме того, старшая силуэты вырезает из бумаги, младшая премило гадает на картах…
— Чушь.
Выслушав красноречивую эту тираду, гостьи погрузились на несколько минут в молчанье; взгляды, которыми они обменялись между собой, выражали важность и колебание. Наконец мисс Каролина Вильгельмина Амелия Скеггс соблаговолила заметить, что, по ее мнению и насколько можно судить на основании столь непродолжительного знакомства, наши девицы и в самом деле, быть может, им бы подошли.
— Впрочем, в делах такого рода, сударыня, — обратилась она к моей супруге, — необходимо прежде всего навести самые тщательные справки и как можно короче узнать друг друга. Не подумайте, сударыня, — прибавила она тут же, — чтобы я имела малейшее сомнение в добродетели, благоразумии и скромности ваших дочерей, но подобные дела необходимо вести по всей форме, сударыня, да, да, по всей форме!
— Чушь.
Жена от души одобрила такую осмотрительность, говоря, что всю жизнь она сама отличалась чрезвычайной щепетильностью; впрочем, она предложила им запросить мнение соседей о наших дочерях. Это предложение баронесса отклонила, сказав, что с нее будет вполне достаточно рекомендации ее кузена Торнхилла, и теперь все наши надежды мы возложили на него.
Глава XII
Судьба словно нарочно подвергает семейство векфильдского священника новым унижениям; иная обида хуже горя
Возвратившись домой, мы посвятили остаток вечера составлению стратегического плана, с помощью которого нам предстояло одержать окончательную победу. Дебора в своих рассуждениях о том, которой из двух ее дочерей досталось лучшее место и которой из них суждено вращаться в более изысканном обществе, проявила немало тонкости. Теперь все дело было за рекомендацией помещика. Впрочем, мы уже столько видели от него знаков дружеского расположения, что с этой стороны не ждали никаких трудностей. Даже после того как мы все легли, жена никак не хотела угомониться.
— А что, Чарльз, между нами говоря, сегодняшний день прошел не напрасно!
— Пожалуй! — отвечал я, несколько потерявшись.
— «Пожалуй»?! Только и всего? — воскликнула она. — А я так очень довольна! Вот увидишь — девочки завяжут ценнейшие знакомства в столице. И если я в чем уверена, так это в том, что нигде, ни в одном городе мира нет такого богатого выбора женихов, как в Лондоне. К тому же, дружок, ты знаешь, каждый божий день на свете приключаются диковинные вещи. А если знатные дамы так очарованы моими дочерьми, что же скажут знатные джентльмены, когда познакомятся с ними! Entre nous[85] я должна тебе сказать, мне чрезвычайно нравится леди Бларни — такая любезная, право! Впрочем, я всей душой полюбила и мисс Каролину Вильгельмину Амелию Скеггс. А все-таки неплохо я их на слове поймала, когда они заговорили о том, что ищут компаньонок! Признайся, дружок, что я для наших девочек постаралась на славу!
