Имя мне — Легион - Роджер Желязны

Неизвестное насекомое, которое жужжало где-то позади меня, внезапно умолкает. Секундой позже я слышу хруст ветки у себя за спиной. Моя рука сжимает посох.

— Не надо, — говорит кто-то сзади.

Я поворачиваю голову. Он стоит в восьми или десяти футах от меня, мужчина в черном, правая рука в кармане пиджака. Кажется, что у него в кармане есть еще что-то, кроме этой руки.

Я убираю руку с посоха, и он приближается. Носком ботинка он отбрасывает мой посох подальше. Затем вынимает руку из кармана, оставляя там то, что держал. Он медленно движется вокруг костра, поглядывая на меня, усаживается на камень и опускает руки между коленями. Потом спрашивает:

— Мари?

Я не отзываюсь на свое имя, но смотрю на него. Свет меча Кокузо из сна вспыхивает в моем сознании, и я слышу, как бог называет его имя, только не совсем правильно.

— Котузов!

Мужчина в черном улыбается, показывая, что вместо зубов, которые я выбила очень давно, сейчас стоит аккуратный протез.

— Вначале я был совсем не уверен, что это вы.

Пластическая операция убрала по крайней мере десяток лет с его лица вместе со многими морщинами и шрамами. Изменились также глаза и щеки. Даже нос стал меньше. Он стал выглядеть гораздо лучше с тех пор, как мы с ним виделись.

— Вода кипит, — говорит он. — Не предложите ли мне чашку чая?

— Конечно, — отвечаю я и тянусь за рюкзаком, где у меня есть запасная чашка.

— Спокойно.

— Конечно.

Я отыскиваю чашку, готовлю чай и разливаю его.

— Нет, не передавайте мне чашку, — говорит он и берет ее с того места, где я ее наполнила.

Я подавляю желание улыбнуться.

— Нет ли у вас куска сахара?

— Увы, нет.

Он вздыхает и лезет в другой карман, откуда вытаскивает маленькую фляжку.

— Водка? В чай?

— Не будьте глупой. Мои вкусы изменились. Это турецкий ликер, удивительно сладкий. Не хотите ли немного?

— Дайте мне понюхать его.

Запах сладости определенно присутствует.

— Прекрасно, — говорю я, и он добавляет ликер в чай.

Мы пробуем. Неплохо.

— Как давно все это было? — спрашивает он.

— Четырнадцать лет тому назад — почти пятнадцать. В конце восьмидесятых.

— Да.

Он трет подбородок.

— Я слышал, что вы уже отошли от дел.

— Вы слышали правду. Это было примерно через год после нашего последнего столкновения.

— Турция, да. Вы вышли замуж за человека из вашей шифровальной группы.

Я киваю.

— Вы овдовели тремя или четырьмя годами позже. Дочь родилась после смерти мужа. Вернулись в Штаты. Поселились в деревне. Вот все, что я знаю.

— Это и есть все.

Он отхлебывает чай.

— Почему вы вернулись сюда?

— Личные причины. Частично сентиментальные.

— Под чужим именем?

— Да. Это касается семьи моего мужа. Я не хочу, чтобы они знали, что я здесь.

— Интересно. Вы считаете, что они так же тщательно следят за приезжающими, как и мы?

— Я не знала, что вы следите за приезжающими.

— Сейчас мы это делаем.

— Я не знаю, что здесь происходит.

Раздался раскат грома. Упало несколько капель.

— Я хотел бы верить, что вы действительно удалились от дел.

— У меня нет причин опять возвращаться к этому. Я получила небольшое наследство, достаточное для меня и моей дочери.

Он кивнул:

— Если бы у меня было такое положение, я не сидел бы в поле. Скорее я был бы дома, читал бы или играл в шашки, ел и пил вовремя. Но вам следует признаться, ваше пребывание здесь, когда решается судьба нескольких стран, не очень похоже на чистую случайность.

Я отрицательно покачала головой:

— Я очень многого не знаю.

— Нефтяная конференция в Осаке. Она начинается через две недели, в среду. Вероятно, вы собираетесь посетить Осаку примерно в это время?

— Я не собираюсь ехать в Осаку.

— Тогда связь. Кто-то оттуда может встретиться с вами, простой туристкой, в какой-либо точке вашего путешествия и…

— Боже мой! Вы повсюду видите секретность, Борис? Я сейчас забочусь только о своих проблемах и посещаю те места, которые имеют значение для меня. Конференция к ним не относится.

— Хорошо. — Он допил чай и отставил чашку в сторону. — Вы знаете, нам известно, что вы здесь. Одно слово японским властям о том, что вы путешествуете по чужим документам, и вас вышвырнут отсюда. Это было бы самым простым. Никакого вреда, и все живы. Только это омрачило бы вашу поездку, если вы действительно находитесь здесь как простая туристка…

Грязные мысли пронеслись в моем мозгу, как только я поняла, куда он клонит, и я знаю, что они еще более грязны, чем его. Я этому научилась у одной старой женщины, с которой работала и которая не выглядела как старая женщина.

Я допила чай и подняла глаза. Он улыбался.

— Я приготовлю еще чаю, — сказала я.

Верхняя пуговка на моей блузке расстегивается, когда я отворачиваюсь от него. Затем я наклоняюсь вперед и глубоко вздыхаю.

— Вы могли бы не сообщать властям обо мне?

— Я мог бы. Я думаю, что вы, скорее всего, говорите правду. А даже если нет, вы бы теперь не стали рисковать, перевозя что-то.

— Я действительно хочу завершить эту поездку, — говорю я, посматривая на него. — Будет жаль, если меня вышлют.

Он берет меня за руку.

— Я рад, что вы сказали это, Марьюшка. Я одинок, а вы еще привлекательная женщина.

— Вы так думаете?

— Я всегда думал так, даже когда вы выбили мне зубы.

— Простите меня. Так получилось.

Его рука поднимается на мое плечо.

— Конечно. В конце концов, протез выглядит лучше, чем настоящие.

Он садится рядом со мной.

— Я мечтал об этом много раз, — говорит он, расстегивая последние пуговицы моей блузки и развязывая мой пояс.

Он нежно гладит мой живот. Это не вызывает у меня неприятных ощущений. Это продолжается довольно долго.

Вскоре мы полностью раздеты. Он медлит, и, когда он готов, я раздвигаю ноги. Все в порядке, Борис. Я расставила ловушку, и ты попался. Я даже чувствую себя немного виноватой. Ты более благороден, чем я думала. Я дышу глубоко и медленно. Я концентрирую свое внимание на моей «хара» и на его, в нескольких дюймах от меня. Я чувствую наши силы, похожие на сон и теплые, движущиеся. Вскоре я привожу его к завершению. Он ощущает это лишь как удовольствие, может быть, более опустошающее, чем обычно. Хотя, когда все кончается…

— Ты сказала, что у тебя есть затруднения? — спрашивает он в том мужском великодушии, которое обычно забывается через несколько минут. — Если я могу что-нибудь сделать, у меня есть несколько свободных дней. Ты мне нравишься, Марьюшка.