Научиться быть ведьмой - Ольга Обская

— Это не подстава, — попытался оправдаться Валентин. — Это, можно сказать, благотворительность. Всего одно желание прекрасной дамы.

— Ну, хорошо, — англичанин сделал вид, что уговоры профессора подействовали и он смягчился, — тогда, может, вы нас познакомите?

— Конечно, — обрадовался Валентин. Он был доволен, что мистер Твин согласился так быстро. Хотя, в общем-то, профессор не сомневался, что англичанин пойдёт навстречу. Куда ж ему деваться, ведь Бубен-то у Валентина.

— Преподаватель нашего Университета, Кускужакова Алтыной Онааковна, — представил подругу профессор, продолжая сканировать фонариком спортзал.

Луч света, наконец, добрался до дальнего угла помещения, и англичанин, решив, что время эффектного появления пришло, вынырнул из-под снаряда прямиком на освещённый участок.

— Мой партнёр, мистер…

— Генри? — голос Алтыной, за два слога перешедший с недоумённого шёпота в отчаянный возглас, перебил Валентина.

Профессор с удивлением посмотрел на подругу. Темнота помещения и несколько толстых слоёв грима не смогли скрыть багровых пятен, которыми в мгновение покрылось её лицо.

— Аля, ты его знаешь?

— Да, — с трудом шевеля губами, ответила Алтыной. — Это страшный человек.

— Тогда уходим, — быстро оценив новые обстоятельства, решительно заявил Валентин.

Алтыной развернула коляску в сторону выхода.

— Аля, постой. — Раздалось из дальнего угла спортзала.

Профессор не узнал голоса мистера Твина. В нём было столько бархата и нежности, и одновременно акцент стал гораздо заметнее.

— Ненавижу! — сквозь зубы процедила Алтыной. Её коляска замедлила скорость. Видимо, сильные эмоции мешали управлять механизмом.

У Валентина мелькнула догадка, откуда подруга знает англичанина. Он наклонился к её уху:

— Это он? Тот мерзавец, из-за которого ты…

— Да, — выдохнула она.

Её тело била крупная дрожь. Руки не слушались. Коляска совсем остановилась.

— Идём, — настойчиво произнёс Валентин, подталкивая коляску к выходу.

— Аля, дай мне пару минут. Позволь всё объяснить, — слова англичанина были пропитаны отчаянием и болью. — Прошу. Умоляю.

Валентин только ускорил шаг, продолжая катить коляску к выходу.

— Пойми, это всё ради тебя, — фраза была закончена с оттенком безысходности. Казалось, мистер Твин смирился с тем, что не будет выслушан.

Уже на выходе из спортзала Алтыной и Валентина догнал отчаянный крик:

— Нет, любимая, нет! Не уходи, прошу!

Дрожащей рукой Кускужакова отстранила профессора и снова взяла управление механизмом на себя.

— Валентин, послушай, дай мне минутку.

— Ты уверена?

— Да. Хочу проверить, сможет ли негодяй смотреть мне в глаза после того, что сделал.

Профессор вышел из спортзала и деликатно прикрыл дверь.

Через пару секунд англичанин уже был возле Алтыной. Опустился перед ней на корточки и взял её руку в свою.

— Любимая, я так долго мечтал об этом дне, — страстно прошептал он.

Такой родной бархат голоса заставил сердце на секунду замереть. Кускужакова с досадой больше на себя, чем на англичанина одёрнула руку. Она тоже мечтала когда-нибудь встретить своего бывшего жениха-предателя. Но она представляла себе встречу по-другому. Алтыной надеялась, что когда это произойдёт, она будет на своих двоих. Она презрительно посмотрит на Генри и плюнет ему в лицо. Но вот она сидит в ненавистной инвалидной коляске и вместо презрения ощущает совсем другие чувства.

Англичанин вновь поймал руку Алтыной и прикоснулся к ней губами:

— Любимая…

— Как ты смеешь называть меня так после того, что произошло?! — с возмущением выкрикнула Кускужакова. Ей не хватило сил снова выдернуть руку. Прикосновение губ Генри лишили её воли.

— Ты не знаешь, как я страдал, — горячо прошептал англичанин. Его губы продолжали нежно касаться тыльной стороны ладони. — Хотел наложить на себя руки…

— И правильно бы сделал, — фыркнула Алтыной.

— … но потом понял, что этим только усилю твои страдания. А я больше всего на свете желал, чтобы ты была счастлива.

— Как можно быть счастливой, если ты — калека?! — Кускужакова со всей силы саданула по коляске.

— Знаю, милая, знаю. Твоя идеальная красота заслуживает совсем другой оправы, чем это уродливое кресло. Поэтому я посвятил эти годы поиску средства вылечить тебя.

