Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2 - Валерий Гитин

К тому же Александр Третий был страстным коллекционером произведений искусства, да и сам был не чужд творчеству, очень сносно музицируя, а на тромбоне играя ничуть не хуже любого профессионала.

КСТАТИ:

«Вдохновение — это такая девка, которую всегда изнасиловать можно».

Михаил Ломоносов

И еще одно… Случилось так, что некая мразь, когда-то учившаяся в юридическом училище вместе с великим Петром Чайковским (1840—1893 гг.), а ныне служившая в канцелярии императора, вдруг обнаружила письмо на высочайшее имя от некоего барона, который жаловался на то, что композитор Чайковский совращает его сына, склоняя к половой близости.

Канцелярист возьми да вынеси эту жалобу на суд чести выпускников юридического училища, объяснив свое рвение тем, что «таким образом пытается смыть пятно со всего дворянского сословия». Малопочтенные судьи вынесли такой вердикт: либо огласка и публичное расследование, либо добровольный уход из жизни.

Чайковский как истинный невольник чести выбрал второе… Говорят, что Его Величество Александр III, узнав об этом, воскликнул со слезами: «Экая беда! Баронов у нас хоть завались, а Чайковский один!»

И это при его принципах. Нет, плохой человек так не скажет.

КСТАТИ:

«Заговори, чтобы я тебя увидел».

Сократ

И последний в этом периоде Истории российский император — Николай Второй (1868—1918 гг.), сын Александра Третьего.

Сложно, очень сложно назвать какой-либо исторический персонаж, хотя бы отдаленно напоминающий его своим величественным трагизмом, который, вступив в соприкосновение с реалиями и подлинной сутью окружающего мира, трансформировался в особую программу, которой суждено было наложить свой отпечаток на весь период с 1918 по 2001 год (по меньшей мере).

Уинстон Черчилль (1874—1965 гг.) высказался о нем так: «Он не был ни великим полководцем, ни великим монархом. Он был только верным, простым человеком средних способностей, доброжелательного характера, опиравшегося в своей жизни на веру в Бога».

Вот эта искренняя, истовая вера, с одной стороны, служила ему опорой, с другой — она сыграла роль ложного маяка, превратив этого безусловно достойного и самодостаточного человека в то, что криминалисты называют «жертвой-провокатором».

Но все это будет потом, в той полужизни, которая начнется в феврале 1917 года, а пока…

Пока он — юный наследник российского престола, хорошо воспитанный, отлично владеющий английским, немецким, французским и датским языками (последний был родным языком его матери), вежливый, корректный и обаятельный.

Единственно чего ему недоставало — (скорее всего), это харизматичности. Он, конечно же, не побоялся бы выйти, как его прадед Николай Первый, на Сенатскую площадь в том памятном декабре, но едва ли он смог бы так скомандовать: «На колени!», чтобы полк мятежников мгновенно бухнулся бы на снег.

Он проходил воинскую службу в разных родах войск, чтобы иметь четкое представление о вооруженных силах, Верховным главнокомандующим которых ему предстояло быть в сане монарха. Он провел два лагерных сбора в пехотном полку, а еще два — в гусарском, получая очередные звания и в 1892 году став полковником. В этом звании он оставался до конца дней.

Когда ему исполнилось двадцать лет, он влюбился в одну молодую еврейку, которая — нужно отдать ей должное — была в неведении относительно социального положения своего возлюбленного, но зато император Александр Третий очень недолго оставался в неведении относительно похождений цесаревича. Узнав об этом романе, он приказал петербургскому градоначальнику фон Валю «в 24 минуты» выслать из столицы еврейку вместе со всеми ее родственниками. Но когда градоначальник со своими помощниками явился на квартиру к «этой особе», там оказался Николай, который заявил, что эта молодая особа — его невеста, и только переступив через его труп… Тем не менее приказ императора был выполнен в точности и весьма оперативно.

