Игра - Бренда Джойс

Джулия остановила свою игривую лошадку рядом с ним. Безупречность ее лица нарушали только два ярких пятна на щеках. Когда ее глаза остановились на нем, они словно вспыхнули. Он вдруг подумал о том, целовали ли ее когда-нибудь, но сразу же постарался отбросить эту мысль.

— Сэр Джон, — неуверенно произнесла она, еще больше зардевшись.

— Вы заехали повидать мою жену? — спросил он, словно не слыша ее. Он намеренно старался казаться грубым, желая, чтобы она уехала.

— Да. — Она отвела глаза.

— Она в холле. Я уверен, что она будет рада поговорить с вами.

Джулия с потерянным видом уставилась в землю. Хоук почувствовал себя мужланом. Он поклонился.

— Простите мне мои манеры, — чопорно сказал он. — Мы провели в пути несколько дней и очень устали.

— Мне не надо было приезжать, — сказала Джулия. Она подобрала поводья и стала поворачивать лошадь. Прежде чем Хоук успел сообразить, что делает, он схватился за узду кобылки одной рукой, а другой сжал колено Джулии.

Она застыла, широко раскрыв глаза.

Хоук тоже окаменел. Их взгляды на мгновение встретились.

Хоук сделал глубокий вдох. Что за мальчишеское поведение! Он выдавил из себя подобие улыбки.

— Пожалуйста, сойдите с лошади, леди Стретклайд. Катарине сейчас очень нужен друг.

Джулия, казалось, целую вечность смотрела на него, потом соскользнула на землю. Хоук поддержал ее, говоря себе, что делает это вовсе не потому, что ему нравится к ней прикасаться.

— Как себя чувствует Катарина?

— Лучше, чем можно было бы ожидать, — ворчливо сказал он, не в силах отвести взгляда от ее глаз. Следующие ее слова потрясли его.

— А вы, сэр Джон? Что вы чувствуете?

Он уставился на нее, зная, что она спрашивает не о его здоровье. Внезапно ему захотелось излить ей, шестнадцатилетней девочке, всю свою боль, всю потребность в сочувствии. Она глядела на него огромными синими глазами так, словно ей ничего больше не требовалось, как только утешить его. Но он наверняка только вообразил ее озабоченность, ее симпатию, ее сочувствие. Он неуклюже сказал:

— Со мной все в порядке. — Ложь. — И я рад, что Катарина вернулась. — Еще одна ложь. Видит Бог, он вовсе не был рад.

Ее глаза раскрылись шире, маленькое личико напряглось, и она бодро улыбнулась.

— Я тоже рада, что Катарина вернулась, — прошептала она, улыбаясь еще усерднее. Ее голос дрожал. — Теперь она сможет в декабре присутствовать на моем венчании с лордом Хантом.

Хоук отдернулся, как от удара. На мгновение он лишился дара речи.

— Вы выходите замуж за Саймона Ханта? — Ему представился толстый виконт, накрывший Джулию своим телом, осыпающий ее слюнявыми поцелуями.

Джулия отвернулась, открывая его взгляду свой потрясающе правильный и ставший вдруг совершенно невыразительным профиль.

— Да.

Хоука захлестнула обжигающая волна ревности.

Они больше не разговаривали. Стараясь не глядеть на нее, он провел ее в дом. Но он невольно все представлял ее в объятиях Саймона Ханта, женой Саймона Ханта.

В летнее время Елизавета предпочитала жить в Уайтхолле, и с ранним наступлением весны она перевела сюда свой двор. За окнами растущие вдоль Темзы деревья выпустили почки, и нарциссы уже распустились. Елизавета расхаживала по своей приемной. Настало время покончить с проблемой, которая неотвязно, словно саваном, окутывала ее мысли.