— Но почему ты исчез из моей жизни? — голос Алтыной превратился в прерывистый шёпот. Она уже не столько обвиняла, сколько отчаянно надеялась понять. Прикосновения Генри сводили её с ума. Она так соскучилась по этим волнующим сумасшедшим чувствам, которые испытывала рядом с ним.

— Если б ты знала, любимая, как я мечтал видеться с тобой! Иметь возможность хотя бы прикоснуться к тебе! Но я не мог показываться тебе на глаза, пока не вылечу тебя. Я знал, как горько было бы тебе предстать передо мной в таком виде.

Это было правдой. Боже! Как Генри тонко чувствовал Алтыной. Она закрыла глаза, тонула в обволакивающем бархате голоса, лёгком акценте, который всегда заводил её.

— Надежды на врачей не было — они расписались в собственной беспомощности, — продолжил англичанин. — Но я знал одно средство, которое поможет — Бубен. И я нашёл его. Сегодня, наконец-то, должно было свершиться то, ради чего я жил эти три года. Сегодня ты должна была навсегда расстаться со своей инвалидной коляской. И вот тогда я бы пришёл к тебе. К тебе красивой и здоровой, чтобы мы наконец-то могли быть счастливы. Я не знал, что Валентин возьмёт тебя с собой. Он немного опередил события. Но так даже лучше. Мы вместе переживём этот сладкий миг, когда ты станешь здоровой. И ещё твоё присутствие поможет сделать использование Бубна более безопасным.

— Не лги мне, Генри, — с мольбой в голосе проронила Алтыной.

— Что толку мне лгать, если ты умеешь сканировать энергетику людей, их намерения? Разве ты не видишь, что самое пылкое и единственное моё желание — вылечить тебя.

Нет. Она не видела. Генри был единственным человеком, рядом с которым она лишилась своего дара. Он единственный вызывал такую бурю чувств, что собственное ментальное поле, плотным коконом опоясывающее Алтыной, не давало возможности почувствовать ничего другого.

Хотя стоп! Один раз ей всё же удалось считать его намерения. Когда она сканировала ручку, которую Валентин стащил у Генри, Алтыной не знала, что та принадлежит бывшему жениху, поэтому посторонних эмоций не испытывала. И тогда она почувствовала чистоту намерений, почувствовала, насколько искреннее и глубокое чувство испытывает владелец ручки к своей возлюбленной. Почувствовала, что он живёт только ради того, чтобы сделать её счастливой. Готов даже пожертвовать жизнью, лишь бы спасти её. Выходит, Генри не лжёт! Каждое его слово — правда! Господи! А она ещё мучает его своим недоверием?! Не зря сканирование показало, что возлюбленная владельца ручки не испытывает ответных чувств. Так и есть! Алтыной себя любит больше, чем его. Её не заботило, как он жил эти три года. Она думала только о себе. Ей было всё равно, что с ним. А он страдал! Страдал, но не бездействовал. Искал способ вылечить её. Вот настоящая любовь! Самопожертвование и доверие. И Генри заслужил ответное чувство.

Алтыной прижала его голову к своим коленям и провела рукой по волосам.

— Генри! Я так скучала эти годы! — слёзы полились из её глаз. Она расслабилась, дала волю чувствам. — Ты не представляешь, как я скучала! Не представляешь, как страдала! Как ждала тебя!

— Любимая, всё позади! Не плачь! Теперь мы всегда будем вместе! Будем счастливы. Ты поможешь мне сегодня?

— Конечно!

Конечно, она поможет! Любовь — это полное доверие и самопожертвование. Алтыной сделает всё, о чём Генри попросит её.

— Ты должна мне подсказать, какой из двух Бубнов настоящий, а какой сцеплённая копия. Ты ведь сможешь это понять, если считаешь намерения Валентина?

— Смогу. Только зачем нам это? Как только желание Валентина будет исполнено, мы и так поймём.

— Нет, дорогая. Нельзя позволить, чтобы желание Валентина исполнилось. Надо, чтобы Бубен оказался у нас раньше.

— Но, почему?

— Не все желания так невинны, как твоё, моя радость. Подумай, что хорошего, если Валентин станет отцом на старости лет? Сколько времени он сможет насладиться этим отцовством? Максимум пять-десять лет, а то и меньше. А что потом будет с ребёнком? Соглашаясь сделать профессора счастливым, мы тем самым соглашаемся сделать другого человека, невинного малыша, несчастным.

— Да, ты прав, — кивнула Алтыной.

— Сейчас ты попросишь Валентина вернуться. Расскажешь, что просканировала мои намерения и больше во мне не сомневаешься. Я попрошу профессора показать мне Бубны перед тем, как начать операцию. Как только артефакты окажутся у меня в руках, скажешь мне только одно слово: справа или слева, чтобы я понял в какой руке настоящий Бубен. А дальше я всё сделаю сам.