Паутина из шрамов - Энтони Кидис

Я выписался из клиники «Воздействие» и был полностью восстановлен. Я выздоровел и был настроен довольно оптимистично и счастливо относительно моей жизни и группы. Линди подписал нас на летний тур, поэтому моей целью было приведение себя в нужную для концертов форму. Одним воскресным утром той весной я ехал на мотоцикле на моё любимое собрание, которое проходило в беседке в парке на пересечении Третьего проспекта и улицы Гарднер. Я ехал на приличной скорости, потому что мне это нравилось, у меня никогда не было неудач на моём мотоцикле. Я изучил дорожные условия, проверил места возможных пересечений дороги и предположил, что машины могут в неподходящий момент выехать с побочных дорого или стоянок. Я всегда был на чеку и подготавливал себя к таким случаям.

Всё это было в моих мыслях в то время, когда я летел по Гарднер, узкому переулку с машинами, припаркованными по обеим сторонам дороги. Буквально в мгновение какая-то машина выехала со стоянки и начала делать поворот на сто восемьдесят градусов, фактически пересекая всю улицу. Обычно всегда есть запасной вариант, даже если он предполагает выезд на тротуар, но тогда не было никакого выхода; этот идиот заблокировал всю улицу, и было абсолютно некуда свернуть. Я использовал оба тормоза, но машина была слишком близко. Столкновение было таким быстрым и сильным, настолько, что мотоцикл проткнул машину. Я слетел с него и упал прямо туда, где водительская дверь соединялась с салоном машины.

Удивительно, что я врезался в машину, совершил кувырок вперёд и приземлился на ноги по другую сторону от машины. Я сохранил равновесие и продолжил бежать, я подумал, что случилось чудо, со мной было всё в порядке. Так я думал до того момента, когда посмотрел на свою руку — это больше не была рука. Кисть была вбита в предплечье, тогда оно у меня было огромное и выпуклое, а кисти не было вообще.

«О, Боже, — подумал я, — Это на самом деле выглядит не так, как нужно».

Не останавливаясь, чтобы рассмотреть, насколько тяжёлым было моё ранение, я без стука вбежал в ближайший дом. Я сделал пару шагов в гостиную, думая, что сейчас схвачу телефон и позвоню в скорую помощь, но тогда изначальный болевой шок прошёл, и самая худшая боль в моей жизни встряхнула моё тело. Не было времени звать на помощь, я развернулся и побежал обратно на улицу, там я остановил машину, в которых, как оказалось, ехали две женщины, которых я знал. Они ехали на то же собрание, что и я.

Водитель машины, в которую я врезался, хотел выяснить информацию о страховке, но я проигнорировал его и прыгнул на заднее сиденье. Мы мигом приехали в госпиталь «Синайские Кедры». Позднее я узнал, что в кисти больше нервных клеток, чем в любой другой части тела, это и объясняло острую боль, но в тот момент я чувствовал, будто мою руку погрузили в бутылку с горячей лавой. Я был уверен в том, что уже никогда не верну себе руку.

Через пять минут я уже был в госпитале, и меня отвезли в отделение срочной хирургии. Надежда была только на удачу и удивительного специалиста по рукам доктора Кулбера. Но сначала нужно было подготовить меня к операции, что предполагало введение мне большой дозы морфина. Я ничего не почувствовал. Я повернулся к медсестре и сказал:

— К сожалению, спустя целую жизнь неправильного поведения, я выработал очень высокий уровень сопротивления веществам, которые содержат наркотики. Вам, вероятно, нужно продолжить и смело дать мне двойную дозу морфина.

Ещё один укол. Ничего. Это нисколько не уменьшило боль. Этот процесс всё продолжался и продолжался. В итоге, они дали мне семь доз морфина, и только после этого я почувствовал некоторое облегчение.

Боль ушла, и медсёстры начали казаться мне очень привлекательными. Следующий факт, который я помню, это то, что моя рука была на юбке медсестры, а я флиртовал с женщиной врачом. Я был долбаным пациентом из ада, который принял большую дозу морфина, чем кто-либо другой за всю историю госпиталя.

Доктору Кулберу понадобилось пять часов, чтобы реконструировать мою руку из этой расплющенной массы костей и ткани. После нескольких дней в госпитале на меня надели специальный гипс, который закрывал всю мою руку до плеча. Только когда я вернулся домой, я осознал, насколько мы зависимы от наших рук. Даже такая обычная вещь, как подтереться, становится проблемой. Мне пришлось тренировать свою левую руку, чтобы делать ей то, что никогда не делал. Я не мог писать, не мог открыть дверь или окно; одеться и завязать шнурки было практически невозможно. По какой-то причине всё это на самом деле не очень расстраивало меня. Я ненавидел то, что мне некомфортно спать, я не мог терпеть мучительную боль, но я знал, что скоро снова смогу пользоваться своей рукой. Так начались многие, многие месяцы терапии для моей руки. Мне повезло, что я нашёл доктора Дорза, специалиста из Бербанка, чья практика заключалась в восстановлении рук. У него был уникальный способ проведения терапии. Вас отводили в комнату с двадцатью другими людьми, у которых были серьёзные травмы рук, и все помогали друг другу. Когда ты видишь людей с худшими травмами, чем твоя, ты благодаришь Бога и решаешь, что справишься с этим. Лечение заняло девять месяцев, но я восстановил большую часть силы этой травмированной руки. Нам пришлось отменить выступления в Аляске и на Гавайах, из-за моего несчастного случая, но потом позвонил Линди и спросил, могли ли мы сыграть на фестивале у горы Фудзияма в конце июля. Мы были хедлайнерами и должны были заработать много денег за один этот концерт, а мы не работали весь тот год. К тому времени мой гипс был снят до локтя, и я понял, что с перевязанной рукой вполне смогу играть. Была только она загвоздка. Когда мы въехали в отель, мы узнали, что огромный тайфун идёт прямо на нас с юга. Предполагалось, что он придёт в нашу местность как раз в то время, когда мы будем на сцене. Утром перед нашим концертом начались дожди. Но у склонов этой горы было восемьдесят тысяч японцев, поэтому мы не имели права не играть. Начали выступать группы, открывавшие концерт, и всё время мы следили за прогнозами погоды, которые наперебой твердили, что здоровяк подходит всё ближе и ближе.

Наконец, пришло время играть. Мы посмотрели на зрителей, все были насквозь промокшими и продрогли до косточек. Уносили людей с приступами гипотермии. Но никто не уходил добровольно. Поэтому мы начали играть, там был небольшой навес, но недостаточный для того, чтобы защитить сцену от дождя с ветром, который был повсюду. Энергия этой бури заводила каждого из нас, и мы начали свой сет. Чед выдавал мощный бит, и Дэйв был готов вступить. За последнее время это был первый раз, когда я был чист несколько месяцев подряд, поэтому я чувствовал себя великолепно. Чем сильнее мы играли, тем сильнее становился ветер. Я помню, как в один момент находился в передней части сцены у микрофона, и ветер был настолько мощным, что я наклонился по направлению к нему, и он меня держал. Потом порывы ветра стали ещё сильнее, и всё начало слетать со сцены. Оборудование всё ещё работало, и мы продолжали играть до тех пор, пока не сверкнула молния. Мы сыграли около восьми песен нашего выступления и к тому времени выполнили свои договорные и моральные обязательства, поэтому мы спасли наши жизни.