Следующим его увлечением была юная балерина, впоследствии звезда мирового балета Матильда (Мария) Кшесинская (1872—1971 гг.), но поистине глубоким и постоянным было чувство Николая к своей супруге Александре Федоровне (1872—1918 гг.), герцогине Гессен-Дармштадской, которую звали Алиса-Виктория-Елена-Луиза-Беатриса. Она была внучкой английской королевы Виктории. Во всех отношениях прекрасный выбор, если бы не одно обстоятельство, на которое обязаны были бы обратить более серьезное внимание родственники жениха: в роду Алисы была тяжелейшая наследственная болезнь, называемая гемофилией, что означает несвертываемость крови. Этой болезнью страдал весь ее род по мужской линии, и выглядит просто странным то, что рассудительный Александр III не помешал этому браку, понадеявшись на русское «авось». А ведь очередной наследник русского престола страдал гемофилией…

Н. Рушева. Испанский танец

Николай Второй начал править страной с 1894 года. Он с самого начала своего царствования взял курс на экономическую и социальную модернизацию страны, которая довольно скоро начала восприниматься окружающим миром как самодостаточный и уважаемый партнер. При Николае было введено золотое обращение рубля, начала реализовываться столыпинская аграрная реформа, изданы законы о страховании рабочих, о веротерпимости, о всеобщем начальном образовании и т.д.

Но вот когда вспыхнула так называемая революция 1905 года, он, как оказалось, не был внутренне готов действовать адекватно возникшим обстоятельствам. Русский философ Г.Д. Федотов дал очень точное определение образа Николая II: «Православный романтик».

Он во многом напоминал своего деда Александра Второго, донкихотством которого воспользовались революционные «бесы» (по Достоевскому) 70-х годов XIX столетия. А вот его «православным романтизмом» воспользовались бесы новой формации, воспользовались дерзко, нагло, не сомневаясь в том, что он, Николай, не отступит от христианских норм, но ведь такое безусловное следование догмам и есть величайшее поощрение бесовщины.

Полиция ведь была хорошо осведомлена о готовящейся на 9 января 1905 года демонстрации, и наивными были бы надежды на ее сугубо мирный исход, так зачем же было поддаваться на провокацию и сделать именно то, чего так ждали бесы, — открыть огонь по демонстрантам, когда можно было гарантированно избежать этого; ликвидировав в ночь с 8 на 9 января всех режиссеров этого жуткого спектакля, после которого один из самых гуманных и честных в мировой Истории монархов получил прозвище «Кровавый». Как же можно было допустить подобное?

Думается, что убийство Столыпина тоже является результатом какой-то ущербной, неадекватной реалиям бытия деятельности тех, кто обязан быть надежным щитом порядка и законной власти. А ведь останься Столыпин в живых, кто знает, случилась бы трагедия 1917 года…

Когда я смотрю кинохронику 1913 года, запечатлевшую пышное празднование 300-летия дома Романовых, меня неизменно охватывает тоскливое чувство бессилия, примерно такое же, какое возникает при просмотре фильма «Гамлет», когда так хочется предупредить героя об отравленном клинке Лаэрта. Или предупредить троянцев о том, что нельзя ни в коем случае затаскивать в город этого чертова коня, начиненного вражеским десантом, что права Кассандра… Увы…

КСТАТИ:

«Люди готовы, чтобы немного развлечься, послушать философов, как они слушали бы скрипача или фигляра. Но чтобы поступать так, как советует разумный человек, — никогда. Когда бы ни приходилось делать выбор между разумным и безумцем, человечество всегда без колебаний шло за безумцем. Ибо безумец обращается к самой сущности человека — к его страсти и инстинктам. Философы же обращаются к внешнему и второстепенному — рассудку».

Хаксли

Заметки на полях скрижалей

Хроника каждой эпохи изобилует сообщениями, не имевшими объективной ценности: то, что для одного читателя будет переворачивающим душу наизнанку откровением или хотя бы достойным внимания фактом, для другого окажется совершенно тривиальной информацией, только засоряющей содержание и без того сумбурного изложения.

КСТАТИ:

«Как живо не интересуйся политикой, вряд ли найдется чтение скучнее и утомительнее, нежели договоры между государями».

Люк де Клапье де Вовенарг

Договоры между государями не только скучны, а еще и феноменально лживы, так что чтение их попросту бессмысленно.

Бессмысленно также анализировать причины многочисленных войн, которыми так густо насыщена История. Эти причины настолько примитивны и низменны, что никакой иной реакции, кроме жгучего стыда за принадлежность к так называемому человеческому сообществу, вызывать у элементарно нормального человека никак не могут. Взять хотя бы наполеоновские войны, с которых начался XIX век. Захват чужих территорий, ограбление их, навязывание статуса оккупированных областей ранее независимым государствам. Мотив: безмерная алчность, патологическое властолюбие и трусливое желание затеряться в случае чего в толпе своих сателлитов.