Динка - Валентина Осеева

Она быстрыми шагами пробежала по коридору, заглянула в кухню. Динка, увидев ее, закрыла лицо руками и разразилась громким плачем.

— Динка! Голубка моя! Послушай… — Марина опустилась на пол и, пробуя разнять ее руки, умоляюще зашептала: — Послушай, послушай меня…

— Нет! Нет! Я буду ждать! Я не поеду! — со слезами кричала Динка.

— Кулеша! — в отчаянии позвала мать. Но входная дверь стремительно хлопнула, и в коридор влетел Ленька:

— Макака!..

— Леня! Ленечка! — радостно вскрикнула Мышка.

— Леня! Леня! — подхватила Алина. Динка рванулась к двери, стул с грохотом покатился за ней. Ленька, запыхавшись, остановился на пороге:

— Макака!

Динка, подпрыгнув на одной ноге, с плачем повисла у него на шее.

Марина растерянно смотрела на опрокинутый стул и затянутую в несколько узлов веревку на Динкиной ноге.

— Ах, боже мой… — простонала она. — Леня! Скорей, отвяжи ее и сажай на извозчика! Выходите! Вот Мышка… Алина, мы едем! — закричала она, выбегая в коридор.

Ленька достал из кармана ножик и, разрезав веревку, хмуро спросил:

— Кто тебя?..

— Сама… я сама… чтоб не увезли… — всхлипывая, ответила Динка.

— Пошли! Пошли! — кричал со двора Кулеша. Ленька схватил за руку Динку.

— Пойдем, Мыша… — ласково сказал он, кивая головой Мышке.

— Я не Мыша, а Мышка, — кротко улыбаясь, поправила его девочка. Динка громко засмеялась.

— «Мыша, Мыша»! — передразнила она, подталкивая сестру.

— Леня, чего она… — пожаловалась Мышка, отмахиваясь от приставшей к ней Динки.

— Макака, не балуй! На вот тебе… — Ленька сунул девочке сверток с сапожками. — Иди, иди! Потом поглядишь! Как в поезд погрузимся, так и поглядишь!

Динка, подпрыгивая, побежала вперед. Ленька усадил обеих девочек на извозчика и вернулся. Увидев ослабевшую от слез Алину, он тихо сказал:

— Ишь как наревелась! Держись вот за меня. Пойдем! — и, осторожно взяв ее за плечи, повел к извозчику. За ними вышла Марина. Кулеша и Никич заперли двери. Дворник взял ключи.

— Подождите! Я забыла сумочку! — крикнула вдруг Марина.

— Ну вот! Все не слава богу… — заворчал Никич, пропуская ее в дом.

Ленька, усадив девочек, стоял около извозчика.

— Я поеду на облучке. Извозчик, подвиньтесь! — сказала вдруг Динка.

— Это неприлично! — напала на нее Алина. — И потом, ты изомнешь свой плащ. Сестры заспорили.

— Хватит вам! Вон мать идет! Макака, сядь на свое место. А ты, Алина, молчи! Помни себя! — строго сказал Ленька, стаскивая Динку с облучка.

Обе замолчали. Но через минуту Алина снова сделала замечание, на этот раз Мышке.

— Да замолчи ты!.. Что тебе, больше всех надо? — с укором сказал Ленька.

Алина пожала плечами и отвернулась.

— Ну, тогда распоряжайся сам, — неуверенно сказала она.

— Поохали, поехали! — подходя к извозчику и усаживаясь рядом с детьми, сказала Марина. — Леня, садись с Никичем и Кулешей!

— Нет… — рванулась было Динка, но мальчик погрозил ей пальцем и побежал к другому извозчику. По дороге Кулеша сказал:

— Привет тебе, Леня, от Степана!

— Он вышел? — обрадовался Ленька.

— Конечно. Держали, держали, но улик-то ведь нет! Улики все в бубликах спрятались! — весело подмигнув мальчику, сострил Кулеша.

Оба расхохотались. А Никич озабоченно сказал:

— Смех смехом, а вот не опоздать бы к поезду!.. — Не опоздаем! — сказал Кулеша. — Я все часы перевел на двадцать минут вперед. Это совершенно необходимо, когда едут женщины и дети!

На вокзал приехали к первому звонку. Суетились. Наскоро забрасывали в купе картонки, чемоданы. Марина, открыв окно, давала последние наставления Никичу:

— Скажите Лине и Малайке, что как только мы устроимся, то сейчас же выпишем их к себе. Скажите Олегу, чтоб не беспокоился. Я напишу ему…

Никич стоял на перроне и махал рукой детям. Кулеша делал какие-то гримасы Динке; девочка смеялась.

Наконец поезд двинулся. Марина прислонилась к окну и закрыла глаза.

— Не тревожьте ее… — тихо сказал девочкам Ленька.

