Том 6. Лорд Эмсворт и другие - Пэлем Вудхауз

— А, Майра! — сказал он. — Почему ты так одета?

— Еду в Лондон. Что вам привезти?

— Да ничего, кроме табака. А зачем ты едешь?

— Папа дал чек, чтобы я себе что-нибудь купила.

— Очень великодушно. Однако ты не радуешься.

— Чему тут радоваться? Все так запуталось.

— Распутается.

— Ах, если бы!

— На мой взгляд, перспективы прекрасные.

— Скажите Биллу, он совсем скис.

— В моральном упадке?

— Да. Знаете, как бывает, когда ждешь: вот-вот все рухнет.

— Так, так… Он — в напряжении.

— Именно. Он не понимает, почему леди Констанс молчит.

— Ему хочется с ней поболтать?

— А как вы думаете? Он все сказал лорду Эмсворту, лорд Эмсворт—ей…

— Не обязательно. Мог забыть.

— Такую важную вещь?

— Для него нет предела, особенно когда он думает о свинье.

— Что там со свиньей? Она прекрасно выглядела.

— Со свиньей то, что герцог ее забрал.

— Как?

— Очень длинная история. Позже расскажу. На какой ты поезд?

— Десять тридцать пять. Я хотела, чтобы Билл со мной поехал. Мы бы поженились.

— Очень здравая мысль. А он хочет?

— Нет. У него угрызения. Он сказал, что мы обидим Арчи. Лорд Икенхем вздохнул.

— Опять угрызения! Так и лезут, так и лезут… Пусть не беспокоится, Арчи обручен с Миллисент Ригби.

— А со мной?

— С вами обеими. Это неудобно.

— Почему же он мне не скажет?

— Хочет получить у герцога тысячу фунтов, на луковый суп. Примерно как у тебя — порвешь с ним, а Джимми увезет в Америку. До сегодняшнего утра положение было щекотливое.

— А что сегодня случилось?

— Герцог откуда-то взял, что твой отец разорился и ему, то есть герцогу, придется содержать всю семью. Это настолько ему претит, что он пошел выписать для тебя чек. Подкупает.

— Меня??

— Чтобы ты не подала в суд. Бери чек, передай Арчи, пусть немедленно берет деньги. У герцога есть неприятная привычка опротестовывать чеки. Если все успеешь, вполне возможно, что Билл поедет с тобой и завтра вы поженитесь, хорошо договорившись о том, какую вы избрали регистратуру.

Майра издала глубокий вздох.

— Дядя Фред, это все вы? — спросила она. Лорд Икенхем удивился.

— Я? В каком смысле?

— Это вы сказали герцогу, что папа банкрот? Лорд Икенхем поразмыслил.

— Вполне возможно, — признал он, — что неосторожное слово ввело его в заблуждение. Да, вспоминаю, что-то я такое говорил. Что поделаешь, сладость и свет! Я думал, всем будет лучше, кроме герцога, естественно.

— О, дядя Фред!

— Ну, ну, ну, дорогая!

— Я поцелую вас.

— Пожалуйста. А теперь скажи, можно справиться с этими угрызениями?

— Еще как!

— Знаешь, по-моему, Билл не должен задерживаться в замке. Никогда не затягивай визита! Пусть оставит леди Констанс любезную записку. Передай через Биджа, он присмотрит. Что ты смеешься?

— Скорее хихикаю. Я представила, как леди Констанс ее читает.

— Жестоко, но простительно. Да, она не обрадуется. Со сладостью и светом всегда много хлопот. На всех не хватает, что поделаешь!..

Предположив, что после аудиенций герцогу, Майре, Скунмейкеру и Арчи Гилпину он обретет одиночество, столь необходимое, когда перевариваешь завтрак, лорд Икенхем ошибся. На сей раз дремоту нарушил не голос ангела, а что-то вроде звука, который издала бы немолодая овца, наделенная даром речи. Только один из его знакомых блеял именно так, и потому он не удивился, когда приподнялся в гамаке и увидел лорда Эмсворта. Девятый граф клонился долу, словно какой-то злодей извлек из него позвоночник.

Примирившись с тем, что ему суждена судьба французского монарха, принимавшего посетителей, как только он встал с постели, лорд Икенхем не выказал раздражения, напротив — приветливо улыбнулся и сказал, что погода — хорошая.

— Солнце вот, — пояснил он, показывая вверх. Лорд Эмсворт поглядел на солнце и кивнул.

— Я вам что-то принес.

— Это хорошо. Люблю подарки. А что именно?

— Простите, забыл.

— Жаль.

— Я вспомню.

— Жду с нетерпением.

— И что-то хотел сказать.

— Не забыли?

— Нет, помню. Знаете, Икенхем, я решил купить у Данстабла Императрицу. Он очень много просит. Три тысячи.

Лорда Икенхема было трудно удивить, но он просто охнул.

— Три тысячи? За свинью?

— За Императрицу, — почтительно уточнил лорд Эмсворт.

— Дайте ему в зубы!