Она повернулась к собравшимся, к тем, кого она пригласила, чтобы помочь ей принять решение, которое вполне могло оказаться ужасно болезненным, — к ее кузену Тому Батлеру, к графу Лечестеру и к Уильяму Сесилу. Без всякого предварительного вступления она сказала:

— Я должна предать О'Нила суду или помиловать его. Я не могу допустить, чтобы он сгинул в казематах Тауэра.

Все заговорили одновременно, возбужденно предлагая свое решение этого противоречивого вопроса. Ормонд явно не допускал даже мысли о помиловании, но Лечестер вдруг стал возражать против суда, за который выступал до сих пор. Сесил не издал ни звука. Елизавета окриком вынудила мужчин замолчать.

— Почему я не должна его освободить, раз он заявляет, что может захватить Фитцмориса?

Ормонд не верил своим ушам.

— Неужели вы полагаете, что ему можно доверять? Королева взглянула на своего кузена.

— Если он доставит мне Фитцмориса, то заслужит наше прощение.

Ормонд вышел из себя.

— Он не сделает этого! Он лжет и скрывает свои истинные намерения. Ведь он союзник паписта! И вы еще ему верите, Бет? Вы позволяете ему обмануть себя его приятными манерами и его мужественностью!

Елизавета побледнела. А вдруг Том прав? Ей не хотелось думать об этом. Неважно, как часто она размышляла о том, что Лэм О'Нил должен быть повешен, но сердце ее всегда бунтовало против этого.

Ормонд не в силах был остановиться:

— Не забывайте, что он сын Шона О'Нила. Не могу понять, как вы могли не вспомнить об этом, когда узнали, что моя сестра забеременела от Лэма. Не так много лет назад, Бет, ко двору прибыла Мэри Стенли, которую обрюхатил Шон О'Нил! Какая ирония! Сын Мэри поступил с Катариной так же, как его отец с его матерью! Доверять О'Нилу — просто сумасшествие.

— Вы обвиняете О'Нила в насилии, Ормонд? — небрежно спросил Лечестер. — Я говорю это неохотно, но когда я в последний раз видел Катарину, я не заметил в ней особой ненависти к пирату.

Ормонд не успел ответить, потому что Елизавета подскочила к Лечестеру.

— И когда же это было, Роберт? Лечестер удивленно посмотрел на нее.

— Что именно, Бет?

Елизавета не стала повторять вопроса. До нее дошли слухи о странном свидании, состоявшемся неделю назад в королевском саду в Ричмонде. Свидание в полуночный час. Свидетель готов был поклясться, что женщина была Катариной. Шпион не увидел лица мужчины, но сообщил, что он был смуглым, широкоплечим и очень высоким. Елизавета уставилась на Дадли, задаваясь вопросом, изменил ли он ей с Катариной Фитцджеральд. От одной этой мысли ее начало трясти. Разве мало того, что эта потаскушка опутала О'Нила? Неужели недостаточно было отослать ее в изгнание в Корнуэлл?

Лечестер заговорил, словно его и не прерывали:

— Если О'Нил может схватить Фитцмориса, его следует освободить.

Елизавета наморщила лоб.

— Вы запели другую песню, Роберт. Ведь совсем недавно вы советовали мне побыстрее отдать его под суд и повесить.

Лечестер улыбнулся.

— Мы не можем позволить себе продолжение этой ирландской войны. Фитцморис — чересчур способный лидер. Если О'Нил может его свалить, то лучше отпустить его, чем повесить. Никто другой не в состоянии захватить паписта, и вы это знаете, Бет.

Елизавета холодно взглянула на него. Она была уверена, что он что-то устраивает за ее спиной. Дадли изменил свое мнение чересчур быстро и защищал его чересчур упорно. Теперь он выступал за освобождение пирата. Тут не обошлось без этой девицы. Елизавета это чувствовала, как чувствовала и то, что недостаточно удалить ее от двора, чтобы у Лечестера пропала охота овладеть ею. В голове Елизаветы мелькнула мысль, что она могла бы повесить Катарину за измену вместе с ее любовником.