Глава восемьдесят шестая

БРАТ И СЫН

За окном стояла черная осенняя ночь. В купе слабо мерцал фонарь, внутри его коптила и оплывала свеча. Утомленные сборами и волнениями, дети крепко спали. Динку и Мышку уложили внизу на одну полку, против них лежала Марина. Алина устроилась на верхней полке, Ленька тоже взобрался наверх. Но мальчику не спалось… Непривычно и громко стучали колеса, лязгало и скрежетало под вагоном железо, неожиданные толчки замедляли ход поезда.

«Не смазали колеса, видать… — думал мальчик и, опустив голову, смотрел вниз, на спящих детей. — Не разбудили бы, а то опять матери забота… — Он очень жалел Марину: — Беда ей с девчонками! Ревут как белужки. То одна, то другая… Но я их отучу матери нервы портить…»

Динка уже сообщила мальчику, что «мама ждала его до последней минуты и со всеми спорила и даже на Алину не обращала внимания…».

Ленька был глубоко тронут и, приглядываясь в сумерках к усталому лицу Марины, тревожился.

Марина не спала… Утомительные сборы, боязнь опоздать на поезд, слезы Алины и отчаяние Динки отняли у нее последние силы. Нервы Марины не выдержали, и, уложив детей, она долго стояла у окна. Плечи ее вздрагивали, слезы неудержимо бежали по лицу… Ленька лег последним. С тревогой поглядывая на Марину, он не решался залезть на свою полку.

— Ложись, Леня, — не оборачиваясь, сказала она.

Мальчик лег; Марина оторвалась от окна и, оглядев спящих детей, тоже легла. Но в темноте Ленька видел, как зажатый в руке беленький комочек непрерывно прижимается к ее лицу. Сквозь шум колес ему даже слышались тихие горькие всхлипы…

«Плачет… Замучилась…» — с глубоким сочувствием подумал Ленька и, отвернувшись к стене, закрыл глаза.

Сердце его было спокойно за Макаку. Он вспомнил, как радовалась девочка его подарку, как в узком купе отплясывала она в своих красных сапожках.

«Как раз по ноге пришлись. Ловко ей в них бегать-то…» — удовлетворенно подумал Ленька. Но сквозь эти мысли о себе, о Макаке, о красных сапожках он все время прислушивался, спит ли Марина. Но она не спала, и Ленька не выдержал… Стараясь не разбудить детей и повиснув на одной руке, он бесшумно спрыгнул вниз.

Марина, увидев его, поспешно вытерла глаза.

— Ты хочешь выйти, Леня? — шепотом спросила она, приподнимаясь на локте.

— Нет, — так же тихо прошептал Ленька и, несмело подойдя к ее постели, опустился на корточки. — Я так встал… Поглядел и встал… Только что ж плакать? Теперь будем имеете с ими валандаться… — кивая на спящих детей, протоптал он.

Марину не удивило это слово «валандаться», горло ее сжалось от нахлынувших слез, и, обхватив шею Леньки, она неожиданно для себя тихо пожаловалась:

— Трудно мне, Леня. Так трудно бывает…

— Как не трудно! Одной-то… Только теперь я буду… Они ко мне живо привыкнут… — боясь пошевелиться, сказал Ленька.

Марина еще крепче обняла его:

— Леня, я так рада тебе потому… что ты как сын… Ты будешь мне сыном, Леня?

Ленька, растроганный и смущенный, улыбнулся в темноте.

— Ну что ж… Я еще никому сыном не был, а здесь буду. Я вас всех жалею…

Алина свесила голову с полки и тревожно спросила:

— Мамочка, кто с тобой?

— Спи, спи… Это Леня, — поспешно ответила ей мать.

— А когда же, мама… Может быть, встать? — снова спросила Алина.

— Нет-нет! Мы еще недалеко отъехали. Спи, еще рано, — успокоила ее мать.

Ленька, вслушиваясь в эти загадочные слова, полез на полку.

«Ждут чего-то…» — удивленно подумал он.

Глава восемьдесят седьмая

«ПАПА, Я НЕ УСПЕЛА ИСПРАВИТЬСЯ!»

Но Алина все-таки встала. За ней поднялись и другие дети: Динка, сонно хлопая глазами, натягивала свои сапожки; Мышка попросила пить; Ленька опять слез со своей полки.

Алина, отдернув занавеску, поглядела в окно… Поезд пробегал мимо лесов и полей. В поле был туман, за деревьями мутно и серо вставал рассвет… Младшие дети тоже потянулись к окну.

— Лень, — шептала Динка, — мы уже далеко заехали? Мы уже никогда не вернемся на наш утес.

— Вернемся еще, — сказал Ленька и посмотрел на Марину.

Черное шелковое платье с высоким воротником оттеняло ее бледное лицо, но она спала крепко и спокойно. Мышка и Алина, сидя па полке, вытащили свои книги.

— Не видать ничего… — сказал Ленька. — Пошто глаза портите?

— Леня! — робко сказала Алина. — Ты много слов говоришь неправильно. Ты не обидишься, если я буду поправлять тебя?

— За науку не обижаются, — улыбнулся Ленька.

— И потом, он теперь наш брат, он не будет обижаться, — тихо сказала Мышка.

— Ну да! Он не всехний брат, а только мой? — ревниво загораживая Леньку, заявила Динка.