— Нет, я заплачу за нее сколько угодно. Я без нее не могу. Вот, иду к ней.

— Кто за ней ухаживает без Бурбона?

— А, я его взял обратно, — сказал лорд Эмсворт. — Что поделаешь! Императрице нужен хороший постоянный уход, а ни один свинарь ее так не понимает. Конечно, я с ним поговорил. Знаете, что он ответил?

Лорд Икенхем кивнул.

— Да, эти сыны природы не слишком осторожны в выражениях. Доходят до шекспировских высот. Как он вас назвал?

— Он меня не называл.

— Что же вас поразило?

— То, что он сказал. Он сказал, что эту Лаванду подкупил Данстабл. Она на него работает. Я в жизни так не удивлялся! Как вы думаете, открыть ему, что я все знаю?

— Не надо, — отвечал лорд Икенхем, — цены не сбавит. Будет стоять насмерть. На что вы сошлетесь? На слово вашего Бурбона, а оно не очень убедительно. Мне лично он нравится, я охотно с ним беседую, но слову его — не поверил бы. На этот раз, против обыкновения, он не солгал. Ну и что? Мы с вами знаем, что Данстабл пройдет десять миль по снегу, чтобы забрать два пенса у голодного сироты. Вот если бы он написал какое-нибудь письмо, со всеми планами…

— О! — сказал лорд Эмсворт.

— Э? — сказал лорд Икенхем.

— Вспомнил, — сказал лорд Эмсворт, роясь в кармане. — Письмо. Его принесли мне. Ну, я пойду к Императрице. А вы? Пойдете со мной?

— Я? А… да, да. Нет, спасибо, — говорил Икенхем рассеянно, так как распечатал письмо и взглянул на подпись. Писала ему Лаванда Бриггз.

XII

Дверь будуара распахнулась, и что-то большое, в очках вылетело из нее с такой скоростью, что Бидж, проходивший мимо, чудом избежал столкновения.

— У-у-ух! — сказал мистер Скунмейкер, ибо это был он. — Простите.

— Это вы простите, сэр, — сказал Бидж, исполнивший pas seul.[128]

— Нет, нет, вы, — сказал Скунмейкер.

— Хорошо, сэр, — сказал Бидж.

Лунообразное лицо дворецкого озарилось бы удивлением, если бы дворецкме имели право его выражать. Еще утром Бидж подумал, что американский гость бледноват и подавлен, словно у него болит голова, но сейчас он явно выздоровел. Глаза, которые недавно напоминали залежавшихся устриц, просто сияли, щеки — пылали. Тут подошло бы слово «светозарный», если бы Бидж его знал; но когда-то он слышал от лорда Икенхема выражение «как начищенный» и смело применил его к миллионеру.

— О, Бидж! — сказал тот.

— Сэр? — откликнулся Бидж.

— Какая погода!

— Прекрасная, сэр.

— Вы не видели лорда Икенхема?

— Только что он входил в комнату мисс Бриггз. В бывшую комнату, сэр. Ее уже нет с нами.

— Нет? Умерла?

— Уволена, сэр.

— А, вон что! Выгнали? Где ж ее комната?

— В конце коридора, сэр, на следующем этаже. Проводить вас?

— Нет, не надо. Сам найду. О, Бидж!

— Сэр?

Мистер Скунмейкер сунул ему в руку бумажку и убежал, подскакивая, словно ягненок-экстраверт в весеннее время.

Бидж взглянул на бумажку и, поскольку рядом никого не было, позволил себе охнуть. Он увидел десять фунтов, третий щедрый дар за эти часы. Сперва мисс Скунмейкер дала ему записку для миледи, а к ней — пять фунтов. Потом, видимо — прощаясь, столько же дал мистер Мериуээер. Все это было удивительно, хотя и приятно.

Тем временем мистер Скунмейкер, едва касаясь паркета, прибыл в бывшую комнату Лаванды Бриггз, увидел лорда Икенхема и немедленно воскликнул:

— О, Фредди! Ты здесь.

— Да, я здесь. Присаживайся.

— Не могу. Можно, я похожу по комнате? Я хочу, чтобы ты узнал все первым. Помнишь, я говорил, что, если бы леди Констанс вышла за меня замуж, я был бы самым счастливым человеком?

— Как же, помню.

— Вот, я им стал.

Лорд Икенхем удивился не меньше дворецкого. Он предполагал, что понадобится кропотливый, медленный труд. Однако, без сомнений, что-то превратило робкого кролика в блистательного победителя, с которым не постеснялся бы обменяться опытом Дон Жуан. Причина могла быть только одна.

— Джимми, ты опять пил «Царицу мая»!

— Нет!!!

— Ты уверен?

— Конечно!

— Это хорошо, не стоит пить ее с утра. Однако предложение ты сделал, ответ — успешный. Как же ты справился со своими страхами?

— Мне не пришлось ни с чем справляться. Когда я увидел, что она горько плачет, страхи куда-то исчезли. Я бросился к ней…