Сердце степи - Ася Иолич

- Нуун… Праздник же, - упрекнула её Тинхэн. - Не злись...

Камайя подтянула к себе расшитое по краям покрывало и уставилась в перстень с прозрачным камнем. Она нашла его в сундуке, что прислал Аслэг, когда закончились подарки в том, что принесли после ночи в вонючей комнате Бутрыма. Она тогда искала награду для Вирсат, но Вирсат получила монеты. Не то чтобы подарки Аслэга были слишком изящны, чтобы дарить их слугам… Хотя нет. Они были слишком изящны. Камайя пару раз ещё открывала сундук, но больше там не шарила, потому что не смогла устоять перед искушением надеть перстень: камень был прекрасен. Но принимать подарки она больше не будет. Нет. И перстень придётся снять и оставить тут, неважно, чем всё закончится. Перстень, плащ и Дамал. Нет, Дамал она заберёт.

- Госпожа, Сэгил спит, - сказала Тулым. - Я узнала у улсум Туруд. Она говорит, что попробует пристроить её в гарем господина Нады. Почему ты не хочешь оставить её у себя, госпожа?

- Улсум Туруд проявила милосердие? - Камайя подняла бровь. - Что же ты ей сказала?

- О… Это не я. Там какая-то склока… Господин Аслэг… - Она понизила голос, и Камайя поманила её к уху. - Господин Аслэг очень сильно зол на брата… Всех выгнали с этажа.

Камайя внимательно глядела на её лицо, потом скользнула взглядом по переплетениям вышитых стеблей на покрывале. Лютует. На его собственность покусились!

- Улсум была напугана, что вскроется, как они тебя почти проглядели. Поэтому легко согласилась. Она другим занята… Госпожа, ты не хочешь поесть? Ты бледная. Не обедала.

- Нет. Нет. Потом поем.

Белые чистые листы тетради заканчивались. Крошка грифеля пачкала пальцы, а пальцы - светлую когда-то деревянную оправу. Слов больше не было, только тесные штрихи и отрывисто касающиеся взгляда линии, спрятанные в обложке, будто между двух загорелых ладоней. Линии выходили неверными, а штрихи - бледными, Камайя захлопнула эти ладони и, оглянувшись, сунула в свой тайник.

Иймэт тихо смеялась: к ней пришла наложница Нады и принесла засахаренную дыню, их тихая весёлая беседа перемежалась плеском воды, в которой они омывали липкие от сахара пальцы.

- Госпожа не желает нарядиться? - спросила Тулым, поглядывая на них поверх вышивки.

- Меня не звали танцевать. Я не буду танцевать сегодня. Какой мне смысл наряжаться?

- Ну, так веселее…

Веселее будет, когда она сядет на корабль в Орте и высадится в Димае, а потом, проехав Арнай с востока на запад, окажется в своём доме у моря. Веселее будет, когда ей больше не придётся изображать страсть и преданность, надевать маски беспокойства и внимания, глядя на этого длинноволосого степняка, который считает её имуществом. Почему он до сих пор ей верит? Все её маски насквозь фальшивы! Хотя мужчины зачастую слепы и тупы в этих делах. Верят в то, во что хотят верить.

Тулым прислушалась к звукам снаружи и улыбнулась.

- Пир начался. Слышишь музыкантов? Потом у девушек спрошу, как оно прошло, и расскажу. Да?

Камайя кивнула. Какая разница? Очередное непотребное возлияние под музыку, бессмысленное по своей сути. «Напои соседа прежде, чем свалишься пьяным сам».

Шершавая войлочная стена шатра скрывала за собой прочные деревянные рейки. Если долго, долго ковырять ногтем свалянную шерсть, можно добраться до этой основы.

- Я надеюсь, в наступающем году порадую господина счастливой новостью, - сказала Нуун, подсевшая к Иймэт и её гостье. - Только…

Они перешли на шёпот, и Камайя вздрогнула. Мурашки опять пробежали по коже, и страх сковал грудь. Что же она натворила с утра?! Она рискует всем! Своей жизнью!

Мааныл наигрывала какую-то весёлую, неторопливую напевную мелодию, и девушки, звеня браслетами и тихо смеясь, танцевали. Танец был тяжёлым, как бёдра Тинхэн, в нём не было полёта, он был вязким и густым, как запах масел для притираний, и неторопливым, но чувственным. Камайя повернулась на другой бок и смотрела, как они танцуют, а потом снова едят сладости.

- Госпожа… - Дверь открылась, и в шатёр зашла Десмаат. Родинка на кончике её носа опять поймала взгляд Камайи. - Господин просил передать…

Керме лежал на протянутой ладони Камайи, и запах его отзывался в каждом биении сердца. Она подняла глаза на служанку. Господин ошибся. Это фальшь. Он верит в то, во что хотел верить, но это ложь. От начала и до конца.

Она встала и подошла к Нуун, оправляя серый халат. Взгляд Нуун был тяжёлым, как намокший меховой плащ, и настороженным, как вспугнутая птица.

- Я знаю, что это значит. Господин зовёт тебя, Нуун, - сказала она, протягивая ей керме. - Передай ему это.

Она отвернулась под непонимающее восклицание Десмаат и Вирсат и уселась на свою постель, натягивая покрывало до подбородка. Надо придумать что-то. Руан писал, что на этот риск придётся пойти, но она не может. Это сломает её жизнь, её планы, это разрушит всё! Она не может рисковать жизнью, даже ради дома. Её жизнь превыше всего.

Тинхэн и Иймэт смотрели на неё с ужасом. Камайя прислонилась к стене. Перед глазами стоял восторг в глазах Нуун, которая шла за Десмаат, и обе оглядывались на Камайю.

Мааныл подняла смычок и начала было играть снова, но девушки остановили её.

- Он звал тебя, - наконец сказала Тинхэн. - Камайя, зачем ты сделала это?

- Он звал не меня. Он звал девушку,